Роман Днепровский - Ироническая проза ч.2
Я выпустил рыбу в реку - что может быть естественнее? Большому кораблю - большая торпеда, а вольной рыбе - вольную воду! Рыба и нырнула в воду - а я, выпуская её, присел на корточки, чтобы было удобнее - и чтобы посмотреть, как моя рыба уйдёт в глубину. И она ушла в глубину - а мне, почему-то, стало и очень хорошо, и очень грустно: хорошо оттого, что уж теперь-то рыба вернулась в свою естественную среду,теперь-то она будет жить и не пропадёт - ну, а грустно... Сами понимаете.
А потом произошло вот что: я ещё не успел подняться с колен - а рыба вернулась. Она поднялась с глубины на мелководье, подплыла к самому берегу, и теперь смотрела на меня из воды! Она смотрела на меня своими круглыми рыбьими глазами, она почти не шевелилась - и только губы у неё постоянно открывались и закрывались, будто рыба что-то говорила. А я смотрел на неё, и в солнечных лучах, пронизывавших воду, она не казалась мне больше буро-зелёной - скорее, она была зеленовато-золотистой, и... очень красивой.
Честное слово, мы смотрели друг на друга минуты три, не меньше! А потом рыба уплыла на глубину. А я пошёл домой. Я не знаю, какой породы была эта рыба, к какому виду-подвиду, классу-отряду она относится - мне кажется только, что это был детёныш какой-то ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ РЫБЫ, налима или сома. А ОЧЕНЬ БОЛЬШИЕ РЫБЫ живут очень долго - по сотне лет, а то и больше... И, может быть, где-то плавает сейчас она, эта рыба, и хоть иногда вспоминает меня? Хотелось бы надеяться...
Mon Valet de chambre
Не знаю, друзья мои, приходилось ли кому-либо из вас держать в доме прислугу? Причём, не нянечку, и не приходящую горничную, а самого настоящего камердинера - в ливрее с позументом? Мне - приходилось. Жизнь - она, вообще, удивительная и непредсказуемая штука: вот проснёшься утром, ещё не имея при себе никаких камердинеров - а к вечеру, глядишь, и обзавёлся...
Впрочем, сейчас расскажу подробно, как это вышло.
Есть у меня один знакомый - отставной военный юрист, майор Андрей Васильев, большой любитель причинять добро в особо крупных размерах всем своим друзьям и знакомым. Когда-то Андрей работал в гарнизонной военной прокуратуре, и занимался тем, что вылавливал дезертиров, бежавших из "непобедимой и легендарной" совецкой армии. А выйдя в отставку, занялся тем, что стал консультировать потенциальных дезертиров, которым корячилось сомнительное счастье загреметь под призыв, как этого дела можно избежать - на вполне законных основаниях.
Здесь надо сделать одно очень важное уточнение: ещё в те годы, когда майор Васильев работал в своей военной прокуратуре, он питал какую-то малопонятную симпатию к призывникам коренных сибирских национальностей - бурятам, якутам, эвенкам, тувинцам и прочим юкагирам. И дело здесь вовсе не в какой-то нетрадиционной ориентации майора Васильева - с этим-то у Андрея, как раз, всё в порядке - просто, он всегда старался собрать вокруг себя именно этих парней. А в ответ на недоумённые вопросы, отвечал:
- Между прочим, мои азиаты - самые лучшие солдаты! Наши деревенские русаки - те сразу в казарме начинают права качать, "дедовщину" всякую разводить; городские - это, вообще, не солдаты: или начинающие алкаши - или "маменькины сынки". А эти - тут обычно Андрей трепал по плечу какого-нибудь парнишку-бурята или тувинца, - эти уж точно, никогда не подведут! С дисциплиной у них - полный порядок, никакого казарменного мордобоя не устраивают - а если и устраивают, то, значит, на то есть серьёзные причины. Они ж с детства в семье помогают: на охоту ходят, скот пасут, коней объезжают, с младшими возятся - у них дисциплина в крови!... - а дальше, обычно, шли рассуждения на исторические темы, и майор Васильев углублялся в подробности вторжения в европу гуннов (прямыми потомками которых он считал бурят), вспоминал добрым словом воинство Чингиз-Хана, полушёпотом произносил имя Унгерна (барон для него и в совецкое время был кумиром и авторитетом) - а заканчивал, обычно, очень просто:
- Да что там говорить! Они - самые лучшие солдаты! И почерк, кстати, у всех хороший!
И действительно, как я потом узнал, все документы, в которых требовалось от руки вписать что-то красивым и разборчивым почерком - например, служебные удостоверения - выдавались майору Васильеву. А уж он садил за стол какого-нибудь якута-первогодка, наливал ему кофе - и медленно, по буквам, диктовал, что нужно вписывать в ту или иную графу.
- Ты же Стаса помнишь? - говорил мне майор Васильев - и я вспоминал здоровенного парня-якута, который в 1990-92 годах был при майоре кем-то, вроде порученца, - вот у кого почерк был! А, между прочим, у Стасика в школе во русскому двойка была, он в слове из трёх букв пять ошибок делал! Но - почерк!...
