Марсель Салимов - Юмор — выше пояса. Записки сатириста. Смехотворения
Не думайте, что я служу какому-то лежебоке, который сутками не слезает с кровати. Нет, мой хозяин очень деловитый и толковый тип. У него всё в руках кипит. В ногу со временем шагает.
Во времена, когда верховодили партократы, он был принят личным шофёром к самому Бай-Баичу. А Бай-Баич поводья крепко умел держать в руках. Подчинённые пе ред ним либо навытяжку стояли, либо на полусогнутых ходили.
Умел он во время работы и свой отдых славно обставить. С этой целью в лесу, что раскинулся возле самого города, он воздвиг прекрасный дворец. Это совершенное по архитектуре и творческому воображению здание скромно назвали «Домом охотника».
И хотя Бай-Баич в своей жизни не застрелил самого завалящего зайчишки, но на охоту ходить любил. Нет, охотился он не за дикими животными, а… за красивыми женщинами. В его силки попадали женщины одна другой краше.
А чтобы в «Доме охотника» не переводилась обильная и вкусная еда, постоянно была наготове банька, Бай-Баич на значил заведующим своего надёжного человека – шофёра. Молодой шустрый шофёр прекрасно освоил свои обязанности. Он создал для своего развратного шефа все условия для прелюбодеяний. Здесь Бай-Баич вволю тешил свою плоть. Впрочем, старому ловеласу не так уж много надо было: банька, выпивка, любовница.
В один из периодов, когда Бай-Баич шалел от страсти, его шофёр-заведующий «Домом охотника» преподнёс шефу великолепный подарок – привёз из магазина меня. Купил. Правда, не на свои. На государственные.
И с того дня я валяюсь на кровати, что стоит в тёмном уголке комнаты. Чтобы дольше длилась счастливая старость Бай-Баича, я не жалела своей молодой теплоты и мягкости. Немало упоительных часов провёл он на моём пушистом, как вата, теле. С потаскушками.
Однако в один прекрасный день эти потаскушки осрамили его крепко. Прознав о шалостях, Бай-Баича проводили на пенсию «в связи с состоянием здоровья». «Дом охотника» прикрыли. Но ненадолго. Подождали, пока уляжется скандал, и тихонько открыли снова. Бывший заведующий и шофёр Бай-Баича, шустрый, как я уже говорила, парень, организовал здесь кооператив. Этот кооператив, носящий гордое название «Несокрушимое здоровье», стал обиталищем окрестных начальников. А рецепт «лечения» остался тот же, что и при Бай-Баиче: банька, выпивка, любовницы.
Естественно, всё это стало для кооператора золотым дном. Невероятно довольны и клиенты. Но в народе начало расти не довольство. Тогда кооператив превратился в малое предприятие под названием «Народная медицина». И мой хозяин стал предпринимателем.
Но от того, что он превратился в «господина», в судьбе моей никаких изменений не произошло. Так и осталась бардачной подушкой. И чем больше наслаждался жизнью мой хозяин, тем хуже станови лось мне, потому что вся тяжесть клиентов ложится на меня.
И хотя предприятие называет себя маленьким, клиентура его куда как большая. Кого только нет! И коммерсанты, и начальники, и начальники начальников, и бывшие товарищи партократы, и нынешние господа демократы. Короче говоря, к услугам народ ной медицины прибегают все. Кроме на рода.
Вволю попарившись в бане, усевшись за стол, который ломится от яств и спиртного, новоявленные баи-нувориши толку ют о благоденствии народа. Скоробогачи-миллионеры пустословят о необходимости самоотверженного труда. После таких разговоров они расползаются по тёмным углам, чтобы упасть в объятия проституток…
Сколько за свою недолгую жизнь мне пришлось быть свидетельницей грехов человеческих! Чьи только сальные волосы не лежали на мне! Если б только волосы… Вот мерзавцы!
Изменились времена. Меняются хозяева. Только моё состояние остаётся прежним. Мнут, трясут, обрабатывают кулака ми, как и прежде. Если подумать, то моя судьба напоминает судьбу самой России. Кто бы ни сел на её престол… или даже лёг на него, достаётся тем, кто внизу. Интересно, почему всё-таки это происходит? Может оттого, что те, кто внизу, излишне мягки?..
Впрочем, иной быть я никогда не смогу. Потому что я – подушка. Своей мягкостью я и привлекаю к себе. Но теперь – делайте, что хотите, – моё терпение лопнуло. От грязных человеческих волос стала грязной сама. Надо стряхнуть с себя пыль. Очиститься от скверны! Только вот кто, когда и чем сможет меня отстирать?
Этот фальшивый мир
Кругом всё сверкает и блестит, везде заграничные товары в красивых упаковках. Аж в глазах рябит. Казалось бы, радоваться надо и восторгаться, но – странное дело – меня прямо-таки тошнит от этого блеска. Голова кружится, давление скачет.
