Слава Сэ - Последний сантехник
Я не сразу уехал. Сел в ресторане неподалёку. Это не ближний лагерь, а помощь хороша, когда мгновенна. Ждал, ждал – ничего. Видимо, дочь выросла и сама справляется с людоедами. Это немного грустно.
Как только Ляля вошла, в неё тут же влюбился Денис. Сбегать до окончания любви глупо. На вечерней дискотеке Ляля получила четыре приглашения на танец, но Денис проявил себя как настоящий боксёр. Целый королевский бал с дуэлями получился. На ужин подали макароны по-флотски, удивительно вкусные. Ляля съела три порции, что составило 3 % её веса. Дома я пытался повторить это волшебное блюдо, ничего не вышло. Какие-то общепитовские принципы ускользают. Быть может, слишком чисто мою посуду – и сразу вкус не тот.
Во второй день лагеря разучивали танец для дискотеки, не хотелось пропустить фурор. Потом ночью вызывали дух Сергея Есенина. Поэт не явился, но и без него было страшно, как и планировалось. Жизнь в лагере оказалась возможна. Ледовитый океан в этом смысле всё-таки хуже.
На третий день устроили «зарницу» с деревянными автоматами. Ляле в бою отдавили палец ноги. Пришлось бинтовать. Подходили другие дети, спрашивали о переживаемой боли. Уезжать домой на пике популярности втройне глупо, Ляля снова осталась. Тем более, вечером жгли костёр, пекли картошку по технологиям каменного века. У картофеля-фри появился реальный конкурент.
На шестой день приехал я. С проверкой. Подозрительно всё тихо, мне показалось. Времени общаться не было. Ляля забрала фрукты, поцеловала и поскакала назад. Взрослая такая, незнакомая. Потом, за день до окончания срока, вдруг звонит. Приезжай, говорит, забирай срочно. В машине призналась: в день прощания все реветь будут, я этого не переношу. Вернусь домой, сама поплачу. Мне кажется, это очень по-взрослому. Я сам всегда реву без свидетелей, благодаря чему и прослыл эмоционально зрелым человеком.
У меня было много планов на Лялино детство. Чапаева посмотреть. Поймать щуку или головастика хотя бы. Прыгнуть с тарзанки мимо озера, но не убиться, а заявить себя отцом с хорошим чувством юмора. Найти, в конце концов, этот проклятый боровик. Но Лялино детство короткое оказалось. Вжик – и всё. Оглянулась и пошла.
О морских хороших дядях
Путь к сердцу мужчины лежит через кровать с голой женщиной. У женщин всё наоборот, сначала сердце, потом кровать. А до этого ещё нужно преодолеть целый лабиринт подарков, километры лести и дебри асоциального поведения. Но есть и обходная, короткая дорога – пообещайте ей морское путешествие. Последняя часть истинной схемы связи сердец и желудков выглядит так: когда выйдете в море, всё, что девушка съела с утра, скорей всего, окажется у вас на штанах.
Нас пригласили в круиз. Парусник, Балтика, осень. Мужские синонимы к слову «круиз» – холодно, мокро, тошнит. Женские – загар, деликатесы, оргазм. Угадайте, кто победил в споре «ехать – не ехать»?
Мы попали в компанию моряков. Их рассказы интересней моих, сантехнических. Сражения с кальмарами, пиратство, волны-убийцы, киты-убийцы, ревнивые жёны-убийцы – сплошное жизнелюбие и оптимизм. Каждый моряк хоть раз видел Бегущую по Волнам. А если выпьет хорошо, то и спал с нею.
Мой быт совсем не так драматичен. Отдавить клиенту палец, сломать кран, подраться с дворничихой, – вот примерный список моих подвигов. И как я им расскажу про моря, где плавают сантехники и куда нырнуть может только истинный храбрец? Это вам не кальмара веслом шлёпать.
Одиссей, морской бродяга, вот пример идеального мужа. Он присылает деньги ежемесячно, а сам бывает редко. Он врывается как буря, невероятный от скопившегося воздержания. На берегу он готовит плов и ремонтирует розетки с особым наслаждением. В свободное время посещает театр. Потом его снова зовёт море, он уходит, так и не успев надоесть. Жена остаётся одна, на пляже, в красивом купальнике.
Толик М. стоит трёх тысяч моряков. Он капитан и судовладелец. У него полно железных кораблей и один деревянный парусник, копия шхуны короля Карла II. Толик ходит на нём по Балтике, стреляет из пушек картошкой. Чугунные ядра, как ни целься, иногда попадают в цель, что довольно дорого. После нескольких таких случаев Толик перешёл на стрельбу овощами. Кроме вегетарианских взглядов на войну, он кудряв, блондин, без живота и 185 см. Устройство судового дизеля в его изложении настолько завораживает женщин, что те не чувствуют замёрзших ног и однажды этим кто-нибудь да воспользуется. Когда Толик рассказывает о дальних странах, мне можно всё. Я как пудель, забытый на пикнике. Жру без меры, пачкаю скатерть, таращусь в чужие декольте и как бы невзначай падаю лицом в незнакомые колени. Всем плевать. Толик носится над волнами, все глядят на него.
