Евгений Шестаков - Номерные сказки
— Ну-с, робяты-акробаты... — говорил царь, имея в виду сразу всех, в том числе царевну, царицу и прибывшего погостить архимандрита. — Посидим, подумаем купно. И пред решеньем ответственным на весах разума коллективного хорошенько все взвесим... Верней говоря, измерим... Точней говоря, прочувствуем... Да в общем, по первенькой разливай!
Каждой категории физических лиц полагалось свое питье, поэтому три виночерпия царю с царицей наливали одно, боярам и архимандриту другое, а царевне по молодости лет совсем даже третье, выдавленное в бокал из нескольких апельсинов. Шут, удобно устроившись в ногах государыни, пользовался некоторыми исключительными правами и мешал в своем ковшике что угодно с чем попало в самых диких пропорциях.
— Так что, теперь и ты, дочь моя, давай выскажись... — крякнув, выпив и снова крякнув, повелел государь. — Ибо твой и только лишь твой выбор есть заглавный критерий. Потому как тебе с им жить. Во всех смыслах.
Царевна привычно покраснела и потеребила лежащую на коленях косу. Последняя была трижды обмотана вокруг головы, четырежды вокруг стана и поэтому оставшейся своей частью была всего чуть более полутора метров. Сама же царевна даже в сидячем положении на голову превосходила торчавшего за спиной виночерпия, парня маленького в сравненье разве что со слоном. В свое время даже многоопытные повивальные бабки были крайне изумлены, когда с превеликим трудом извлекли из чрева государыни отнюдь не четверню, как ожидалось. А всего одну, но весьма, говоря смягченно, крупную девочку. Кормление которой тут же оказалось весьма непростой задачей, так как долгожданный ребенок за один заход свободно выпивал восемь титек. Поэтому довольно скоро кормилицы были заменены на коров, которых быстро растущая девочка, впрочем, высасывала так же быстро, как стая комаров лилипута. Со временем, обретя нынешние размеры и ум, ее высочество стала второй наиболее уважаемой представительницей женского пола в стране. Государь, в первые годы относившийся к дочери с некоторым перманентным испугом, затем очень ее полюбил и постоянно ставил в пример, по поводу и без повода, удачно и не совсем.
— Ты, доченька, не молчи. Говори. А то по сю пору неясно, какого ты к нему отношения. Вот, бояре, поучитесь-ка у нее! Покамест крепенько не обдумает — ничего не вымолвит. Прямо как вулкан италийский. Молчит-молчит, а потом как шваркнет каменьями!
— Вы, папенька, своими поэтическими сравнениями уже всех мух приморили. — недовольным голосом сказала царевна. И, поправив килограммовую в прическе заколку, наконец высказалась. — Вообще-то он, конечно, впечатление производит. Сложен изящно, одет опрятно, кривляется довольно искусно. Только вот глазиком как-то косит. Я вот думаю, не заячий ли зрительный недостаток?
— Надо ж! Тоже заметила! — восхитился царь. — Это из-под вуальки-то! Она ить у тебя кака? Холщова? Ну, надо же!
— Так на натуральную французскую денег-то пожалели! — возмутилась царевна. И опустила ладошку на стол с таким грохотом, что виночерпий у нее за спиной подпрыгнул. Хотя, сказать правду, она слегка кривила душой. Ибо гораздо больше дамских нарядов ценила мудрую книгу и хорошую оркестровую аранжировку. А потому почти все положенное ей содержание тратила на заполнение стеклянных книжных шкафов и ящика для пластинок. Однако, сказать еще одну правду, царевна отнюдь не являлась синим чулком и о женихе активно мечтала. Красота же ее волновала не только придворного художника, но и очень многих других мужчин разных сословий и места жительства. И обидеть царевну способен был только царь, да и то в ста процентах случаев ненароком.
— Кукареку! — громко произнес шут и тем весьма удачно разрядил атмосферу. Все присутствующие засмеялись так, что за дверью, не выдержав, многоголосым ржанием откликнулась стража. Государыня, хохотунья известная, махнув ладошкой, отбыла под свой стул, а шут поклонился и тем же манером, то есть попой, звучно и членораздельно поблагодарил за внимание.
— И-и-их хи-хи! — государь не просто закатился, а в прямом смысле под стол, и там крепко повстречался с царицей лбом. Виночерпий, смеясь, пролил немного архимандриту за ворот и тем заслужил себе полный ковшик в штаны. Наливая ему второй, его святородие туда же опустил огурца, отчего ближние по месту действа бояре принялись икать хором. Даже летописец, деятель скромный и малозаметный, включился в общий оркестр своим смехом, который, в свою очередь, ввиду простуженного носа был столь далек от нормального, что крепившаяся до поры царевна громыхнула на зависть колоколам. Веселье продолжалось минуты три, после чего бережно усаженный боярами на трон государь, все еще подрагивая , произнес:
— Ну, Сеня... Ну, хрен тебя морковкой по помидорам... Удружил! Оформляй заявку на орден. Менее Андрея Пустозвонного никак не выдам. А то и Трудового знамения. С серпами и яйцами.