Почерк у этого Стаса был, действительно, какой-то образцово-каллиграфический. Это я помнил...
Ну, да ладно, перейдём к сути смысла. Дело в том, что капитан Васильев не только пристраивал этих тувинцев, бурят и якутов служить при военной прокуратуре - он и после армии продолжал поддерживать с ними связь. Нередко случалось так, что под началом Васильева, один за другим, службу проходили двое, трое, а то и четверо братьев из одной семьи. А ещё очень часто кто-то из тех, кто уже отслужил, через год приезжал поступать в иркутский Политех или Медицинский институт - и тогда абитуриент останавливался у "товарища майора" - а Андрей начинал обзванивать разных знакомых, имевших отношение к аренде недвижимости, чтобы определить будущего студента за умеренную плату на квартиру. Ну, и когда Васильев вышел в отставку, к нему продолжали ехать парни из бурятских улусов и якутских посёлков - и он консультировал их на предмет того, чтобы военкомат оставил их в покое.
Гости, к слову сказать, ехали к нему не с пустыми руками - и очень часто майор вечером звонил (да и до сих пор продолжает звонить) мне с одним и тем же вопросом:
- Mon Sir, тебе мяса/рыбы надо? А то, тут друг приехал, привёз - а в холодильник не помещается. Возьммёшь немножко? Ну и прекрасно! Тогда мы сейчас придём к тебе, занесём - ну, и... посидим немножко.
И они приходили вдвоём с каким-нибудь парнем-азиатом, и Васильев знакомил меня с ним, представляя меня "писателем" - а потом мы выпивали по рюмке неизменной "Смирновки" - и они уходили, а моя жена начинала плакать, потому что принесённая баранина/изюбрятина/конина/косуля/омуль/хариус в холодильник никак не утрамбовывались...
...Однажды Васильев позвонил мне:
- Mon Sir, тут такое дело... Поговорить надо срочно. Ты свободен? Тогда я - мигом!
Через четверть часа он уже сидел в нашей гостиной:
- Ты помнишь Захара? - спросил он. Я недоумённо взглянул на майора, а он продолжал: - ну, Захара?... Длинный такой парень-бурят, лет пять назад у меня служил! Ну, ты должен его помнить!...
Я ответил майору в том духе, что при всём моём уважении ко всем коренным народам Сибири, всех призывников-бурят, которые служили у него в прокуратуре, я не помню: раскосое азиатское лицо и солдатская форма - слишком неопределённые приметы, чтобы запомнить одного, конкретного Захара. А таких Захаров под васильевским началом на моей памяти были сотни.
- Короче, не важно, помнишь ты его, или нет, - гнул своё гость, - он - парень хороший, спокойный, работы не боится, не пьёт совсем - и с ремонтом квартиры вам поможет, и по хозяйству - а потом мы что-нибудь придумаем! Идёт?
- Идёт, - говорю, - только я ни фига не понял. Давай-ка сначала и по порядку.
И майор Васильев начал сначала и по порядку. Парень, который служил под его командой пять лет назад, весной этого года приехал в Иркутск на заработки. Устроился в бригаду, которая строила коттеджи где-то в микрорайоне Зелёный. Всю весну, всё лето и начало осени работа на строительстве была - а тут у заказчика кончились деньги. Естественно, бригада разбежалась - остался один этот бурят Захар. Он живёт сейчас прямо на стройплощадке в железном вагончике - коттедж ещё не достроен, там одни стены - а хозяин привозит ему каждую неделю лапшу "Ролтон", чай, сигареты "Луч" и подкидывает рублей по сто - на хлеб. Впереди зима, а в жестянной бытовке - только электрообогреватель. Уехать Захар не может: денег нет - а дома, в деревне, ждут не его, а его переводов: там - мать-одиночка и братья-сёстры, мал мала меньше. Короче: для Захара есть нормальная работа - но, если он начнёт работать, хозяин его выгонит из бытовки. А оплачивать за квартиру и переводить матери не получится: денег не хватит... Ещё короче: можно, чтобы Захар пожил у вас?... Хотя бы, два-три месяца, пока зима?... Не зимовать же ему в этой железной бочке?... А там - что-нибудь придумаем... Он и с ремонтом квартиры поможет, и по хозяйству... Он - парень спокойный, не пьёт... Я за него ручаюсь... Если что-то вдруг - а ничего и быть не может! - звони мне, сразу же... А мы потом обязательно что-нибудь придумаем, ближе к весне... Ну, идёт?
Идёт, господа? Вот вы, на моём месте, что бы ответили на это?
Вот и я задумался... На одной чаше весов был мой privat, неприкосновенность жилища и всё прочее; на другой же - необходимость срочно делать ремонт в квартире, в которую мы полмесяца назад переехали - и абсолютная невозможность сделать его в одиночку. Но было и ещё кое что: мы, знаете ли, друзья, в Сибири живём-съ... Да, в Сибири! - и здесь не принято оставлять зимой человека замерзать на улице, кем бы этот человек ни был: сперва обогрей и накорми - а потом уж спрашивай, кто таков. А если твой гость обнесёт тебя - то это уже на его совести будет, не на твоей...