Ф. Илин - Мичман Егоркин – на берегу – в гостях!
«Не к добру!» – решил Князин и напрягся, как мог. Его всегда беспокоила тишина. Если все идет тихо и спокойно – часто это внешнее прикрытие, значит, чего-то все же не знаешь! А вот знать обязан – лучше еще до того, как этот покой лопнет грязным болотным пузырем!
На кораблях провели обычную для предпраздничного дня процедуру поиска по укромным местам на кораблях. Как всегда – улов был солидный, и, будете смеяться, но бутылки обнаружили на тех же местах, что и в прошлом году.
Наверное, и десять дет назад, матросы, как белки, тоже прятали «честно натыренное» и протащенное на корабль правдами-неправдами спиртное в те же самые «дупла». Князин мог назвать их наперечет с закрытыми глазами…
Сейчас народу стало куда меньше – на законном основании контрактники готовились уйти в город и отмечать Новый год в меру своей везучести и возможностей интеллекта, кроме дежурно – вахтенной службы. конечно.
«За ними там ни проследить, ни проконтролировать! А значит, будут разборки и «проникновенные беседы!», а командующий опять скажет: «Хоть семь нянек, а дитю все равно глаз подбили!» – мрачно подумал Князин и безнадежно вздохнул – «И поумнее, и постарше их стопу в питье не знают, а уж эти-то… холера ясная, как говорят наши бывшие друзья поляки!».
Палыч, в поисках своего старшины, которому собирался сказать пару ласковых слов по поводу порядка на силовых щитах, заглянул в кубрик и поздравил матросов с наступающим Новым годом. Те как-то смутились и отвечали уж больно елейно – так уж мичману показалось. Он не спеша прошел по кубрику, внимательно огляделся – что-то явно было не так!
«Да, а где прячутся несчастья?» – вспомнил он и взглядом нашел артэлектрика Синюшкина, из Котласа, что в Архангельской губернии. Сокрушенно махнув рукой, Егоркин молвил:
– Синюшкин! Ты помнишь, когда тебя второй раз поймали на пьянке – ты налакался какой-то немыслимой дряни, слегка пахнущей чем-то напоминающим спирт? Ага, правильно – тогда тебе через верхнюю и нижнюю дырки в твоем тощем теле прокачали два ведра воды с марганцовкой. И это – не считая всяких капельниц и ценных лекарств.
Тогда зам по воспитательной работе написал домой твоим родителям. И что? Твоя дорогая маман ответила, со слезой в голосе, что ты встал на путь исправления – всего-то дважды за три месяца службы, а дома ты пил, оказывается, минимум пять раз в неделю! Она, бедная, даже благодарила нашего отца – командира за твое воспитание! А сейчас – посмотри-ка сюда! Вот если это не твоя идея и исполнение – я съем свою пилотку на ваших глазах!
Он легко поднялся, подошел к одному из плафонов, и отвернул отверткой с индикатором три винта на большом осветительном плафоне, а затем осторожно снял его. Внутри плафона бултыхалась какая-то коричневато-буроватая жидкость. По всему кубрику распространился запах дешевого вина, известного в народе, как «бормотуха».
– Так! – удивленно присвистнул Егоркин: – А я-то думал, что вот это уже никто не пьет! Самый дешевый «портвинюга»! Качества не получилось, решили количеством взять? Чья это техническая мысль – насчет плафона – блеснула? Синюшкин, я тебя спрашиваю – есть мне пилотку или нет?
Ответом ему было молчание.
– Ну, ладно! Пошли портвейн казнить! Вот была бы водка – прибил бы кого за свое рваное сердце, а вот такую дрянь и не жалко к рыбам отправить! Только экологию совсем немного повредим, все-таки!
Синюшкин осторожно нес плафон с плещущимся портвейном, за ним еще два матроса – свидетелями будут.
– Кстати – для эрудиции – не всякий портвейн – дрянь и синоним непроходимой «бормотухи». Есть «Массандровский», а бывают еще португальские – например, «Порто», «Сандеман». Вот это – амброзия чистая! Конечно, это для тех, кто понимает! – спокойно, со знанием предмета, просвещал Егоркин слушателей.
Синюшкин хотел уже было отхлебнуть эту бурую жидкость из плафона, но глянул на здоровенные руки Егоркина, и как-то сам передумал. Мало ли, еще в плафоне утопит, с него станется, со шкафа трехстворчатого в мичманских погонах… Или по шее залепит – метров пять пролетишь, и тормоза не помогут! Портвейн плеснули за борт, полетели брызги и прощальный букет хмельного запаха достиг Синюшкина, который тяжело вздохнул.
