Константин Шаповалов - Недремлющий глаз бога Ра
— Ничего сказать не могу. Рассмотрим, значить, вашу просьбу и сообщим. Лично у меня возражений нету, а дальше как начальство скажет. Ежели будет санкция, то пожалуйста, милости просим. Ну а нет, уж не обессудьте. Начальство, значить, свои виды имеет.
— В таком случае, я у самих монстров и узнаю! Всё равно ведь о чем-то надо разговаривать. Показывайте, где они тут.
— Здесь, родимые, вот за этими безвоздушными дверями, — он махнул рукой в сторону овальных люков. — Сейчас уж, наверное, оклемались. Воздух у них вентилируется через такое устройство, которое, значить, следит за концентрацией. Я объяснял про концентрацию?
— Объясняли. Уже раза три. Ведите лучше к монстрам.
Ссаженный с любимого конька, Федор Федорович обиженно взглянул на меня и, шаркая подошвами, поплелся к крайней двери.
— Самсон Бама Нгомо Бибанга, родом из Заира, — прочитал он в блокноте. — Черный, 32 года, холост, рост 6 футов 4 дюйма, вес… вес не разберу! С помарками записано. Короче, жирный такой негритос. Килограмм на сто двадцать потянет, не меньше.
— Что вы его расписываете как брачный маклер? Какая мне разница на сколько он потянет?
— Положено так, — строго сказал куратор. — Не зря же этот параграф в инструкцию включили? Значить, есть разница, коли пишут.
— Ладно, давайте дальше, — смирился я.
— Осужден в Гватемале, — он призадумался. — Это где же такая будет? Ладно, Бог с ней. Приговорен, значить, к смертной казни за ритуальные убийства. Культ Вуду.
— Оккультист?
— Ну! И чего только на белом свете не бывает: и Будду, и Вуду-Муду, — Сперанский вздохнул. — Семь расчлененных трупов. Пятеро мужчин и два мальчика. Зарезал, значить, бандюга!
— Давайте с кого-нибудь другого начнем.
— Испанец, Хосе Альварес Монтойя, 52 года. Растлитель малолетних и серийный убийца. Осужден на Барбадосе, признан невменяемым и приговорен пожизненному заключению. Рост 189 сантиметров…
— Так, а следующий кто?
— Следующая. Немка, баронесса фон… фон… — он с досадой захлопнул блокнот, — ну ничего не разберешь! Но, я её и так хорошо знаю, без записей.
— Людоедка?
— Навроде того! В Боливии мы эту сучку выкупили. Кличут её Анхеликой, но на самом деле она ведьма фашистская, а никакая не Анхелика. Лучше с негра начать, чем с неё.
— Чем же она вам так досадила? Порчу навела?
— Да она сама хуже всякой порчи! Образованная зараза, все языки знает, везде побывала, со всеми переспала, ну и помешалась на этой почве. Мужики ей обрыдли!
Говорит, что у мужиков примитивная фантазия — одинаково снимают штаны. Такая язва, что без риску подходить к ней можно только когда она под наркозом.
— А осудили за что?
— Как это "за что"? За садизм, конечно! Устроила в своем поместье извращенную лесбиянскую секту и поклонялась какому-то языческому божеству. И допоклонялась, значить…
Он хотел ещё что-то добавить, но в этот момент коридор заполнился короткими и частыми звонками пожарной сигнализации, под потолком зажглось красное табло с мигающей надписью "Fire Alarm", а из невидимых отверстий в палубу с дьявольским свистом ударили сразу четыре морозные газовые струи.
В один миг помещение преобразилось и вокруг нас воцарился воющий, свистящий, шипящий ад.
— Углекислота! — крикнул я. — Бежим отсюда!
Но Федор Федорович даже не пошевелился. От неожиданности он остолбенел и как зачарованный уставился на взрывавшийся светом плафон.
Я перепугался не меньше, но в паралич не впал — наоборот, проснувшийся инстинкт самосохранения побуждал к решительным действиям. Схватив куратора за шиворот, я волоком подтащил его к водонепроницаемой двери.
— Командуй быстрей! У нас пара минут, не больше!
Тот вдруг сделался ватным и начал тяжело заваливаться набок.
Меня захлестнула волна животного ужаса.
— Командуй, пень!!! — заорал я прямо в морщинистое ухо. — Командуй!!! Сейчас задохнёмся!!!
— Ка… ка… ка…
Мной владело паническое желание отшвырнуть этот груз и бежать — не важно куда, а лишь бы не стоять в ожидании стремительно надвигающейся гибели.
Прижав правой рукой почти бесчувственное тело к металлической стенке, левой я принялся хлестать по упитанной физиономии.
— Очнись, идиот! Подохнем как тараканы! Очнись, тебе говорю!
Под градом пощечин его глаза наполнились слезами, и он попытался защититься.
