Андрей Кивинов - Перемена мест
Едва столичный представитель с Ланцовым скрылись за дверью двухэтажного «коттеджика», оставшийся в машине Кишка вынес недовольный вердикт:
— Козел, похоже. По роже видно. Понты одни. Не успел приехать — ботинки подавай! А завтра что, «лексус» подарить попросит?
— Не наше дело, — отрезал старший в этой паре Леший. — Потребует «лексус» — нароем ему «лексус».
— И еще в пять утра из-за него вставать, — широко зевнул Кишка. — Охотник он, блин. Чтоб его медведь задрал.
— Другого пришлют, — осадил Леший, — а этот, говорят, нормальный. Сговорчивый.
В коттедже Иван Михайлович, словно экскурсовод, провел гостя по комнатам, с гордостью продемонстрировал забитый свежей снедью холодильник, потом заикнулся про охоту.
— Куда? Какую охоту?
— Настоящую, нашу, — подняв палец к потолку, провозгласил Ланцов. — Великозельскую! Слышали мы, вы большой любитель.
Должно быть, многие привычки Антона Романовича Золотову еще предстояло узнать. А он был по природе человеком мирным, об охоте имел довольно смутное представление. Никогда в жизни его раньше не посещало желание убивать безвинных зверушек.
— Ну да. Только у меня ни одежды, ни ружья, — попытался отговориться он. — Не взял с собой, не подумал.
— Все подвезем, не беспокойтесь, — бодро отрапортовал Ланцов. — «Зауэр» с оптикой подойдет? Или «Ремингтон» предпочитаете?
Оба эти слова Золотов слышал впервые в жизни. Какие уж тут предпочтения? Все равно. Совершенно. Ни то ни другое в руках не держал и, как это правильно делать, не знал. Последний раз по молодости в тире из мелкашки стрелял. Больше мазал, чем попадал.
— Да мне, в общем, все равно…
Вернувшийся в машину Ланцов деловито распорядился, доставая из кармана толстую пачку перетянутых резинкой купюр:
— Сейчас дуете в охотничий, закупаете что надо. Водку, коньяк, вино, закусь… Камуфляж, сапоги… не знаю что еще. Короче, все берите!
— Да как мы сапоги?.. — Кишке было западло заезжему москвичу сапоги покупать. Не пацанское это дело! Если так дальше пойдет, то и «лексуса» не хватит — самолет попросит. Вконец оборзели, а еще из Следственного комитета! — Мы ж даже размеров не знаем…
— Нога у него сорок третьего, не перепутайте! По дороге поедете, возьмите с собой кого-нибудь по комплекции похожего, на него примерите. Первого попавшегося, но похожего, усекли? Потом в разрешительную, у Василича ружья возьмете. Он знает — даст.
Ланцов на глаз отделил от пачки купюр треть, протянул Лешему. Подумал, вздохнул и добавил еще немного. Дело-то архиважное, как вождь мирового пролетариата говорил.
— Утром все отвезете на Заречный кордон, к Коле, егерю. Он будет ждать. Только поаккуратней с ним, не провоцируйте. А то у него двадцать лет командировок.
Ланцов красноречиво сложил пальцы решеткой, поглядел через них на свет.
— А че, нормального нету? — недовольно уточнил Леший.
— Где я тебе егеря с гуманитарным образованием найду?! Умник! К тому же медведи сейчас только у него. Поехали, сначала меня в мэрию кинете. Да, про девочек не забудьте. Какая охота без бани?
Вячеслав Андреевич же, даже не догадывающийся о том, какой всесторонней заботой окружен, оставшись один, первым делом позвонил в Москву. Овалову. Друг ничем не обрадовал. Подтвердил, что в столице пока лучше не появляться. Младший Пронин из изолятора папе звонит, плачет. Слепень ярится, дело стоит на месте. Овалова тронуть не могут, адвокат все-таки должен быть целым и невредимым. Хотя бы с виду. Слепень решил коней на переправе не менять. А до Золотова доберутся — могут отыграться.
Воображение услужливо нарисовало Вячеславу Андреевичу картину возможных разборок в стиле девяностых. Как в дешевых сериалах, там присутствовали раскаленные утюги, полиэтиленовые пакеты на голове, паровые батареи на груди. Нет уж, надо быть последовательным — Золотов решил, что будет до последнего строить из себя Антона Романыча — даже на охоту пойдет! — но в Москву пока ни ногой.
— Ты в больницу съездил?
Вдруг настоящий Антон Романыч в это время в себя пришел? Совсем некстати было бы. Может, он мужик хороший и дай Бог ему здоровья, долгих лет жизни, но пускай пока без сознания полежит. А то неприятная ситуация может сложиться. Что тогда, из Великозельска бежать? А куда? Ему без документов даже билет не продадут, в гостиницу не поселят. Нет, лежи, Антон Романыч, отдыхай пока.
