Ф. Илин - Маленькие повести о большом мичмане Егоркине и его друзьях
Громяковский тоже быстренько исчез – дел, мол, невпроворот! Ну уж этого он никак не ожидал! Впрочем, Кочанов, Родин, Комодов ожидали этого еще меньше и готовились к выволочке… Но товарищ Случай вновь подбросил монетку по-своему… Теперь – о повторной травме Синичкина можно писать хоть правдивое расследование, хоть – поэму. Никаких подозрений на ее криминальное происхождение – действительно, свидетелей, да еще таких авторитетных – хоть отбавляй!
Глава 16… а утром сгорела баня
Через неделю в кают-компании «Беспредельного» штаб и офицеры бригады подводили итоги месячниками борьбы с «годковщиной». Результаты, в итоге, оказались на высоте, а промахи оказались такими мизерными, что в «указательной» и «наказательной» частях приказа для бригады кораблей из Противосолнечной губы просто не нашли места – на фоне «подвигов» других соединений и частей, которые выглядели явно «солиднее» и даже нуждались в прокурорском внимании. Не поощрили, конечно, но и не надо! Каждый не попавший в такой приказ уже чувствует себя щедро награжденным!
Доклад делал Виктор Сергеевич Русленев, начальник штаба бригады. О причинах этих самых неуставных взаимоотношений и состоянии дел на каждом корабле у него было свое собственное мнение. Он напрочь не любил равнодушных, малограмотных и инертных офицеров…
Поэтому, раздолбон был классический.
– Караев! – вопрошал начальник штаба, – вы знаете, что поют на вечерней прогулке ваши матросы, готовясь к строевому смотру? Я лично хотел придушить автора вашей песни, но вот дежурный по кораблю поведал мне, что она – народная. А орлы с «Летучего» выбегают на физзарядку исключительно для того, чтобы удобрить придорожные кусты, поежиться на ветру и вернуться, ибо старшие на зарядке офицеры и мичманы тут же скрываются в тамбурах, предоставив своих бойцов собственной воле…
Досталось всем. Кое-кто самовольно изменил организацию корабельного дежурства, резюмировав, что приказ комбрига тихо умер.
Комбриг угрожающе заворчал: – Сейчас я кому-то умру! Мой приказ – я не просто же так придумал! – мрачно пообещал комбриг и показал Караеву маленький крепкий кулак.
В красках своей богатой речевой палитры, Русленев расписал и некоторые физические и умственные способности отцов-командиров и их боевых заместителей.
Конечно, было обидно – но, нельзя не признать, что справедливо и по существу… Обижаться надо на себя – решил Тетушкин, остававшийся за Неверского, пребывавшего где-то в столице флота в борьбе за глубокие знания настоящего дела, приобретенные самым военным образом.
Потом раздали «слонов и пряников», но тоже – без садизма, только «Беспредельный» заработал оргпериод. Именно с него вчера отправили на гауптвахту уже совсем невменяемых хулиганствующих обормотов, по выражению самого Русленева: «рожденных головкой вперед в холодный бетонный пол», не способных даже понять, что шутки сейчас кончились.
Офицеры облегченно вздохнули – «Пронесло!» – сказал Слоников.
– Меня – тоже! – буркнул Караев, и многие хмыкнули. Шутка старая, но вечно живая, как волнение моря.
А затем замкомбрига по ЭМЧ капитан 2 ранга Василий Николаев объявил, что с сегодняшнего дня начался месячник борьбы за повышение электро-взрыво-пожаробезопасности. (Вот есть такой узаконенный термин!)
– Ёпрст! – только и сказал Беров.
– Молчи! – хором вскрикнули Огнев, Русленев и Громяковский, а последний постучал по дереву. Да, видно, не помогло в этот раз!
Психолог пожал плечами и проворчал: – Сами знаете! Нет ничего вреднее разовых показушных мероприятий.
Валерьян Слоников раздумчиво сказал: – Пройдусь по постам, все обогреватели, кипятильники и «прикуриватели» соберу, часть сразу за борт перепрячу, и еще устрою стенд прямо в столовой. Назову – «ЭТИ ПРИБОРЫ НАДЕЖНЕЙ ЭЛЕКТРИЧЕСКОГО СТУЛА!» А что?
Громяковский посомневался, но, в целом, одобрил.
Всем все было ясно! Но… все равно началось!
Вечером того же дня один «бандарлог» попытался прикурить от разъема, да напряжение нашел покруче – остался без усов, бровей и ресниц. Когда Русленев вывел этого матросика в огромной, не по росту шинели, и поставил на стыд перед строем бригады, он только хлопал голыми веками, а в глазах еще плавали яркие звезды… от удара вспышкой электродуги, а вполне могли бы и хладное тело получить… не дай Бог!
