Раймон Кено - Зази в метро
— Ты показал им Сент-Шапель?
— Им повезло. Мы приехали как раз к закрытию. Только и успели, что пробежаться мимо витражей. Огромные (жест) такие витражи. Они (жест) в восторге. Правда ведь, my гретхен lady?[14]
Польщенная туристка восторженно закивала.
— Урра! — заорали все остальные.
— Держите гидасперов! — добавила появившаяся вдова Авот'я. За ней по пятам шел Хватьзазад.
Легавмен подошел к Габриелю и, вежливо поклонившись, справился о его здоровье. Не вдаваясь в подробности, Габриель сообщил, что у него все в порядке. Тогда собеседник продолжил допрос, переходя к проблеме свободы личности. Габриель заверил его, что его свобода ничем не ограничена, и это, более того, его абсолютно устраивает. Разумеется, он не стал отрицать, что в какой-то момент было безусловное посягательство на его наиболее неотъемлемые права, но впоследствии, свыкшись со своим новым положением, он до такой степени сумел повлиять на происходящее, что его похитители стали его рабами, и в ближайшее время он сможет распоряжаться их свободной волей по своему полному усмотрению. В заключение он сказал, что ненавидит, когда полиция сует свой нос в его дела, и, поскольку его почти затошнило от отвращения к подобного рода вмешательству, он вынул из кармана шелковый носовой платок цвета сирени (не белой, разумеется), пропитанный одеколоном «Тайный Агент» фирмы Кристиан Фиор, и вытер им нос.
Задохнувшись в пахучем облаке, Хватьзазад извинился, попрощался с Габриелем, вытянувшись по стойке смирно, развернулся на сто восемьдесят градусов по всем правилам военного этикета, отошел от него и исчез в толпе в сопровождении семенившей за ним по пятам вдовы Авот'и.
— А здорово ты его на место поставил, — сказала Зази, усаживаясь рядом с Габриелем. — Мне, пожалуйста, клубнично-шоколадного мороженого.
— Кажется, я эту рожу уже где-то видел, — сказал Габриель.
— Теперь, когда эта лягавщина отвалила, — сказала Зази, — ты, может, наконец ответишь на мой вопрос? Ты гормосессуалист, да или нет?
— Клянусь, что нет.
И в подтверждение Габриель протянул руку вперед и сплюнул, чем несколько шокировал собравшихся вокруг туристов. Он хотел было посвятить их в этот древний галльский обычай, но Зази пресекла его дидактические устремления, спросив, почему, в таком случае, хмырь обвинил его в том, что он таковым является.
— Опять за свое! — простонал Габриель. Не вполне вникшие в суть дела туристы следили за происходящим теперь уже без тени улыбки, не испытывая ничего, кроме раздражения: они тихо переговаривались на своем родном наречии. Некоторые предлагали попросту утопить девчонку в Сене, другие — завернуть в плед и сдать в камеру хранения на любом вокзале, обложив предварительно ватой для звукоизоляции. Если же никто не согласится расстаться со своим одеялом, то вполне можно использовать для этих целей чемодан, если, конечно, хорошенько утрамбовать содержимое.
Обеспокоенный этим шушуканьем, Габриель решил пойти на кое-какие уступки.
— Ну хорошо, вечером я все тебе объясню. Точнее, ты все увидишь своими глазами.
— Что увижу?
— Увидишь — и все тут. Даю тебе честное слово.
Зази пожала плечами.
— Знаешь, я твое честное слово...
— Хочешь, чтобы я еще разок сплюнул?
— Хватит! А то мне в мороженое попадешь.
— А теперь оставь меня в покое. Ты все сама увидишь, честное слово.
— А что, собственно, малышка собирается увидеть? — спросил Федор Баланович, которому удалось-таки уладить с сенмонтронцем все спорные вопросы, касающиеся дорожно-транспортного происшествия. Последний, кстати говоря, выразил горячее желание вернуться к себе в родную деревню. Федор Баланович. как и Зази, уселся рядом с Габриелем на место, которое освободили для него преисполненные уважения туристы.
— Я свожу ее вечером в «Старый ломбард», — ответил Габриель. — И всех остальных тоже (жест).
— Минуточку, — сказал Федор Баланович. — Это в программу не входит. Я должен проследить за тем, чтобы они пораньше легли спать, поскольку завтра рано утром они отбывают к седым камням Гибралтара. Таков уж их маршрут.
— Во всяком случае, эта перспектива была им очень по душе, — сказал Габриель.
— Они просто не понимают, что ждет их впереди, — сказал Федор Баланович.
— Зато потом им будет что вспомнить, — сказал Габриель.
— Мне тоже, — сказала Зази, сосредоточенно продолжая эксперимент по сравнительному изучению клубничного и шоколадного ароматов.