— Заранее благодарен. — заранее поблагодарил шут. И поклонился так, как умел только он. Продев голову между ног и оказавшись тет-а-тет с своим задом. После чего, повернувшись к зрителям, на два голоса исполнил кусок арии из "Аиды". Вся государственная верхушка тут же пала на пол в таких корчах, на какие не способен самый бойкий из эпилептиков. Лишь по прошествии получаса, когда отпоили царицу, отлили из ковшика ее венценосного мужа и нашли вставную челюсть архимандрита, собрание вернулось к тому, за чем, собственно, и собралось.
— Не знаю, как вам, а мне он, пожалуй, и показался... — молвила царица, потребив немного из ковшичка. — Господин посол сказывал, что и происхождения он хорошего. Не от диких европских варваров род ведет, а от древлеримского корню. Что-то там его высокородие то ли про Спартака, то ли про Ювентуса сказывал... Во всяком разе, порода у его наглядно видна. А от хорошей породы и приплод будет в заводе путный.
Ее величество употребила животноводческие термины совсем не потому, что хотела обидеть дочь, а лишь вследствии того, что привыкла оными изъясняться. Скотный двор, который патронировала она лично, по разнообразию своему был на зависть многим зоопаркам. Самым крупным достижением царицы как селекционера был на данный момент чешуйчатый овцемул, который с большим трудом появился после многократных попыток скрещивания синайского волхводава с сицилийским конебыком.
— Не знаю, матушка... — сказала царевна. — Может, порода у его и древнее нашей, да только смирный он какой-то на вид. То ли с пони часто по детству падал, то ли менталитет у его в голове замедленный. Не знаю, не знаю... Того гляди, второпях за недомерка айкьюйного выдамся... Лучше уж погожу. Пусть немного при дворе погарцует. Тогда получше увидим.
— Какого недомерка?! — в полный унисон вопросили государь и архимандрит. В ругании словесном царевна доселе никем замечена не была.
— Умственного, ваши количества. — ответила царевна, единым глотком допив литровый свой ковш. И нежно, по-дамски, крякнула. Чем славилась еще со грудных времен.
Царь переглянулся с царицей, вздохнул, щелкнул пальцами, не глядя подставил ковшик и, перед тем как испить, изрек :
— Оно, может, и к лучшему. Все ж таки годы-то не так быстро идут, как женихи на твой мед слетаются. Оно, конечно, внука я на коленках с моей бы радостью подержал. Но... Поскоку аз есмь семейной демократией крепко проинфицирован, императивом категорическим доминировать воздержусь. Будь по-твоему. Пусть иноземец сей запредельный при нашем дворе личность, ему присущую, явственней в деяниях обозначит. Дабы фальстарту априорного не случилось и конфузу династийного не повлеклось.
Продемонстрировав в маленькую пику дочери умелое владенье высоким стилем, его величество оросил из ковшика свой внутренний мир и поставил посуду на стол кверху дном. Однако не в центр стола, а на краешек. Что означало не только конец посиделок и обсуждений. Сие означало также, что вопрос требует повторного собрания по своему поводу. И что собрание это обязательно состоится в весьма недалеком будущем.
Сказка №29
В это утро его величество был несколько хмур и поначалу неразговорчив. Во время гимнастических упражнений он не покрикивал и не шутил сам с собой, а умываясь и глядя в зеркало, не поздоровался с отражением. Завтрак тоже прошел в тишине, прерываемой лишь иногда звуками уверенной работы желудка его величества. Царица с опасением поглядывала на мужа. За многие годы совместной жизни она так и не смогла постичь до конца внутренних законов, управляющих ее супругом, и все больше склонялась к мысли, что таковых просто нет. Вот и сейчас государь, только что сумрачно глотавший порция за порцией кашу, вдруг единым разом просветлел, выскочил из-за стола и убежал куда-то по коридору. Подождав, пока растает инверсия, царица покачала головой и произнесла :
— Чудной сегодня. То ли норму не выспал, то ли сон гадкий видел. Тот вон раз, когда анальное кровосмешение-то ему приснилось, тоже с самого утра дикий был. А я ему говорила : справочников лекарских не читай! А он и боярина измучил, чтеца, и себя, слушаючи, умственно надорвал. Ночью мне прямо в ухо как крикнет "Зажим!", так я со страху-то чуть было Иван Купалу под обоих не сделала.
