Григорий Горин - Избранное
При этих словах Меншиков вдруг издал какой-то странный звук ужаса и ткнул пальцем в глубь коридора. Балакирев испуганно обернулся.
Из темноты медленно и торжественно к ним плыла фигура Петра, одетого в парадный камзол…
Меншиков и Балакирев разом рухнули на колени.
Меншиков. Не погуби, мин херц!! Не погуби! (Крестится.)
Балакирев (бьет лбом об пол). Невиновный я, Петр Алексеич. Враги очернили… Отпусти меня, царь, со двора! Я боле в тюрьму не хочу!
Меншиков. И я не хочу! За обоих, Ванька, проси… За обоих!..
Фигура Петра остановилась перед ними. Из-за нее вышел худенький старичок, художник Растрелли.
Растрелли (глядя на стоящих на коленях Меншикова и Балакирева). Ноте белло, синьоры! Нехорошо!.. Нельзя молиться истукан!.. То первобытное язычество есть…
Меншиков (поднял голову, обалдело смотрит на старичка). Ты кто?
Растрелли. Я есть итальянский художник Растрелли. А это – восковой фигур царь Петр Романов. Сделан мной по приказу императриц…
Меншиков (поднимается с колен). Ну, дед… Ну, Растрелли хренов… Да тебя уже за одну фамилию к стенке ставить пора!! Ты что, совсем одурел – такую особу по коридорам возить?!!
Растрелли. Императриц велель доставить сей фигур в Большой зал…
Меншиков (передразнивая). «Императриц велель»… Так ты доставь как положено. Чай, не шкаф везешь?!. Предупреждать же людей надо! У всех нервы сейчас как тетива… (Берется за ручку тележки, на которой установлена фигура.) Отойди, итальянец!.. Твое дело слепить, а дальше уж мы сами своего государя до места доведем… Подмогни, Иван!
Балакирев взялся за ручку. Вдвоем они медленно повезли фигуру по коридору, выкрикивая: «По-берегись!! Русский царь Петр Алексеевич идет! По-бере-гись!!!»
Затемнение.
Картина шестая
Резкий музыкальный аккорд, напоминающий звук охотничьей трубы.
Топот копыт. Лай собак. Выстрелы…
Через анфиладу дворцовых комнат гневно шагает Екатерина. У нее на голове треуголка Петра, в руках – трость. В зубах – трубка.
За царицей семенят испуганные фрейлины. Среди них – Анисья Кирилловна и Бурыкина.
Екатерина. Всех выгоню!.. Всех! Не зря, видать, царь Петр об вас дубинку сломал, надо и мою на прочность проверять! (Замахнулась на фрейлин тростью, те рухнули на колени.)
Анисья Кирилловна. Казни, царица, но не виноватые мы…
Бурыкина. Не виноватые!..
Екатерина. А кто ж виноватый?
Анисья Кирилловна. Коли начистоту – принц Голштинский… Карл-Фридрих-Теодор…
Бурыкина. Голштинский… Теодор…
Анисья Кирилловна. Это он, принц, взял поутру царевича Петрушу на охоту.
Бурыкина (подсказывая). На псовую…
Анисья Кирилловна (Бурыкиной). Не кукуй ты, мать, над ухом! (Екатерине.) На псовую…
Екатерина. И что?
Анисья Кирилловна. Поначалу – ничего. Потом двоих подстрелили…
Екатерина. Кого? Псов, что ль?
Бурыкина. Одного – пса… Другой – егерь оказался.
Екатерина. Господи! Пресвятая Богородица! Что творят! (Испуганно крестится.)
Анисья Кирилловна (Бурыкиной). Погоди ты пугать царицу, Степановна! Успеем ешшо! (Екатерине.) Не подстрелили, а так – чуток подранили… Пес, конечно, сдох, а егерь ничего… Да и что ему сделается – мужик беспородный. Ему свинец в жопе – только крепче сидеть!!
Бурыкина. Это верно. А уж потом…
Анисья Кирилловна (перебивая)…А уж потом охотнички наши разогрелись, перезарядились… И тут как раз из кустов энтот французский посол… как его прозывают-то… месье Де Тертерьян…
Бурыкина. В буклях…
Анисья Кирилловна. В буклях весь… де Тер-тер… И сам тоже на тетерева похож!.. Ну, наш Петруша как шум в кустах услыхал, так из двух стволов – жах!!!
