Сергей Власов - Фестиваль
Кое-как экипировавшись, спустился по нестерпимо воняющей краской лестнице на первый этаж и вышел на улицу.
Так, теперь самое главное – это обнаружить сейчас хоть какие-нибудь остатки вчерашнего «бабла».
Полазив по всем имеющимся карманам, в одном из них он, наконец-то обнаружил приятно шуршащую наличность.
– Повезло, однако… – Михаил поднял руку вверх под углом сорок пять градусов, рассмотрев в призывной туманной дали знакомый огонек родного московского таксомотора.
Когда автомобиль подъехал, рывком открыл дверь и устало плюхнулся на прожженное в нескольких местах кожаное сиденье:
– Командир, «Преображенка».
Водила нажал на педаль газа, и авто, несколько раз дернувшись, нервно рвануло с места. Машина ехала быстро, что только усиливало похмельный синдром утреннего клиента. Вспомнив, что таксисты подпольно торгуют выпивкой, он поинтересовался:
– Нет ли чего-нибудь полечиться, шеф?
Шеф понимающе кивнул и движением фокусника достал откуда-то снизу пахнущую бензином поллитровку «Столичной». Затем понимающе мигнул Михаилу и вторым движением извлек из бездонного кармана несвежих брюк бутылку «Жигулевского». Открыв пиво, пассажир одним глотком опустошил не менее половины бутылки и счастливо икнул, обдав таксиста ароматом винокуренного завода:
– Ну, спасибо, командир. Поставь все в счет.
– Само собой.
В голове начало проясняться. Жигульский попробовал вместе с таксистом вспомнить хронологическую последовательность вчерашнего пьянства:
– Ехал я вчера в метро с «Белорусской» от приятеля. Но домой так и не добрался, потому что прямо в вагоне ко мне приклеилась какая-то телка – отлично ее помню. Она вошла на «Новослободской» – полная крашеная блондинка в черных колготках в сетку, джинсовой мини-юбке и каких-то немыслимых тапочках ярко оранжевого цвета. Короче, слово за слово… На «Комсомольской» мы вышли вместе. Дальше были: портвейн, страсть малярши-лимитчицы, водка с пивом, ночное пение под гитару, опять портвейн, опять страсть, отключка, и теперь уже окончательная. А теперь меня терзают смутные сомнения – идти завтра в КВД к Борису Федоровичу или немного подождать.
– Ко врачу, что ли?
– Ну, а к кому. А ты, друг, никогда не пользовался услугами увеселительного заведения с пошлым словосочетанием в названии: «кожно-венерологический диспансер»?
Таксист с болью в глазах посмотрел на пассажира:
– Было дело…
– Ну и как?
– Я хоть войну не застал, в германском плену не был, но думаю, что по сравнению с тамошними процедурами пытки в гестапо – это просто детские шалости.
– А «провокацию» тебе делали?
При последнем специальном термине у водителя засосало под ложечкой – события восьмилетней давности нахлынули на него с быстротой и силой среднестатистического цунами. Он еще раз увидел длинный отвратительный шприц, который медицинская сестра в течение целого получаса пыталась ввести в канал его самого интимного места, снова почувствовал ощущения наступающего болевого шока, появившиеся сразу после введения в вышеупомянутый орган раствора жидкого серебра.
– Там работают не врачи, а садисты! Я бы всех этих венерологов вместе с наркологами ставил к стенке. И те и другие в большинстве случаев – подонки. А различие между ними только в том, что наркологи, как самая подзаборная пьянь, завернуты на водке, а озабоченные венерологи – на бабах. – Таксист резко затормозил: – Ты что делаешь, козел?!
Через некоторое время Жигульский попытался продолжить мысль собеседника, прерванную неумелыми действиями водителя соседнего автомобиля:
– Совершенно с вами согласен, почтенный…Хочу лишь добавить, что как среди первых, так среди и вторых частенько встречаются педерасты, причем как в прямом, так и в переносном смысле.
– И еще венерологи взятки берут, – подлил масла в огонь водитель.
– А наркологи наверняка не разделяют высоких идеалов нашей родной коммунистической партии…
Таксист, довольный проведенным обменом мнениями, резко прибавил газу, а Михаил, блаженно закрыв глаза, со свойственным ему в последнее время пофигизмом подумал: «Ну их всех, этих лекарей, в болото! Все они – мерзавцы и негодяи. Если через неделю закапает – пропью курс антибиотиков, а раньше времени и расстраиваться не имеет никакого смысла».
