Ростислав Соломко - Жизнь? Нормальная
Так делаются нужные открытия.
Маленькие: «…соль не оставляет следов на зеркале ножа».
Большие: умирание — это процесс сокращения круга зримых вещей, их смысла…
Если б я произнёс всё это вслух, она оценила бы?
Достаточно ли женщине иметь только античную фигуру гетеры?
Может быть, это и есть идеал женщины?
Я вдруг вижу Веру. В глазах у неё испуг, затем обычное оценочное выражение: «Нет, и ты мне не нужен!»
— Вчера погубил одессита. (Зачем я говорю это?) Хороший одессит был. Красивый.
Мне начинает нравится, как я леплю образ.
— Зачем же ты это сделал?
(Она заинтересовалась. Сработано хорошо.)
— Ты же знаешь, как важно мне сейчас произвести впечатление на шефа. Надо. Я всё ещё и. о. Исполняющий обязанности. Слышишь, как звучит мерзко?
— В тебе всегда жил палач.
— Такой же большой, как в Главном?
— Можно больше ясности?
— Можно. Шефу до зарезу нужно завалить проект параллельной организации. Ты же знаешь. Он поручил мне выступить с докладом. Я выступил.
— Удачно?
Решили создать комиссию для повторной экспертизы. Так что ему конец.
— И ты доволен?
Одессит в заключительном слове говорил какие-то жалкие слова. Он всё твердил: «У меня дети». Но все поняли у него будут большие неприятности на службе. Вернуться к одесскому начальству с заваленным проектом — для него действительно катастрофа. Но мне его не жалко. На его месте мог бы быть и я.
— Как?!
— Так.
4
Вот уже три недели — с Верой только служебные отношения.
Помнится, в детстве я дрался с Толькой Чучкиным.
Решался вопрос о «монархе». Нас окружили сопливые подданные. И мы сосредоточенно молотили друг друга. Вернее, верзила просто избивал меня. А я, плохо соображая (лицо уже было деревянным), автоматически продолжал наносить куда-то удары.
И кончилось дело тем, что Толька заревел и побежал.
С тех пор я крепко знаю: главное — выждать, претерпеть, выстоять…
Первой пришла Вера.
Все из «моих людей» (эти слова я произношу ещё несмело) на перекуре или разъехались в город по командировкам. В отделе одна Эльвира.
Она стоит босая, как Айседора Дункан. Дамы СКВ окружают эту щеголиху. С конструктором третьей категории Эльвирой Плешкиной их объединяет сейчас тридцать восьмой размер обуви.
Пока дамы рассматривают левый сапог Эльвиры, я сижу и исправляю её безграмотные чертежи.
Неожиданно появляется Вера. Какая-то неслужебная. Показывает глазами на Эльвиру.
— Эльвира Николаевна! — кричу щеголихе.
Подходит.
Привыкла к смене начальников, смотрит на меня, как на пустое место. Типичная Дездемона. А глаза — съест печень отца.
— Эльвиш. Отдай, пожалуйста, это письмо в машбюро.
Что сейчас будет?!
Дискредитация с пререканиями? Нет?
— Григорий Александрович! Отпустите меня сегодня на час раньше!
— Передай письмо и можешь быть свободна.
Вера положила на стол… две путёвки.
— Туристические. По Военно-Грузинской дороге. Вчера распределяли. Дали Вале, мне, — опасливо поглядывая на дверь, телеграфировала Вера. — Третья путёвка у кого-то из наших…
Чёрт бы побрал этого «нашего».
А если «наш» — Бернер?
Иду к нему.
— Евгений!
(Если будет со мной на «ты» и назовёт Григорием, значит, у меня всё в порядке. Там, у Главного.)
— А, Григорий, садись.
— Жень, куда в отпуск?
— В месткоме грозились сослать на Кавказ.
— По Грузии? Учти, под Батумом сезон дождей.
— Да ну их, эти пальмы в кадушках. Хочется опять на рыбку под Астрахань.
— Так, значит, на Кавказ ни в какую?
— Ни в… Постой, — сажает меня обратно. — Как с планом?
Молчу. Потом:
— Евгений Густавович. Горит ЭП-2.
Он задумывается, но сейчас же даёт ответ, который ему, конечно, ничего не стоит.
— Тебе нужен авторитет в коллективе.
— Работаю над этим. Знаю, престиж завоёвывают не у всех сразу, а поодиночке. Истина старая.
— Сосунок ты. Авторитет в коллективе — это когда у тебя порядок наверху. Нет, ты ей-богу завалишь план. И все мы не получим премии. А Главный этого не прощает. Убийца! Даю тебе Дуликова. Вернёшь в конце квартала.
— Женя! Родной! — захлёбываюсь я в благодарности. — Вылезу — поставлю твой бюст в отделе!
Входит Дуликов.
— Василий Кондратьевич. Ты что это… э-э… какой-то потрёпанный?
— Главный грозился переаттестацией… Ошибки.