Пошёл к врачу. А он вздыхает:
– Сейчас, – говорит, – многих тошнит. Болезнь такая, современная. – И выписывает лекарство, заграничное, дорогое.
Захожу в аптеку.
– А не фальшивка? – говорю. – В газетах ведь пишут, теперь в торговле шестьдесят процентов лекарств фальшивые.
– В газетах девяносто девять процентов неправды пишут, – парирует аптекарша. – Пресса у нас фальшивая!
И то сказать. Грамотно возражает эта тётя из аптеки. Зашёл в гастроном, взял бутылку. Думаю, если лекарство фальшивое, желудок спиртом промою. Во избежание летального исхода. По пути домой заглянул в парфюмерную. Смотрю, французские духи. Ишь ты, неужели настоящие?
– Почём? – спрашиваю.
– Недорого, – отвечает продавщица.
– Подделка, что ли?
– Да нет, имитация. Запах французский, вода – местная.
Дай, думаю, обрадую жену. Она вряд ли унюхает.
Но жена, оказывается, ещё как разбирается. Флакон в форточку выкинула.
– Нужна, – говорит, – мне твоя фальшивка! Да и сам ты вообще-то фальшивый. Словом, прощай. Я ухожу к бизнесмену Безменеву.
Оторопел я при этом известии. В голове не укладывается, что вся наша жизнь, оказывается, была фальшивой. Однако, ничего не поделаешь. Чего только не бывает в этом лживом мире!
– Ну что ж, – говорю, – только сына оставь. Своего сына я тебе не отдам!
– Как хочешь. Если нужна тебе эта фальшивка, забирай!
– Как это фальшивка? – не понял я.
– А ты, – говорит, – прямо-таки заблуждаешься, если думаешь, что это твой сын.
Тоскливо мне стало, от такого признания. До того тоскливо, всё равно что олигарху в Сибири.
Выпил того лекарства, ещё хуже на душе. На сердце – тоже. Хоть и упаковка красивая, и название заграничное. Но содержание, видимо, обычное – фальшивое.
Достал бутылку. Ну, думаю, если и водка «палёная», тогда вообще хана.
Но деваться некуда, надо как-то нервы успокоить. Пропустил стаканчик, и сразу на душе легче стало. И жена, и сын, и духи французские и прочие фальшивки – ничего больше не волнует, не беспокоит. Слава богу, хоть водка оказалась настоящей, русской!
Выхожу на улицу в приподнятом настроении. Как это и положено нашему брату, принявшему на грудь. Думаю, и зачем мне эта фальшивая жена, пусть катится куда подальше со своим бизнесменом. Думает, наверное, он настоящий. Настоящие давно уже за границей. Здешние – одна имитация. А я ещё найду свою судьбу. Настоящую. Вон сколько женщин на улице! Все куда-то бегут, спешат, суетятся, видимо тоже в надежде найти что-то настоящее. В этом насквозь фальшивом мире.
Миссия той пассии
В восемьдесят лет старик Мухамет приехал в родную деревню. В честь юбилея председатель колхоза подарил ему землю.
– Вот тебе, бабай, пять гектаров за былые заслуги! – произнёс он торжественно и смущённо добавил: – Больше дарить нечего. Кроме земли в колхозе ничего не осталось.
– Что я буду делать с этой землёй? – недоумевал старик. – Ведь у меня свой участок есть, шесть соток.
– А ты почувствуй влекущий зов родной земли. Отец же у тебя кулаком был.
Увидев своими глазами заброшенные поля, Мухамет-бабай действительно почувствовал влекущий зов родной земли и не шутя взялся за дело. Загородный участок продал, взял кредит в банке, закупил элитные семена, удобрения, разные гербициды-пестициды и, естественно, собрал невиданный в последнее время урожай. Построил себе коттедж, склады, мастерские и всякие там амбары-ангары…
Видя такое дело, потянулись к нему на работу старики, потом и молодёжь, и начал процветать вместо прежнего колхоза «Большевик» кооператив с несколько претенциозным названием «Кулак». Это он – в честь своего отца, некогда раскулаченного.
Вскоре заявилась к Мухамету-эфенде местная красавица Гюльчатай.
– Секретаршей возьмёте?
– У нас нет такой должности.
– Тогда пассией.
– А это что такое?
– Ну, дед, ты и тупой, хоть и богатый. Нынче у любого крутого есть своя пассия для вдохновения. Вроде как юная красавица-немка вдохновляла восьмидесятилетнего Гёте на стихосложение.
– Да я стихов никогда не слагал и не читал, – засмущался Мухамет-эфенде. – Читал лишь резолюции партконференций да исторические решения очередного съезда.
– Экие ты времена вспомнил, дед. Нынче кроме интернета и иномарки ничего такого не полагается, – засмеялась красавица и так выразительно крутнула бёдрами, что Мухамет-бабай невольно почувствовал себя если не крутым с иномаркой, то лихим джигитом, объезжающим необъезженных лошадей.