Он задремал… Вероятно, синдром похмелья, так до конца и не исчезнувший, ощущение скорости при передвижении в автомобиле и нездоровая психика Жигульского сделали свое дело. Его мимолетный сон, имея в своей основе установки реальной действительности, в то же время получился все же крайне сюрреалистического содержания…
Приснилось Михаилу, будто сидит он на трибуне лужниковской Большой спортивной арены и вместо футбольного матча или соревнования легкоатлетов собирается лицезреть предвыборную гонку на верблюдах лидеров ведущих политических сил страны почти что на марафонской дистанции. Диктор по стадиону представляет участников необычного забега:
– В красном халате – лидера коммунистов – участник под номером один – Геннадий Андреевич на одногорбном верблюде по кличке «Коминтерн». Под вторым номером – в желтом халате – ренегата и наймита капитализма – молодой наездник Егор Тимурович. Его верный верблюд «Демократ» заболел и в последний момент заменен ишаком по кличке «Ваучер». Необходимо отметить, что это не просто ишак. Это заслуженный ишак экономики переходного периода из личной конюшни гражданина Рубубайса. В дырявом халате с третьим номером выступает левый оппортунист – Виктор Иванович Анпилов. У него нет ни верблюда, ни ишака, – он побежит сам. Под номером шесть на телогрейке – Валерия Ильинична. У нее, как всегда, все в порядке – девичья честь и климаксоидные явления по-прежнему в норме, без изменения. На ее очках – чтобы не запотевали, а также на случай дождя – установлены электрические очистители-«дворники». Ее верблюд по кличке «Константин Натанович» чувствует себя хорошо, только много курит. Седьмой номер, кепка и центристский халат в вертикальную полоску, напоминающий радугу над Москвой-рекой, по праву – у Юрия Михайловича. Он участвует в гонке на тачанке совместного производства заводов «ЗИЛ» и «АЗЛК». Кроме него в экипаж входят: ездовой Ресин и пулеметчик Примаков. Представительницы движения «Женщины России» принимают участие в не совсем обычном для себя и других виде. Они отказались полностью от верхней одежды в надежде в последний момент уличить конкурентов в аморальном поведении. Да и кличка их двугорбого верблюда говорит о многом – «Импотент». Помогать животному резвее бежать вызвался тяготеющий к движению певец Борис Моисеев. Как он собирается это делать – пока неизвестно, но верблюд «Импотент» уже напуган. На восьмой дорожке разминается Казимир Карлович, попросивший разрешения у судей заменить животное на группу депутатов от МППР, которые по очереди побегут, имея на шее своего вождя. На пресс-конференции Казимир Карлович объяснил свой выбор: «Мои депутаты ни по резвости бега, ни по точности плевков не уступают лучшим верблюдам страны». Как всегда недоволен всем Григорий Алексеевич. Он настаивает, что участники поставлены не в равные условия, и поэтому просит разрешить ему участвовать в гонках на автомобиле… Его поддерживают в этом пресса, телевидение, ближнее зарубежье, Запад, дальнее зарубежье, рейтинги, Тель-Авив, Вашингтон, Североатлантический блок НАТО и лично Женя Киселев, который, вероятно, и будет у Григория Алексеевича запасным водителем.
С последним услышанным во сне словом Жигульский проснулся. Реальный шофер резко затормозил – Михаила Викторовича швырнуло на переднюю панель «Волги», и он больно ударился небритым подбородком о пластмассовую табличку:«16-й таксомоторный парк».
Расплатившись, журналист вышел прямо напротив входа в ресторан «Молдавия» и, отряхнув брюки от непонятно откуда появившихся там хлебных крошек, направился к себе домой, по пути напевая до боли знакомый припев своей любимой песни «Подмосковные вечера» на турецком языке. Турецкий он знал в совершенстве – это был его основной профилирующий язык во время учебы в Институте стран Азии и Африки.
Около собственного подъезда его вдруг кто-то громко окликнул по имени и отчеству:
– Михаил Викторович!
Жигульский судорожно завертел головой в разные стороны, но так никого в силу рассеянности и близорукости и не увидел:
– Кто? Что? Какой Михаил? Я никого не знаю!
– Да не ори ты так! Чего испугался? – неожиданно сказал чей-то насмешливый голос поблизости. – Это же я – Алик Кабан. Алик Бырдин. Олдовый твой френдок.
– А-а-а… Олег. Привет. Чего это ты по утрам возле моего дома шляешься, людей пугаешь?