Он начинал простым штурманом. Но однажды занял денег и купил собственный баркас. Это был настоящий таз с мотором, компасом и рубкой. Назывался красиво – Майокка. Покупку следовало доставить в Лиепаю с острова Борнхольм, и от одних этих названий в истории начинают кричать чайки и ветер треплет волосы всем, у кого они есть.
По морской классификации, судно длиной шесть метров считается самодвижущейся кастрюлей, а вся его команда – самоубийцами. В попутчики Толик взял отважного друга по имени Вилнис, что по-русски значит Волна. Страх Вилнису был не ведом. Всё его внутреннее пространство занимал желудок. Места для других частей и свойств не осталось. Завидев над собой астероид, Вилнис лишь начинал быстрей жевать.
Чтобы не рисковать, друзья наняли буксир. До дома 400 километров, судно незнакомое, характер у Балтийского моря нервный. В день отплытия распогодилось, буксирчик весело пыхтел. Тронулись. Остров Борнхольм отдалялся, а Латвия, наоборот, приближалась. Вдруг буксир задымил и остановился. Мотор заклинило. Механик сказал, надо возвращаться. Но Толику хотелось поскорей уже начать свой бизнес. Пересчитав канистры, он решил, что соляры, наверное, точно хватит. Почему бы не дойти самим? Всего 400 км, погода отличная. Вернули буксиру его трос и пошли. Толик показал Вилнису, как крутить штурвал и кто тут GPS-навигатор. А сам лёг вздремнуть. Ночью предстояла вахта, что на собственном судне сплошное удовольствие. Корабль шёл, Вилнис глядел вдаль. Зелёные валы мерно набегали, солнце садилось в воду, все морские литературные штампы присутствовали и услаждали сердце моряка. На закате раздалась условная команда: «Капитан, впереди какая-то хрень!»
Там, где её не должно быть, показалась земля. Подошли ближе, вслушались в разговоры по радио. Оказалось, снова Борнхольм, Дания. Навигатор уверял, шли ровно, не сворачивали. Но такой большой остров, член Евросоюза, не мог перебежать по морю и разлечься в новом месте. Толик встал к штурвалу, описал по воде восьмёрку. Навигатор сообщил, что Латвия везде, куда ни поверни. Философская концепция круглой земли поглотила его электронный мозг. Или, как выразился Вилнис, заклинило к чертям.
* * *Очень хотелось домой. Соляры по-прежнему хватало, наверное, точно, ветер дул северный. Если править левой скулой к волнам, можно дойти до Литвы, а там и Лиепая родная рядом. Толик изложил эту концепцию и снова лёг спать. Ему снилась Бегущая по Волнам и другие морские чудища. Проснулся с нехорошим чувством. Качка усилилась. Вилнис висел на борту к воде передом, к рабочим обязанностям задом. Зеленоватый в сумерках, он изрыгал всё, что съел в этой жизни, и старался не испачкать рабочее место.
Толик снова встал к штурвалу, развернул нос к волнам. Начинался шторм. Вилнис тошнил, корабль шёл. Вроде всё нормально. Захотели увеличить обороты, но двигатель Майокки тоже заглох. У него нашлись свои планы на вечер. Волны стали бить в борт. Некоторые переливались внутрь. Под ногами захлюпало. Толик оттащил друга в рубку, сам полез к мотору. Он нашёл фонарик и отвёртку, нацарапал ими ругательство прямо под словом VOLVO. Бытовая магия оказалась бессильна. Ничего не завелось. Волны росли, лодку заливало. Капитан ведром вычёрпывал воду, соизмеряя в уме свой талант насоса со скоростью поступления жидкости. По всему, путешествовать осталось не долго. Бросай якорь срочно! – крикнул он в сторону рубки. Ответа не было. У Вилниса начались схватки. В лодке ходили уже свои отдельные волны, временами накрывая друга с головой. Как-то очень быстро и равномерно Вилнис заблевал рубку и теперь мечтал лишь умереть от стыда и морской болезни. Он булькал, но встать не мог. Имя Волна, видимо, было дано ему в предупреждение, а не в качестве напутствия.
Если бы якорь лёг на дно, судно повернулось бы носом к волнам. Но Балтийское море, которое везде по колено, именно тут обнаружило бездонный провал. Якорь дна не достал. Толик стал наращивать борт каким-то брезентом, снова махал ведром. Может, час, а может, три, не разобрать. Было холодно и мокро, как и положено в морском круизе.