Среди темного полярного дня, в каюту командира «Тайфуна» притащили «пленного». Оказывается, трудяги-коки разложили на сигнальном мостике вымораживаться пельмени для новогоднего стола – технология, однако. Пельмени были знатные, это традиционное на многих малых кораблях новогоднее блюдо делали из трех видов мяса – говядины, свинины и «синей птицы». И это – не все, плюс еще много лука, чеснока и сушеных травок-специй, которые присылали коку откуда-то из Дагестана. Получались очень вкусные и сочные пельмешки…
А «засланный казачок», из молодых матросов «Шторма», маскируясь в темных местах, проник на мостик и начал собирать их – как грибы – в корзиночку… Но воины проявили бдительность. Отстояли свое праздничное блюдо – схватили воришку на горячем и притащили к командиру.
Бекмурзин мысленно возблагодарил Бога, что обормота поймали контрактники. А вот ежели бы «годки», то навешали бы ему «звездюлей» от души, и не факт, что обошлось бы без «Скорой помощи». Решил было подождать, пока на «соседе» не хватятся этого балбеса. Но передумал – приятеля зря волновать перед праздником, а его помощнику – «пофигисту» – все равно, как с гуся вода… и сразу же позвонил командиру «Шторма» Милкину.
Тот пришел со своим мичманом, которому и передали «пленного». Вычислить, кто все это организовал – раз плюнуть, и четыре старослужащих матроса уже через десять минут вдохновенно занимались строевыми занятиями на причале, под присмотром одетого в длинный теплый тулуп командира боевой части. Командир распорядился – операция с «Новым годом!»
Холодновато, однако, было, мороз, треща ветками деревьев и отчаянно хрустя и скрипя снегом, хмуро тащился к нам из арктических пустынь. А что? Это совсем рядом!
Милкин возмущался, делясь с Норбулатом Бекмурзиным и флагманским штурманом бригады Мхитаряном свежей душевной травмой: – Представляете, сейчас бутылку коньяка «Ахтамар» при мне в раковину вылили! Казнили такой напиток, в каюте – запах, не могу – слюной захлебнулся! Полсердца оторвалось, вот! Поэтому к тебе в эмиграцию подался!
Флагманский штурман бригады Эдик Мхитарян, пришедший к своему однокласснику якобы с проверкой, и уютно устроившись в его каюте, переглянулся с ним. Тот кивнул, с чем-то соглашаясь.
– Представляете, зама – нет, только к вечеру придет, так самому пришлось посылки проверять! Открывает мой Мовсесов посылку – а там – бутылка коньяка армянского, «Ахтамар».
– А он – что, из Армении? – удивился Мхитарян.
– Да что ты, откуда там – из Волгограда, но, уверял, что коньяк – прямо из Армении. Так я ему предлагаю – давай, мол, я тебе деньги отдам за него – сколько скажешь! Так нет, уперся рогом – положено выливать – выливайте!
– И что, Женя, ты вылил?
– Нет, что ты, рука не поднялась – его самого заставил! Теперь пусть от меня подальше прячется – такую дырку мне в сердце проковырял.
– Вот сукин сын, слушай, да! – возмутился штурман: – Родители ему с любовью подарок сделали, чтобы с друзьями поделился, порадовал на Новый год. Не в одну же харю ему это вылакать? А он – вылил! Родных обидел! Эх, не те армяне пошли! Все портится в этом мире! Если бы у него настоящие армянские мозги были, то, раз поймали – надо было сразу командиру предложить, возьмите, мол, родители к празднику вам передали… Нормальный командир бы не взял просто так – денег предложил, поломался бы немного для приличия и – все дела! Да и если бы и так взял, что за дела? А он, чистый ишак апшеронский, тьфу! – сплюнул штурман от возмущения: – Адресок родителей его дай – я им сам поэму про сынка напишу. Раз с Волгограда – наверняка – бакинцы беглые, может и соседи с нами бывшие… за таких земляков стыдно!
Бек, хозяин каюты, втихую выдвинул средний ящик стола – там стояли рюмочки с коньяком и тарелочка с лимоном в сахаре. Все в своих специальных пазах – прежний хозяин каюты, еще до Бекмурзина, позаботился во время заводского ремонта. Основательный человек! Никаким штормом посуду не перевернет, и от чужого глаза спрятать за две секунды весь праздник можно…
– Ну что, братцы, стресс снимем?! – спросил-предложил Норболат.
– Эдик, давай тост скажи! – попросил Милкин штурмана, известного мастера застольных речей.
Тот подумал три секунды и сразу же выдал:
Когда пробьет полночный час
И Зодиак пойдет парадом
Пусть не скупится Новый Год
Ни на чины, ни на награды!
И чтобы радовали нас
Сейчас и до глубокой старости —
Бутылка доброго вина
и прочие мужские радости!
– С наступающим! – салютовал рюмкой Мхитарян.
– С наступающим! – поддержали его командиры.
