Павел Маляревский - Модель инженера Драницина
На другой день он открыл парикмахерскую. С утра еще у дверей толпилась очередь.
Пришли не только нуждающиеся в услугах парикмахера. Пришли люди без всяких признаков растительности. Все желали узнать новости. Стеклянная дверь парикмахерской то и дело открывалась, и тяжелая двадцатипятифунтовая гиря, висевшая на блоке, грузно ухала. Каждый клиент смотрел вопросительно.
Но Ягуар Сидорович был торжественен и молчалив. Держался он предупредительно, но с той великолепной холодностью, чуть-чуть переходящей в надменность, которая свойственна некоторым великим людям, сознающим дистанцию, отделяющую их от простых смертных.
На все расспросы он отвечал вежливым молчанием или предупредительным вопросом:
— Прикажете освежить?
— Бобрик или полька?
— С какой стороны носите пробор?
Клиенты уходили разочарованные.
По городу поползли самые противоречивые слухи.
Одни говорили, что парикмахер нашел египетскую мумию. Другие уверяли, что это ерунда, что найден клад, закопанный на Угорье доисторическим разбойником Иваном Петлей. Третьи сообщали черт его знает что такое.
Вечером, уже после закрытия парикмахерской Петя сидел в своей комнате и слушал трагедию Павла Трепещущего в пяти актах с прологом, носившую звучное заглавие «Кровь и перечница».
Чтение продолжалось уже второй час. Петю мутило. Ему надо было идти на собрание, но он не решался прервать поэта и слушал, делая восхищенное лицо.
В конце третьего акта, когда кровожадная Анна, мстя за убийство своего мужа (кровь) пригласила к себе в гости убийц и отравила их цианистым калием, поданным к обеду вместо перца (перечница), Петя не выдержал и, прервав поэта, сказал, что он очень взволнован и слушать не может. Что лучше чтение отложить на завтра. Павел Трепещущий смертельно обиделся, но согласился. Петя мигом выскользнул за дверь.
— Нюта, сколько времени?— спросил он босоногую девчонку.
— А часы-то не ходят, — ответила та, громыхая посудой. — Вы у хозяина спросите.
Петя прошел в парикмахерскую.
— Ягуар Сидорович, сколько времени?
— А вот взгляните, — отвечал Ягуар, натягивая полосатые брюки (он собирался с женой на прогулку).
Петя взял часы, висевшие на гвоздике. Было без двадцати пяти семь. Глаза его скользнули по крышке, и он замер. На внутренней стороне было выгравировано «Ванновский завод». Петя машинально щелкнул крышкой. На черной вороненой поверхности матово белели три буквы — СВД.
«СВД... Ванновский завод», — пробормотал Петя. Сомнений не было, это были часы инженера Драницина.
Находка путала. Изобретение. Нападение. Таинственное исчезновение инженера и вдруг эти часы, оказавшиеся у гороховского парикмахера Фечкина. Смутные подозрения овладели Петей.
Надо было начать розыски.
— Хорошие у вас часы, Ягуар Сидорович, — промолвил он, еле сдерживая волнение. — Где это вы такие достали?
— Часы? Да, часы хорошие. Я их у Федора Кузьмича выменял. Хорошие часы.
Петя еще что-то сказал и вышел из комнаты. По дороге на ’собрание он забежал на почту и узнал адрес Федора Кузьмича.
Утром в выходной день Петя пошел на квартиру к тете Паше.
— Можно?— постучал он.
— Войдите.
— Здесь живет Федор Кузьмич?
— Здесь. А вам что нужно, — суховато спросила тетя Паша, вытаскивая из печи горшок.
— Здесь, — нерешительно, словно сомневаясь в правильности своих слов, подтвердил мужчина, стоявший около небольшого зеркала и усердно мазавший макушку жидкостью из объемистого флакона.
— Мне бы с вами нужно поговорить, — промолвил Петя.
— Пожалуйста, — также нерешительно промямлил мужчина, робко поглядывая на жену.
— Говорите, — ответила тетя Паша.
Петя присел на табурет и, обращаясь к Федору Кузьмичу, спросил:
— Скажите, пожалуйста, я слышал, что вы нынче променяли парикмахеру Ягуару Сидоровичу часы. Так вот я и хотел...
Петя не кончил.
Федор Кузьмич смертельно побледнел. Флакон выскользнул из его рук и, жалобно прозвенев, разбился.
— Часы... — прошипела тетя Паша. — Часы меняете. А интересно бы знать, лысый вы идиот, откуда у вас эти часы? — И она угрожающе занесла ухват над головой мужа.
Петя не дождался окончания семейной сцены и выбежал на двор.
Узел затягивался.
Глава XII
ИСПЫТАНИЯ БОБРИКОВА-ДУЖЕЧКИНА
Утром чай.
