Дмитрий Стародубцев - Семь колодцев
22
Примерно через неделю после посещения в компании Веры грузинского ресторана мне захотелось выпить.
Была пятница, я возвращался с работы. На дорогах была обычная гнусность последнего рабочего дня недели: весь центр Москвы превратился в одну сплошную пробку. Этакое месиво из затравленно рычащих машин, управляемых одуревшими водителями, готовыми после нескольких тяжелейших часов, проведенных в пробке, на любой отчаянный шаг. Гаишники, по обыкновению, попрятались. Я рвался вон из этого зловонного мегаполиса, где, казалось, сам воздух пропитан ненасытной жаждой наживы и взаимной лютой ненавистью. Выезжал на встречную полосу, проскакивал на красный сигнал светофора…
Отвратительно было на душе, да и неприятностей, которые сыпались на меня со всех сторон, с лихвой хватило бы на десятерых бравых новых русских. Я еще подумал о том, что надо наконец нанять охрану, а то добром это все не кончится. Ведь я дожил до того, что с опаской входил в собственный подъезд, настороженно косился на темные углы, готов был в любую секунду вступить в схватку с поджидающим меня наемным убийцей. По телевизору каждый день показывали трупы бизнесменов, расстрелянных киллерами у подъезда или у дверей собственной квартиры. Рыдающие жены, напуганные маленькие дети, в одночасье лишившиеся отца. Я смотрел по всем телевизионным каналам эти жуткие репортажи и радовался, что у меня нет семьи и некому будет горевать, если со мной что-нибудь случится.
В спортивный клуб, который я посещал два-три раза в неделю, ехать не хотелось. Не то настроение. Да и не прорваться.
Я не стал, как обычно, оставлять свой джип у подъезда, на небольшой охраняемой стоянке, а отогнал его в подземный гараж, где у меня было собственное место. И позвонил Вовочке.
Вовочка еще ни разу не был в моей новой квартире. С ней я возился, по меньшей мере, три года, три года выпало из моей светлой и единственной жизни, и под конец уже ничего не хотелось. Довольно долго я искал подходящий вариант, перезнакомившись с половиной московских риэлтеров, затем оформлял сделки купли-продажи, далее собирал при помощи своих помощников тонны документов. Помимо прочего мне потребовалось разрешение на объединение шести квартир, а еще разрешение на перепланировку, которое удалось сделать только благодаря звонку из мэрии. Потом еще полтора года я занимался ремонтом и покупкой мебели.
Последнее время мы с Вовочкой общались нечасто, примерно раз в полгода. Я был все время занят, выпивал редко, к тому же у меня появилось в последние годы много новых друзей, совершенно иной категории. А Вовочка давно бросил работу и целыми днями трескал с дружками ханку. То и дело попадал в милицию, где ему регулярно отбивали почки и все время пытались завербовать. Однажды он отсутствовал в моем поле зрения целый год — с его слов, жил в глухой деревне у родни (наверное, прятался от кредиторов), пил чистейший самогон и дрался у сельского клуба на осиновых колах деревня на деревню. Причем в этих стычках выступал наемным бойцом: кто больше нальет, за тех и сражается. Он знал, что я переехал на новую хату, и при случае всегда старался напроситься в гости. Но я пригласил его сюда в первый раз.
Он робко вошел, прикрыл за собой тяжелую бронированную дверь, обшитую красным деревом, и с любопытством огляделся.
— Вот это да! Прямо дворец шейха!
И действительно, он оказался внутри просторных хором, зашитых в зеленый мрамор. Колонны с капителью, статуи, лепнина, китайские вазы в человеческий рост, персидские ковры, изящная мебель. Мягкий зеленоватый свет и удивительная тишина. Впрочем, еле слышно играла музыка, что-то из классики.
С его стоптанных ботинок грязь стекала прямо на холеный глянец плитки. Заметив это, он побелел от ужаса и вскочил на коврик у порога.
— Ничего страшного, — сказал я, — раздевайся, проходи.
Он снял ботинки, оставив их на коврике, скинул тонкую замызганную курточку и, не смея претендовать на вешалку и на место в шкафу, бросил ее поверх ботинок. Правильно решил. Не могу же я эту заразу повесить в шкаф, рядом со своими великолепными шмотками.
Я критически оглядел старого друга. Он был одет по-приколу, в какие-то бесформенные обноски, и к тому же ужасно вонял. Под мышками зияли окружности от выступившего пота. Я с трудом преодолел отвращение.
— Ну ты прямо бомжара настоящий!
— Что поделать! — Вовочка виновато пожал плечами. — Жизнь тяжелая…
— Подожди-ка!
