Софи Кинселла - Шопоголик среди звезд
– В самом деле? – Люк под возмущенные визги Минни сдергивает с медведя часы. – Что-то я не замечаю здесь твоих бесценных украшений, пожертвованных ради такого важного дела.
– В твоих запонках ничего бесценного нет.
– Может, они бесценны для меня, потому что это твой подарок. – Люк приподнимает бровь, и у меня на секунду замирает сердце, потому что в его шутке совершенно точно есть доля правды.
– Пап, пей чай! – строго командует Минни, и Люк послушно подносит к губам пластиковый бокал. Видели бы его сейчас члены лондонского правления.
– Люк… – Я прикусываю губу.
– Да?
Не хотела взваливать на него свои неурядицы, но это выше моих сил.
– Что мне делать с Алисией?
– Алисия… – цедит Люк, закатывая глаза к небу. – Только ее не хватало.
– Именно. Но она здесь, и мне сегодня с ней встречаться в садике, где ее все называют сокровищем, а я хочу заорать: «Не верьте ей, она ведьма!»
– Лучше не надо, – усмехается Люк. – При всех-то.
– Тебе хорошо! Ты умеешь общаться с ненавистными тебе людьми. Заковываешься в панцирь, и все. А меня лихорадит.
– Сохраняй достоинство – вот мой главный совет.
– Достоинство… – обескураженно тяну я.
– Стой-сво… – старательно выговаривает Минни, мы с Люком смеемся, и она, расплываясь в улыбке до ушей, повторяет: —…Стой-сво.
– Вот именно, – кивает Люк. – Стойсво. Все, мне пора. – Он встает, попутно снимая запонки с мишки. Я понарошку отпиваю чай (эх, вот бы там и правда был коктейль, Люк взял бы выходной, а Алисия жила в Тимбукту…). – Милая, не переживай, – словно прочитав мои мысли, успокаивает Люк. – Все будет хорошо. Выше нос, тверже взгляд.
Меня разбирает смех – именно так обычно выглядит Люк, когда злится на кого-то, но не хочет скандалить.
– Спасибо. – Я обнимаю его за плечи и целую. – Ты самый стойственный человек на свете.
Люк щелкает каблуками и кланяется, как австрийский принц, и я снова смеюсь. У меня лучший в мире муж, это точно. Говорю без всякой предвзятости.
В «Листик» я приезжаю решительная и собранная. Напутствие Люка помогает. Буду хранить невозмутимость, и никакая Алисия меня не достанет. Минни вприпрыжку бежит играть с друзьями, а я направляюсь в родительскую гостиную – вроде бы именно там назначено собрание. Изнутри доносится гул пылесоса – похоже, туда еще не пускают. Что ж, подождем. Я прислоняюсь к стене. Через пару минут раздаются шаги, и из-за угла появляется Алисия – опять в костюме для йоги и новехонькой сумочкой «Эрмес».
Так, поехали. Нос выше, взгляд тверже. Спокойствие и невозмутимость.
– Привет! – Непринужденность, заинтересованность, стойкость и достоинство. И все это в двух слогах.
– Бекки! – кивком здоровается Алисия и пристраивается к стене напротив. Мы будто участвуем в каком-то загадочном шахматном поединке, и я не могу угадать следующий ход.
Ладно. Нет никакого поединка, разубеждаю я себя. Мы не на поле боя. Зачем вообще думать об Алисии? Лучше… покопаюсь в телефоне. Да. Я листаю уже прочитанные сообщения и краем глаза вижу, что Алисия занята тем же самым. Только при этом еще посмеивается, качает головой и приговаривает: «Да ладно! Вот прикол!» – словно пытаясь подчеркнуть, какая у нее интересная и насыщенная жизнь.
«Не обращай на нее внимания, не думай о ней», – твержу я себе. Не получается. Перед глазами, будто кадры из фильма, мелькают эпизоды нашего общего прошлого. Все ее козни, все ее интриги, все ее стервозные выходки…
Меня распирает изнутри, я закипаю от ярости, пальцы сжимаются, зубы стискиваются. Алисия, видимо, заметив мое состояние, убирает телефон и окидывает меня любопытствующим взглядом, словно музейную диковину.
– Ребекка, – воркует она своим «просветленным» голосом, от которого ее хочется треснуть. – Я знаю, что ты на меня в обиде.
– В обиде? – Я не верю своим ушам. – Конечно, в обиде!
Алисия только вздыхает молча, словно подразумевая: «Жаль, что так сложилось, хотя и не представляю почему».
– Алисия, – начинаю я ровным тоном. – Ты вообще-то помнишь, как вела себя со мной все эти годы? Или благополучно выкинула из памяти?
– Я прошла долгий путь, – с серьезным видом говорит Алисия. – Я познакомилась с Уилтоном на черной полосе жизни. Я увязла в комплексах. А он помог мне обрести себя.
Обрести себя, ишь ты. Это как понимать? Окончательно почувствовать себя пупом земли?
