Ману Джозеф - Серьезные мужчины
– Нет, – спокойно отозвался Намбодри. – Мы все будем на местах. Это очень важно – чтобы мы все были на месте.
– Слушай, меня шунтировали. Я плохо переношу такие вещи.
– Твоему сердцу пойдет очень на пользу, – сказал Намбодри.
Тут он приметил Опарну, и на лице возникла улыбка. Он указал на незанятый стул рядом с собой. На этой его теневой сходке аромат лимона совсем не помешает. Опарна в этом дурдоме – чистое отдохновение. Теперь его опрятные чужеродные сорочки, вельветовые брюки и щегольская шевелюра обрели осмысленного зрителя. Опарна спасала его от банальности научного сообщества – от строгих мужчин и жутких волосатых женщин, в чьем кругу он обыкновенно вращался. Был у него такой пунктик – искать компании юных, по-настоящему благоуханных, эпилированных юных. До Опарны отдушиной для него были исключительно вечеринки, устраиваемые его ненаучными друзьями, где вокруг него собирались девушки, едва заслышав, что он радиоастроном. Ему нравилось, когда рядом находились их изящные и такие стройные тела – обнаженные ноги, глаза, налитые водкой, его выспрашивают, чем именно он занят, головки умно кивают с полным непониманием. Он начинал с астрономии, рассказывал им, что такое джаз, и скабрезно высмеивал Брайана Адамса. Всматривался в эти смазливые личики, искал в них сиюминутную влюбленность. Ему нравились юные, и он говорил с ними на их языке.
Опарна примерно так и думала. Намбодри из тех мужчин, которые говорят сыну: «Я друг, а не отец» – и на восемнадцатилетие вручают ему презерватив. Официант принес привычный стакан чаю и уставился на нее, пододвигая сахарницу.
– Красивые сережки, – сказал Намбодри. – Вы нечасто носите длинные. Сегодня особый случай?
– Никакого особого случая.
– Вам нужно разрешение от старика еще на один микроскоп?
Кто-то из астрономов хихикнул. Опарна издала звук, который, она не сомневалась, сойдет за игривый смех.
Она знала, что в этих мужчинах скопилось немало скрытого напряжения, поскольку они не могли смириться с тем, что нечто вроде астробиологии стало теперь столь оживленным направлением в этом храме физики, тогда как поиску внеземного разума не дают места даже в сноске к радиоастрономии.
У нее зазвонил телефон, и она была ему за это признательна. Голос Айяна Мани произнес:
– Сэр желает видеть вас немедленно.
Она глянула на телефон несколько растерянно. Свой номер Опарна никому не давала.
Она влетела в приемную и ощутила на себе всю силу Аяйнова спокойного разглядывания. Ох как опасалась она этого темного мужчины с большими глазами.
– Мы вас искали, – сказал Айян. – Он ждет.
Пока Опарна миновала его стол, Айян изучил ее зад. Он не сомневался, что мужчины в этом институте совершенства совсем Опарну не знали. Они все ущербные. Перебор образования, перебор лоска. Они смотрели на женщину сквозь загадки, которые она вокруг себя разводила, сквозь ее слова и тон голоса, сквозь ее ученые степени. А еще сквозь множество выдумок современности, что городили мужчины и женщины, когда были полностью одеты. Но постель-то – она средневековая, честная, и в ней, хотелось ему верить, Опарна была бы кое-кем другим. И она бы поняла, что есть полученная от мужчины оплеуха – пыл любви или же сокрушение ее высокомерия. Он видел в ней недвусмысленное безумие солидной женщины, желавшей пасть. Но тут мысли об Опарне улетучились и его наполнило волнение от запланированного на завтрашнее утро. По нему прокатилась дрожь. Айян почуял на языке холодный страх.
Она толкнула внутреннюю дверь и ощутила ту же странную смесь прохладного воздуха и предвкушения, как это всегда бывало при входе сюда. Встречи с Ачарьей по-прежнему были для нее событием, хотя он ничего и никогда для этого не делал. Он сидел за своим могучим кипучим столом. Как обычно, розовая лысая голова, сейчас склоненная над чем-то у него на коленях, казалась крупнее, чем ей представлялось. Она присела напротив и пробормотала:
– Я здесь.
Он не взглянул на нее. Удачный момент как следует его рассмотреть. Крупные уши, подумала она, а рука, покоящаяся на столешнице, – чистая и грубая. Она вновь задумалась, как он выглядел в молодости. Архивные фотоснимки в сети были скверного качества. Опарну раздражали голые стены его кабинета. От него тут нет и следа. Молодой Ачарья в сепии, пылающий взглядом со стены, мог бы смотреться занятно.