— Да, но кто же будет платить в «Старом ломбарде»? Сами они доплачивать не станут.
— Как я скажу, так они и сделают, — сказал Габриель.
— Кстати, — обратилась к нему Зази, — я вспомнила, что хотела у тебя спросить.
— Подождешь, — сказал Федор Баланович. — Помолчи, когда мужчины разговаривают.
Изумленная Зази заткнулась.
Поскольку рядом случайно оказался официант, Федор Баланович обратился к нему со следующими словами:
— Принесите-ка мне пивного сока!
— В чашке или в железной баночке? — спросил официант.
— В гробу, — ответил Федор Баланович, давая официанту понять, что теперь его уже никто не задерживает.
— Потрясающе, — рискнула восхититься Зази. — Даже генерал Шарль Вермо никогда бы до такого не додумался.
Федор Баланович пропустил ее замечание мимо ушей.
— Значит, ты думаешь, что можно с них еще кое-что содрать? — спросил он у Габриеля.
— Я же тебе сказал: что скажу — то они и сделают. Надо этим воспользоваться. Вот, кстати, куда ты их везешь ужинать?
— Знаешь, с ними так цацкаются! Они ужинают в «Серебряных кустах», ни больше ни меньше! Но платит за это непосредственно туристическое агентство.
— Слушай! Я знаю одну пивнушку на бульваре Тюрбиго, где ужин обойдется намного дешевле. Ты сходишь к хозяину того шикарного ресторана и возьмешь с него компенсацию из тех денег, которые он получит от агентства. Это ведь всем очень выгодно! К тому же я их отвезу в такое место, где чем только не полакомишься! Естественно, платить будем из доплаты, которую они внесут за «Старый ломбард». Что касается сдачи из «Кустов», то ее мы поделим между собой.
— Ну и хитрецы же вы, однако! — сказала Зази.
— Знаешь, — сказал Габриель, — ты несправедлива! Все это делается исключительно для их (жест) блага!
— Мы только об этом и думаем! — сказал Федор Баланович. — О том, чтобы, покинув этот славный град, нареченный Парижем, они никогда не смогли его забыть. И вернулись сюда снова.
— Ну что же, все складывается как нельзя лучше, — сказал Габриель. — В ожидании ужина они смогут осмотреть подвалы пивной: там пятнадцать бильярдных столов и двадцать столиков для пинг-понга. Второго такого заведения в Париже нет.
— Им будет что вспомнить, — сказал Федор Баланович.
— Мне тоже, — сказала Зази. — Потому что я тем временем пойду погуляю.
— Только не по Севастопольскому бульвару! — испуганно воскликнул Габриель.
— Не беспокойся, — сказал Федор Баланович. — Сдается мне, что ее голыми руками не возьмешь.
— Да, но мать мне ее доверила не для того, чтобы она шлялась между Центральным рынком и Шато д'0
— Я буду просто прогуливаться перед твоей пивной, — примирительно сказала Зази.
— Тогда тем более все решат, что ты вышла на панель, — ужаснулся Габриель. — К тому же ты в джынзах. Любители наверняка найдутся.
— Любители находятся на все что угодно, — сказал Федор Баланович тоном хорошо пожившего человека.
— Обижаете, — ответила Зази, жеманно поводя плечами.
— Что? Теперь она с тобой будет заигрывать? — сказал Габриель. — Это уже черт знает что!
— Почему? — спросила Зази. — Он тоже горм?
— Не горм, а норм! Альный, разумеется, — поправил ее Федор Баланович. — Здорово я пошутил, правда, дядюшка?
И он шлепнул Габриеля по ляжке. Габриель весь всколыхнулся. Туристы смотрели на них с любопытством.
— Кажется, они уже заскучали, — сказал Федор Баланович. — Самое время отвезти их поиграть в бильярд, чтоб они немного развеялись. Бедные олухи! Они ведь думают, что это и есть Париж.
— Не забывай, что я показал им Сент-Шапель, — с гордостью заявил Габриель.
— Балда! — сказал Федор Баланович, — знавший все тонкости французского языка, ибо родился он не где-нибудь, а в Буа-Коломб. — Ты водил их в торговый суд, что рядом с Сент-Шапель.
— Да ты что! — воскликнул Габриель с недоверием. — Правда штоли?
— Хорошо, что здесь нет Шарля, а то вы вообще никогда б не разошлись, — сказала Зази.
— Может, это и не была Сент-Как-ее-там, — сказал Габриель, — но все равно красиво.
— Сент-Какейотам??? Сент-Какейотам??? — с беспокойством переспрашивали самые искушенные в вопросах французского языка туристы.
— Сент-Шапель, — сказал Федор Баланович. — Истинная жемчужина готического искусства.