Я сходил в ванную комнату, взял первый попавшийся флакон туалетной воды, вернулся и густо побрызгал своего гостя. Он заблагоухал сладкими ароматами, повел носом и изобразил на лице почти неземное блаженство:
— Райский запах!
— Теперь проходи!
Я показывал ему квартиру, а он, не переставая, охал и ахал. Такое ему доводилось видеть только в кино. Прихожая сама собой переходит в огромную гостиную с домашним кинотеатром, картинами, диванами, столиками и букетами живых цветов. Зимний сад в пальмах, где журчат фонтанчики. Столовая, заставленная почти музейной мебелью…
Мы поднялись по лестнице на второй уровень, и его глазам открылась спальная комната с размашистой кроватью и зеркалом на потолке. Тут же ванная комната и в ней джакузи, напоминающая маленький бассейн. Дальше по коридору тренажерный зал, набитый оборудованием.
Вовочка был в шоке.
— Ё! Обосраться — не встать! — только и выдавил он.
Мы вернулись в гостиную. Прежде чем предложить другу располагаться, как дома, я прикрыл диван старой простыней, которую нашел в кладовке. Он тут же со смехом вспомнил, как в седьмом классе нас возили в музей-усадьбу Ясная Поляна, где все стулья и диваны были обернуты светло-серыми чехлами. Я тоже вспомнил об этой поездке, и мы немного похохмили.
Вскоре на журнальном столике появился французский коньяк пятилетней выдержки в пузатой матовой бутылке, дольки лимона на блюдечке и тонкие бутерброды с сыром и ветчиной, нарезанные специальной машинкой.
— Ну, за школьную дружбу! — сказал я, поднимая бокал.
— За дружбу, бля! — согласился Вовочка.
Мы выпили: я — в два-три глотка, нежно смакуя, мой гость — залпом и скривившись.
— Ну как?
— Ох… охерительно!
— Слушай, что у тебя со словарным запасом? Из зоопарка, что ли? Давай в моей квартире не выражаться. Будем учиться великому и могучему! Ну, так как коньячок?
Вовочка задумался.
— М-м, о… охренительно!
— Опять ты за свое!
— Ни фига: хрен — литературное слово!
— Да, но не в этом значении…
Сначала Вовочка стеснялся, продолжая глазеть по сторонам, но вскоре освоился, и вот уже мы взахлеб вспоминаем доброе старое время и, прежде всего, школку.
— А помнишь, как тогда в походе? — смеялся я. — Когда ты мне морду набил?
— Конечно, помню! Из-за Светки…
— Признайся, теперь-то уж все равно. Ты ее любил тогда? Или просто перед ребятами выпендривался?
— Конечно, любил! Бля буду! — В подтверждение своих слов Вовочка с силой стукнул себя в грудь кулаком. — Еще как любил! Не веришь?
— Верю!..
— Недавно я ее встретил на улице, — вспомнил Вовочка. — Толстая какая-то, мордатая, с двумя детьми…
— Подожди-ка секундочку…
Я поднялся и вышел из гостиной. Через несколько минут вернулся и протянул Вовочке гитару. Простую советскую гитару ленинградского производства. На грифе метки, оставленные ножом, и еще на самом видном месте несколько черных пятен от затушенных о лакированное дерево сигарет.
Вовочка подскочил.
— Откуда!!!
Он узнал свою старую «балалайку», как когда-то мы ее называли, ту самую, на которой выучился играть, которая была рядом с ним многие годы и которую он брал в школьный поход, приуроченный к окончанию восьмого класса.
Я хитро улыбнулся.
— Я давно хотел тебе ее отдать. Где-то полгода назад я заехал на старую квартиру, чтобы забрать последние шмотки. В подъезде встретил Рыбу…
Рыба был нашим корешом-одногодком, этаким хитропопым ростовщиком с рыбьими бесцветными глазами, которому вечно были все должны. И не только ребята нашего двора, но и всего микрорайона. Он назначал дикие проценты, но зато почти никогда не отказывал. Конечно, если предоставлялся надежный залог. У этого Рыбы Вовочка постоянно кредитовался, оставляя ему в залог то паспорт, то военный билет, то какие-нибудь ценные вещи.
— Рыба пожаловался на тебя, что ты не отдаешь старые долги, прячешься от него. Что у него до сих пор лежит твой паспорт, какие-то меховые шапки, гитара… Я спросил, сколько ты ему должен, и тут же за тебя рассчитался. Он принес все твои вещи. Так что получи и распишись. Это тебе подарок от меня…
— Здорово! Спасибо!
— Не за что!
Вовочка жадно вцепился в гитару, привычными движениями быстро ее настроил и с жаром ударил по струнам.
— «И по трупам убитым, как по тряпкам ненужным, разрядив карабины, три чекиста прошли…»