Дуликов тяжело сел за кульман рядом.
— Ничего, Василий, — говорит Бернер.
«Кому ничего?» — думаю я.
— Григорий, — переходит на шёпот Бернер, — ломаю голову, как перевести Васю в ведущие. Проекты, как нарочно, сейчас мелкие, не на чём себя показать… Постой, Григорий! — вдруг восклицает Бернер. — Что, если ты подключишь Василия Кондратьевича на ЭП-2?! Разработка масштабная, на прицеле у министерства. Как, Василий?
— А Григорий Александрович возьмёт? — краснеет Дуликов.
— Я подумаю, — говорю я, не обнаруживая своего восхищения ходом Бернера.
— Евгений! — шепчу я. — Рядом с тобой я глуп, как консервная банка.
— Я где-то читал, — трёт себе лоб Бернер, — что консервы позволяют каждому чувствовать себя первооткрывателем… Приготовишь развлечения моим дамам к Восьмому марта. И лучше-к зачтению приказа: будут обиженные.
— Жень, как за кружкой пива: в чём секрет управления людьми? На деле.
— Ты хочешь стать политиком?
— В масштабах отдела. Не хочу быть бякой в глазах подчинённых.
— По известному анекдоту, бяки — это те родители, которые не дотягивают детей до пенсии. Администратор всегда бяка. Он отказывает. Сказать «да» ответственно и надо думать. При всём при этом надо выглядеть человеком.
— Выглядеть или быть?
— Англичане говорят: «Я честен всегда, если мне это обходится не дороже пяти шиллингов». Нетрудно быть — будь. Полезно знать, чего хочет подчинённый. Похвалы. Покоя. Карьеры. Прибавки. Помоги ему или сделай так, чтобы он был уверен в том, что ты ему помогаешь…
За толстыми линзами очков чудные, громадные, с красными ниточками сосудов глаза Бернера. Что за этими биологическими узлами?
Звякнул телефон.
— Бернер слушает. Не можем. Я вас понял. Что?! Если мы будем повторять «сахар», слаще от этого не будет. Я сказал всё, вы мне мешаете работать…
В трубке частые гудки.
Частые гудки. Там человек висит, зацепившись пальцами как бы за край камня. А другой человек здесь бьёт его по пальцам с побелевшими ногтями.
— Григорий Александрович, подождите! — тяжело догоняет меня Дуликов в коридоре и нервно закуривает. — Поверьте, Григорий Александрович, выложусь, кровь из носа… — бормочет он, не чувствуя боли от догорающей в пальцах спички.
Я спасён. Дуликов — робот. С него можно в год собирать три урожая.
Премию трудяге всё же придётся срезать.
Чтобы Эльвирке дать полностью. Так надо. При последнем обходе Главный остановился у её доски, перемолвился, похвалил вариант узла (мне пришлось самому набросать этот вариант).
Через полчаса — звонок шефа.
— Григорий Александрович, как с ЭП-2?
— Трудно с людьми. Не хватает…
— Вам трудно? Вы устали, Григорий Александрович?
Молчу. «Вы устали» — это страшно.
— Вы не умеете работать с народом. Перебросьте всех на ЭП-2. Почему вы с обеда отпустили Плешки— ну? Думающий конструктор. Вы мне её испортите. Вам дали Неменову, Дуликова. По журналу командировок посчитайте усидчивость по отделу и доложите на тех— совете.
Частые гудки.
Дали Неменову. Лучше бы её у меня взяли. И не заикнёшься. Тут же: «Умейте воспитывать».
Ну, положим, Эльвирку «застукали» в проходной. А Дуликов? Ведь только что…
Ничего не скажешь, служба… как это… Науходоносора у Главного на высоте.
— Евгений, — звоню Бернеру. — А ты уже доложил?
— О чём?
— Ну, об ЭП-2. О том, что героически отдаёшь Дуликова.
— Поди ты к чёрту!
— Не вешай трубку. Дай Дуликова. Василий Кондратьевич, кому говорили об ЭП?
— Никому. Постойте, курил с Прохоровым… — не может соврать Дуликов.
Да, не видать премии нашему Дурикову.
Прохоров.
Кроме выпуска стенгазеты, тот, кажется, ничего не делает. А премия у него всегда железная и почему-то по всем объектам.
Почему-то! Теперь ясно, почему.
Надо бы дать ему «Что кому снилось» для номера к Восьмому марта.
Затем коэффициент усидчивости шефу…
Невредно заготовить рапорт о переводе инженера Э. Н. Плешкиной из конструкторов третьей категории во вторую…
Затем дамы Бернера…
Итак, надо только то, что срочно и нужней.
Конечно же дамы Бернера; с Женькой необходимо рассчитаться в первую очередь.
Боже, ко мне с рулоном чертежей направляется — П-ов! До чего же занудливый тип. Сейчас заявит мне, именно заявит, а не скажет: «Григорий Александрович! Завтра «рыбаки» (заказчики из Рыбного института), а у нас конь не валялся».