Двадцать минут ходьбы до колонии.
Восемь часов суетливой, неспокойной возни с пестрой компанией бывших беспризорников и правонарушителей. Обед в столовке, опять двадцать минут ходьбы до дома, и долгие пустые вечера. Такова была новая жизнь Бобрикова-Дужечкина.
Когда прошел первый период волнений и хлопот и жизнь кое-как заскрипела по новой колее, обрастая вещами, людьми, привычками, Бобриков стал нервничать. Страх все чаще и чаще овладевал им. Ему каждый день казалось, что вот уж сегодня-то его обязательно разоблачат. Долгими вечерами он оцепенело сидел в кресле, прислушиваясь к каждому шороху, настороженно ловил скрип калитки, шаги под окном, стук извозчичьих дрожек.
— Это за мной, — шептал он, и холодный пот капельками выступал на висках.
А тут еще Тихон Петрович со своими страхами и подозрениями.
Новый жилец понравился ему и часов в девять вечера он входил в его комнату в нижней рубашке и подтяжках, с газетой в руках — весь серый от еле сдерживаемого ужаса.
— Читали, — спрашивал он, шурша газетой. И, не дождавшись ответа, начинал сообщать последние новости из отдела происшествий: убийства, растраты, дерзкие нападения, кошмарные успехи техники — сыпались как из рога изобилия. Оба бледнели и каждый боялся сказать свое затаенное.
Бобриков похудел, он плохо спал по ночам. Часто просыпался и кричал не своим голосом.
Сердобольная Агафья Ефимовна только ахала да вздыхала, глядя на нового жильца.
— Жениться бы вам надо, — говорила она. — Цель в жизни приобрести.
Бобриков через силу отшучивался.
— Или замужней женщине счастье составить, — недвусмысленно продолжала Агафья Ефимовна, — скучно ведь нам бабам за одним человеком век коротать, — и она глядела на него обещающе, но Бобрикову было не до этого.
За поиски модели он еще не принимался. Надо было разыскать тетю Пашу, но сделать это следовало со всей осторожностью.
В один из выходных дней Бобриков отправился на базар. У лотков стояли молочницы, а поодаль, над горами ранних огурцов и еще не совсем зрелых помидор монументально возвышались торговки.
Бобриков задумчиво шел по рядам. Остановился около одной из торговок, взял в руки помидор и спросил, что стоит. Поднял глаза и обомлел. Перед ним стояла тетя Паша.
Несмотря на измененную наружность тетя Паша мигом узнала кудлатого пассажира.
Вытянув руки, словно защищая гору овощей, она не своим голосом завизжала:
— Ой, ратуйте добрые люди, грабят!
Мостки загудели, публика бросилась к месту происшествия. Где-то тревожно заливался свисток.
Бобриков побледнел и, быстро надвинув кепку, нырнул в толпу.
Пока тетя Паша бестолково объясняла собравшимся, что ее хотели вторично обокрасть, но ничего не взяли, пока милиционер гнался за двумя ни в чем неповинными мальчуганами, он уже был далеко от базара.
Итак, было ясно, что тетя Паша была здесь, а следовательно, и здесь был чемодан. Но от этого легче не было. Показываться ей на глаза после сегодняшнего происшествия было бы безумием. Нужно было найти какой-то новый подход, поговорить с ней наедине, соблазнить ее сотней-другой и взять модель.
Вечером с Бобриковым было нехорошо и Агафья Ефимовна поила его ромашковым настоем.
А Тихон Петрович развлекал сообщениями о последних уголовных деяниях.
С записной книжкой инженера Бобриков никогда не расставался. Даже на работу он носил ее в портфеле. И как раз это явилось причиной второго испытания несчастного кассира.
Ребята заметили, что Бобриков не расстается с портфелем, что он носит его даже в уборную. И они решили во что бы то ни стало похитить портфель.
Шел урок. Бобриков по своему обыкновению ходил по классу и диктовал, изредка взглядывая на портфель, лежащий на кафедре.
Когда он находился против двери, в коридоре раздался дикий вопль.
— Го-о-орим! По-о-жар!
Ребята повскакали с парт и бросились к двери. Бобриков метнулся было к кафедре, но ребячий поток легко вынес его в открытую дверь и понес по коридору.
Выскочили учащиеся из других классов. Заведующий бестолково кидался от группы к группе. Сторож Авдеич с ведром воды и шваброй стоял на площадке.
Тревога оказалась напрасной. Нехотя разошлись по классам. Когда Бобриков вошел в свой класс, то первым делом бросился к кафедре. Портфеля не было. А вместе с ним исчезла и записная книжка инженера. Бобриков побледнел, покачнулся и упал без сознания.