За всю ее недолгую борьбу за существование в Институте, среди воздыханий одних незнакомых мужчин, злорадства других и смешанных чувств третьих, работа с Ачарьей действовала на нее успокаивающе. Их беседы были сухи и в основном касались закупки оборудования и оснащения лаборатории. Но что-то в его обществе ей нравилось. Он был ей прибежищем. В его тени она чувствовала, что на нее совершенно не обращают внимания. Ей этого всегда так хотелось – и от дядьев, которые тискали ее, когда приезжали на семейные ужины, и от мальчишек, игравших в крикет возле их дома, и от всех попадавшихся ей в жизни мужчин. И вот он, наконец, – мужчина, который ее не замечает. Словно сидишь в театре в темном углу и смотришь хорошую пьесу.
О ее прибытии Ачарья, разумеется, знать не знал. Он жадно облизнул палец и перевернул страницу. Он читал графический роман, который спрятал от всех у себя на коленях. Это был выпуск из серии под названием «Супермен Тополова»[11] – в свое время писк андеграундной моды. Вклад России в поп-культуру времен Холодной войны. В «Супермене Тополова» стального человека обычные люди воспринимали как супергероя, но на самом деле то был тщеславный рогатый злодей, от которого два КГБ-шника постоянно спасали мир. Ачарья вновь лизнул палец и перелистнул страницу.
Кларк Кент шагает по мостовой безлюдной пражской улицы. Холодное сумрачное утро. Мимо идет красивая девушка в короткой юбке. «Вот это куколка. Хочу себе такую. Я же Супермен», – говорит Кент. Увязывается за ней. Она заворачивает в маленький пустой переулок. Кент превращается в вихрь и делается Суперменом. Преграждает ей путь.
«Супермен!» – говорит она восхищенно.
«Не крутнуться ли нам, милочка?» – говорит он.
«Кхм… простите… у меня тетушка хворает. Мне пора идти. Но какой милый сюрприз. Что это вы тут со мной прохлаждаетесь? Вам разве не надо мир спасать, Супермен?» – И она, уходя, оборачивается – махнуть на прощанье. Однако, повернувшись, вновь видит его перед собой, и снова он не дает ей пройти.
«Вы уверены, что ничего не хотите, милочка?»
Девушка смущается, но не успевает и отозваться, как Супермен сдирает с нее одежду и хохочет. Она кричит, а он меж тем швыряет ее на тротуар, снимает плащ и пытается выпутаться из трико.
«В таком наряде по-быстрому не побалуешься», – говорит он.
И вдруг появляются полицейские машины с мигалками.
«Супермен!» – вопит полицейский. В руках у него красный плащ. Другие копы наставляют на Супермена стволы. Из окон над улицей выглядывают люди.
«Черт! – говорит Супермен и при этом выглядит уставшим. – Ну неужели опять придется». Он взмывает в воздух, облетает планету тысячу раз и набирает прыть больше скорости света, отчего Время идет вспять. Планета начинает вращаться в обратную сторону. Жизнь на Земле перематывается назад, к той точке, в которой смазливая девушка идет по переулку.
– Невозможно, – сердито пробормотал Ачарья. (Ему никогда не нравилось, если так обращались со Временем.)
Вот во что превратилась и вся современная физика. Обращение течения времени, черные дыры, темная материя, темная энергия, невидимость, разумные цивилизации. Волнительная чушь. И в ней деньги.
Опарна воображала молодого мужчину с пылкими очами, вытянутое костистое лицо, волосы тщательно причесаны. Красавец, думала она. Что такой мужчина сказал бы миловидной сепийной девушке?
– Как дела с криопробоотборником? – спросил оперный голос Ачарьи, разрушая древний мир, который она прилежно сотворила у себя в голове. В нее вперялись его слоновьи глаза.
В приемной Айян Мани разбирал курьерскую и обычную почту. Ачарья читал лишь некоторую курьерскую корреспонденцию, отобранную по случайному принципу. Он никогда не вскрывал обычную почту – эти грустные проштемпелеванные конверты, хотя ежедневно получал не меньше пятидесяти писем от обывателей, которые считали, что у них научный склад ума или, хуже того, – что они сформулировали ошеломительные новые теории. Читал эти письма единственный человек – Айян, и он знал, как снова заклеить вскрытый конверт. Как-то раз Айян выкинул все обычные письма в корзину, а Ачарье принес только курьерскую почту. Старик некоторое время взирал растерянно. В закономерности наметилась аномалия. Обычная почта, курьерская почта – вот что он приготовился увидеть. И он спросил Айяна, где же она, простая почта, и, узнав, что́ секретарь сделал с ней, наказал никогда ничего не выбрасывать. Письма были для Ачарьи внятной математической подсказкой, какое место он занимает в общественном сознании. Он в некотором смысле желал присутствовать в умах людей, хотя на дух не выносил их соображений.