А утром, совершенно без видимых причин, сгорела начисто береговая баня, которую берег и холил «флагманский мускул» бригады и так любили и сам комбриг, и Громяковский, и все офицеры штаба. Центром культуры БЫЛА эта баня, но месячник, однако, помешал! Не буди лихо…
Мысль-то, она, говорят, материальна!
Когда стареют корабли…
Повесть недавних времен
Посмотришь на спутниковые снимки, вспомнишь школьный глобус с наклоном, прикинешь соотношение на нем голубого и желто-коричневого – и сразу становится ясно – человечество просто обязано было изобрести корабли и начать их строить… К этому – уж как мог – подталкивал людей сам Творец! Чем попало – наводнениями, извержениями и крайне неравномерным распределением земных богатств! Земная сушь – со всеми горами, долинами и лесами, давно уже – до появления первого существа – была разрезана или разорвана на неравные куски, не говоря уже на остова в океанах и в морях! Их как клецек в супе щедрой и неленивой хозяйки!
А корабли – они как люди. По образу и подобию! Как учил сам Создатель! Зачатие в конструкторских бюро и созревание плода.
Рождаются они в муках, из адова огня сталеплавильных печей, из-под вселенского гнета прокатных станов и многотонных молотов, учатся ходить, учатся всему необходимому для корабля. Живут, работают, служат, обзаводятся друзьями, приобретают врагов… Годами разрезают ширь морей своими форштевнями, получают по скулам иной раз богатырские удары набегающих штормовых волн. Затем отстаиваются портах военно-морских баз у выщербленных бетонных стенок, к ним тянут свои жесткие, но надежные ладони стальные плавпричалы. Лечатся, проходят малые и средние ремонты, принимают в свои утробы пищу-топливо, и хозяев – офицеров, мичманов, матросов, для которых становятся родным домом, и даже более того.
Как и у людей – у всех разная судьба. Кто-то гибнет в волнах, сражаясь со стихией, кто-то – сражаясь с врагом в лихое время. Кто-то рвет жилы, бороздит моря и океаны, рвется вперед, расталкивая волны.
Борется, вырываясь из пучин груза забот повседневности, плесени рутины… Потом неизбежно стареют, стареют, а потом – и вовсе дряхлеют. Болят и стонут их ребра-шпангоуты, отчаянно скрипят подшипники линий валов, подагра сковывает редукторы… а потом и умирают. И порой жалко до слез, но это закон жизни.
Все это как у людей, только срок от рождения до глубокой старости
– короче, даже в хорошие, размеренные времена. И пусть тогда все идет как положено, как задумывали ученые кораблестроители, когда корабль проходит сквозь заводские ремонты, доки, принимает различные процедуры замен и модернизаций, продлевающие его век. И все равно – он проходит «точку невозврата» и его судьба становится видна всем, как себя не успокаивай. Ни блестящая краска, ни бравый боевой вид и морской порядок уже не спасут. Время! Вот кто главный непобедимый враг самого человека и творений его рук.
А теперь времена пошли – сплошь и рядом – совершенно не приличные, ни на глаз, ни на слух! Поэтому, моряки чаще всего переживают свои корабли, которые были их домом, работой, их полем боя. Рано или поздно, но люди оставляют их навсегда. Потом – глаза бы не глядели – разделка, резка, переплавка и, говорят, вторая жизнь. Никто не может этого точно сказать, но старые корабли, стоящие одиноко у причалов без огней и тепла, без людей и грузов в это верят. Так же, как и мы верим, что у нас еще будет где-то шанс доделать, исправить, жить по-другому. Уж больно хочется думать, что за той последней гранью нас кто-то или что-то ждет! Все в этом мире конечно!
Жизнь и судьба старого корабля для стороннего люда – всего лишь тысячи тонн старой стали и прочих металлов, всего лишь банальный эквивалент какой-то суммы денежных средств, вариант загрузки скольких-то плавок доменных печей. В их глазах – это всего лишь прибыль, которую эти люди думают получить честно, или не очень. Возможно – просто планы получить какую-то необходимую продукцию, кто знает?
И нет в том горя, просто это вечное течение жизни. Интересно, сколько было кораблей за мировую историю мореплавания? А сколько их пережил сам Егоркин за свою длинную, явно подходящую к концу службу?
Ждешь, ждешь эту хренову пятницу, как освобождение, а она…
Так думал Александр Павлович Егоркин, пробираясь по тропинке меж кустов и деревьев к дому своего старого доброго друга. Пешеходная дорожка с разбитым и обгрызенным асфальтом осталась в стороне.