Хоть одна приятная новость — Овалов успокоил: мужик, доставленный в больницу, в сознание пришел, но ни черта не помнит.
— Даже имени своего, прикидываешь? Надеюсь, не ты его так приложил?
— Не парься — не я.
Что ж, по крайней мере, обворованный следователь пока шум не поднимет. Конечно, его будут искать свои… Стоп. А зачем его искать? Он же в Великозельске! Жив, здоров, работает… Золотов немного успокоился, от души пожелал попутчику по скорой подольше пребывать в беспамятстве и занялся делами, не терпящими отлагательства. Сложил в пакет китель Плетнева, вышел на улицу, поймал частника и попросил довезти до какого-нибудь крупного универмага, который, как выяснилось, был в городе единственным.
Там, как он и предполагал, нашлась будка для мгновенных фотографий. Золотов прямо в будке надел китель, сфотографировался, купил в канцелярском отделе клей и ножницы и на том же частнике вернулся домой.
Откушав для вдохновения дорогого коньяка из обнаруженных в коттедже запасов, закусив балыком, занялся еще одним подсудным делом — подделкой документов. Эх, статьей больше, статьей меньше!
Вскоре с фото на удостоверении Плетнева смотрел на мир Слава Золотов.
Если не вглядываться, то совсем незаметно, что оно приклеено сверху. Теперь бы к новому имени привыкнуть. И перестать отзываться на Славу.
* * *Настоящий Антон Романович Плетнев в этот день тоже фотографировался. Неугомонная врачиха в белом халате навела на Плетнева маленький аппаратик и нажала на кнопку. Аппарат тихо зажужжал, и в глаза больному ударила вспышка света.
Плетнев не испугался. Остатки разбитой памяти местами функционировали. Он помнил, что эта штука называется фотоаппаратом, а женщина его фотографирует.
— Ну вот, хорошо, — одобрила она получившийся снимок, — разместим на нашем сайте. Возможно, вас кто-нибудь узнает.
Дама отложила в сторону фотоаппарат, достала из пластиковой папки стопку крупных фотографий, устроилась рядом с Плетневым на стуле. Принялась показывать по одной. Зачем-то ей нужно было, чтобы Плетнев узнал запечатленных на фото мужиков.
С первого снимка на Плетнева глядел какой-то допотопный курчавый тип с мощными бакенбардами. В похожем на накидку плаще.
— Узнаете?
Плетнев тупо смотрел на фото и не узнавал.
— У лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… — подсказала доктор. — Ну? Кто это?
Она пыталась помочь, но Плетнев лишь отрицательно покачал головой. Мимо.
— А этот? — Она запела: — Зайка моя, я твой зайчик…
Плетнев растерялся: никакого зайчика на фото не было, а был фактурный красавец с волоокими глазами.
— Киркоров… — шептал сосед по палате.
Плетневу показалось, что женщине очень хочется, чтобы он узнал красавца.
Плетнев поднял на нее ясные глаза и виновато покачал головой.
— Ну а этот? — Доктор протянула пациенту решающий аргумент — портрет президента страны.
Плетнев внимательно разглядел мужика с обширными залысинами, высоким умным лбом и пронзительным взглядом. Никого тот ему не напомнил. Плетнев лишь отметил для себя, что пиджак у мужика хороший, сидит как влитой. И еще знакомое с детства слово вдруг само собой всплыло в ушибленной голове:
— Папа?
Докторша обреченно убрала картинку.
— Да, в каком-то смысле, папа. Но не ваш…
Она собрала обратно в папочку картинки, убрала в чехол фотоаппарат и со всем имуществом отправилась к себе в ординаторскую.
Пациент, однако, непростой. В ее практике встречались больные с ретроградной амнезией, но обычно они хоть как-то, хоть что-то, а вспоминали. И метод с фото известных людей чаще всего помогал. Но здесь…
Мужик с виду был ухоженный, так сказать — социально адаптированный. У него, наверно, семья есть. Искать ведь будут, переживать, плакать. Они сообщили приметы в бюро несчастных случаев, но оттуда пока никаких звонков. Возможно, еще не спохватились.
* * *Настя Журавлева — свободный журналист и человек пребывала в волшебном состоянии, называемом в науке эмоциональным. Потому что попутчик позвонил ей в тот же день, ближе к вечеру, и напомнил про могильники.
Вроде бы ничего сверхъестественного — позвонил и позвонил. Работа у него такая — достопримечательности изучать. Но на встречу с новым знакомым Настя собиралась как на первое свидание. Крутилась перед зеркалом, примеряя все по очереди платья, заплетала сложную фигурную косу. Долго красила глаза под неодобрительные взгляды мамы.