— Повторяй за мной, только громко! — я отвесил ему последнюю оплеуху и развернул лицом к выходу. — Computer!
— Computer! — эхом отозвался Федор Федорович.
— Громче кричи! Тебя из-за звонков не слышно! — для тонуса я дал ему подзатыльник. — Computer!
— Computer! — изо всех сил завопил куратор.
— Open the door "F"! — крикнул я.
— Open the door "F"! — выложился он.
— The door «F» blocked. Operation failed, — равнодушно отрапортовал компьютер.
С перекошенным лицом Федор Федорович ринулся к двери и обеими руками принялся колотить по бронированной плите.
— Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! Open the door "F"!!! — орал он благим матом.
Голова у меня начала наливаться свинцом, отчего стены дрогнули и тихонько поплыли в тяжелом тумане, заливавшем агонизирующий коридор.
Собрав последние уже остатки воли, я снова сгреб куратора за шкирку.
— К монстрам двери открыть можешь?
— Open the door "F"!!!" — прокричал тот мне прямо в лицо.
Я оттащил его к ближайшему люку и ткнул носом в бронзовую латинскую букву "S".
— Наш последний шанс! Командуй!
— Computer! Open the door "F"! — завопил Сперанский.
— The door «F» blocked. Operation failed, — объяснил компьютер.
— The door «S», болван! — страх теперь начал превращался в тупое, гнетущее безразличие, но я ещё владел собой настолько, чтобы наподдать Сперанскому коленом под зад.
— Computer! Open the door "S"! — на этот раз ему удалось переорать даже тревожные звонки.
Запоры звучно и спасительно клацнули в ответ, а длинная стальная ручка заметно вздрогнула.
Я навалился на неё всем телом, но массивная с виду конструкция поддалась на удивление легко и отошла, образовав почти метровую щель, куда я сверхсильным броском направил не перестававшего голосить Сперанского.
Тот зацепился за ступеньку высокого металлического порога и распластался ничком у самого входа, а я, шагнув следом, встал прямо на обширную чиновничью задницу и потянул за собой дверь.
Как только толстая резиновая прокладка сжалась под тяжестью стали, вокруг наступила сладкая, торжественная тишина.
Одновременно с радостью меня посетила мелкая дрожь в коленях, одуряющая тошнота и волна липкого, вонючего пота.
Не найдя сил двинуться, я вяло стёк по двери и присел на жирные ляжки куратора.
Несколько минут мы пребывали в неподвижности, прислушиваясь к отдаленным звонкам, пока надменный женский голос не произнес откуда-то сзади:
— Сперанский! Кажется, я тебя просила привести девочку, а не мальчика, — последовала недолгая пауза. — К тому же он пахнет!
По-русски она говорила без акцента, но как-то слишком уж правильно — наши люди так не говорят. Наши люди жуют и глотают слова, а эта произносила их четко и с одинаковыми, точно отмерянными интервалами — как с конвейера снимала.
Я попытался повернуться, но Федор Федорович, на которого командные интонации действовали мобилизующе, отреагировал раньше, и теперь уже мне пришлось растянуться на ковре.
— Сперанский! Поздравляю — новый оскал подобран со вкусом. Пожалуй, в Голливуде ты сделал бы карьеру.
Наконец, мне удалось приподняться, но тут я увидел лицо куратора и в припадке нервного хохота снова шлепнулся на пол.
Стресс впечатал в физиономию Федора Федоровича то самое выражение, которое возникло, когда компьютер отказался открыть нам дверь.
— А в чём дело? — недоуменно спросил тот. — Почему он смеется?
— Просто странный мальчик, — холодно объяснила женщина. — Другой давно бы удрал, а этот смеется. Хотя нет, теперь он плачет.
Я и в правду уже рыдал.
— Русский? Из Москвы?
— Так точно, Ваше Величество. Назначен вместо прежнего.
— А того отравили или повесили?
Меня настиг ещё один приступ.
— Ах, утопили. Жаль. Надо было повесить. У него был отвратительный баварский выговор и чересчур длинный нос, но на рее он выглядел бы убедительно. А когда тебя утопят?
Следующий всплеск смеха вызвал спазматическую боль в желудке, от которой едва не остановилось дыхание. Я стал судорожно хватать ртом воздух, а когда справился с собой, вновь услышал тот же ледяной голос.
— Ах, просто в гости зашли? Так это был визит вежливости? Что же, я рада, хотя у русских всё получается слишком внезапно.
Чтобы избежать нового приступа, мне пришлось сильно укусить себя за руку.
— Ладно, отправь веселого мальчика в ванную — пусть наденет халат с камелиями, а свой фрак выкинет в окошко. Да, и достань сердечные капли. Да, там, в коралловой шкатулочке. Нет, это не ему, а тебе. Выпей, прежде чем идти.