– Прежняя Алисия не могла выбраться из порочного круга. – Она смотрит с грустью. – Прежняя Алисия во многих аспектах застряла в детстве.
О «прежней Алисии» она говорит как о совершенно постороннем человеке.
– Это все равно была ты, – напоминаю я.
– Я знаю, что наши прежние отношения нельзя назвать… – Она подбирает слово. – Безоблачными. Но теперь все счеты между нами позади, и можно начать с чистого листа, правда?
– Позади? – Я округляю глаза. – С какой стати?
– Зачем, по-твоему, я помогла вам попасть в «Листик»? – явно гордясь собой, спрашивает Алисия.
До меня постепенно доходит.
– Ты устроила сюда Минни… чтобы помириться?
Алисия с благосклонной улыбкой кивает – вылитая мать Тереза.
– Не благодари.
Благодарить? По спине пробегает холодок ужаса. Хочется рвануть на игровую площадку, схватить Минни, умчаться прочь без оглядки – и больше в этот «Листик» ни ногой.
– И ты считаешь, теперь мы квиты? – уточняю я. – Счет обнулен?
– Можно и так сказать, если тебе привычнее, – пожимает она плечами. – У меня все несколько менее арифметично. – Она одаривает меня снисходительной улыбкой, как в те времена, когда работала в финансовом пиаре, а я была журналисткой, и мы обе знали, что костюм у нее дороже моего.
– Плевать на арифметику! – Внутри все клокочет от ярости, мысли разбегаются. Какое уж тут «стойсво». – Ответь мне на один вопрос, Алисия. Ты раскаиваешься в своих поступках? Или нет?
Слова повисают в воздухе как вызов. Я смотрю на Алисию в упор, сердце колотится в ожидании. Щеки горят, я словно десятилетняя девчонка на детской площадке. Пусть Алисия извинится за все, что устраивала мне и Люку, если действительно хочет наладить отношения. Искренне извинится. Я даже дыхание, оказывается, затаила. Сколько я их ждала, извинений от длинноногой стервы…
Однако в коридоре тишина. Глядя в голубые глаза Алисии, я понимаю, что извинений не будет. Еще бы. Ни о чем она не жалеет, все это пустые слова.
– Ребекка, – начинает она задумчиво. – Мне кажется, у тебя паранойя.
– А мне кажется, что ты ведьма! – выпаливаю я, не удержавшись, и слышу за спиной громкий вздох изумления. Позади стоит группка потрясенных родительниц – глаза расширены, кто-то даже руку ко рту прижимает.
У меня обрывается сердце. Они меня слышали. Обожательницы Алисии вовек не поймут, как все обстоит на самом деле.
– Ребекка, я знаю, что ты не нарочно, – тут же мурлычет Алисия елейным голоском. – У тебя сейчас нелегкий период, мы все понимаем, ты можешь на нас положиться…
Она берет меня за руку, а я словно в трансе, даже не отдергиваю.
– Квини, ты такая чуткая! – восхищается Карола, попутно испепеляя меня взглядом.
– Квини, милая, ты не обиделась? – вторит ей Сидни.
У каждой из проходящих в родительскую гостиную женщин находится ласковое слово для Алисии. На меня никто не смотрит. Как будто я заразная.
– Пойду, – бормочу я и наконец высвобождаю ладонь из прохладных пальцев Алисии.
– На собрание не останешься? – осведомляется та. – Мы будем рады тебя видеть.
– Не в этот раз. Впрочем, спасибо.
Резко развернувшись, я удаляюсь по коридору – с высоко поднятой головой, но бледная и чуть не плача. Очередное поражение от Алисии. Как так вышло? Где справедливость?
В таком подавленном настроении Лос-Анджелес меня еще не видел. За что ни возьмись, все рушится. С Ненитой Дитц не познакомилась. Приятелей не завела. В «Листике» меня теперь считают психопаткой. В раздумьях, не налить ли бокал вина, я иду на кухню, – и тут у меня пиликает телефон. Надо же, Люк. Обычно он среди дня не звонит.
– Бекки! Как дела?
От этого родного ласкового голоса я, кажется, сейчас разрыдаюсь в трубку.
– Видела Алисию, – рухнув в кресло, сообщаю я. – Пыталась сохранять стойсво.
– Получилось?
– Помнишь, ты советовал не называть ее ведьмой при всех? Я назвала.
Люк смеется так искренне и добродушно, что мне сразу становится легче.
– Ничего страшного, подумаешь! Не обращай на нее внимания. Она не стоит твоих переживаний, Бекки.
– Знаю, но она в садике ежедневно, и все там ее боготворят… – вздыхаю я горько.
Нет, Люку этих ритуалов не понять. Сам он, когда приезжает за Минни, просто заходит, забирает ее из группы, а остальные родители для него словно не существуют. Какое уж там заметить, кто во что одет, о чем шушукаются и какие взгляды друг на друга кидают.
– Ты дома? – доносится из трубки его голос.
– Да, только что вернулась. А что, забыл что-нибудь? Привезти?