Екатерина. А вы-то, дуры, куда смотрели?
Бурыкина. Мы в трубу смотрели… С пригорка!
Анисья Кирилловна. Нас же не допускают… Сказали – не бабское, мол, дело охота!..
Екатерина. Кто сказал? Кто мог сказать, коли я велела? Да будет ли при дворе порядок?! Нет, не могу! Сломаю палку, ей-богу, сломаю! Унмеглих!! (Напряженно пытается сломать трость двумя руками, это у нее не получается, в отчаянии отшвыривает палку, фрейлины испуганно дрожат.) Я вам, дурам, сколько объясняла: при дворе нет баб-мужиков. Все вы – при должностях!! Вас няньками к царевичу приставили. К наследнику престола российского!! Значит, вы ни на шаг от него отходить не смеете…
Анисья Кирилловна. Мы-то не отходим. Он, пострел, от нас все убегает!
Екатерина. Держать! Хоть на цепи, но держать!
Анисья Кирилловна. Он и цепь перегрызет! Мальчишка-то с норовом, дедовская кровь бушует. Да и не в себе он часто бывает… Петрушенька наш, голубчик…
Екатерина. Как «не в себе»? А в ком? Чего недоговариваешь?
Бурыкина (решительно). Была не была! Я скажу! Мы, Бурыкины, наушничать не любим, но и врать не станем! Царица-матушка, спаивает прынц Голштинский нашего царевича…
Екатерина. Да что он, сдурел? Петруше всего одиннадцать годков.
Анисья Кирилловна. То-то и оно, связался черт с младенцем. Сам пьет и ему наливает! «Что это, – говорит, – за русский царь, коли он не пьет с детства?» Так, мол, Петр Алексеевич ему наказал…
Екатерина. Врет! При мне разговор был… Про царство говорили, помню, но чтоб про детство пьяное – такого не было!..
Бурыкина. Врет, конечно. А все нам не легче… Сегодня комнату царевича прибирала, вон чего нашла… (Протягивает Екатерине флягу.)
Екатерина (берет флягу, нюхает). Чего-то запах знакомый! (Делает глоток.) «Гонобобель»! Меншиковский замес… Ну-ка, Кирилловна! (Протягивает флягу Анисье Кирилловне.)
Анисья Кирилловна (сделав внушительный глоток). Он! Голштынский все больше «киршенвассер» приносит. На черешневых косточках… А Ягужинский – тот на рябине предпочитает…
Екатерина (в ужасе). Да у вас что там, в детской комнате, кабак, что ль? (Вырвала флягу, сделала громадный глоток.) Всю Россию споили, сукины дети! И народ!.. И царевича! И царицу! (Снова пьет, хмелеет на глазах.) Так! Все! Я этому безобразию предел положу. Где секлетарь?
Головкина. Какой?
Екатерина. Мой!
Головкина. Так новый не назначен еще, ваше величество…
Екатерина. А старый где?
Головкина. Казнен-с…
Екатерина. Как это «казнен-с»?..
Головкина. Окончательно, ваше величество! Год назад. Это ж Виллим Монс был…
Екатерина. Вилли? Казнен? Наш Виля?.. (Всхлипнула, но тут же словно взяла себя в руки, протрезвела.) Вот дура! Как будто я не помню… Это ж я вас всех проверяю – не спились ли? А ну, вынь заколку из волос! Немедля!!
Головкина вырвала заколку, волосы рассыпались.
Во! Так тебе более идет. Верно говорю?
Фрейлины закивали.
А ты, Степановна, бери перо, бумагу, пиши мой новый указ.
Бурыкина поспешно взяла перо и бумагу.
«Я, государыня всея Руси Екатерина Алексеевна, во исполнение воли покойного царя повелеваю…» Чего ж не пишешь?
Бурыкина. Я ж неграмотная, ваше величество. Может, кто из фрейлинов поученей?
Екатерина (сурово глянув на фрейлин). Они-то поученей. Только доверия никому. Такого за спиной об тебе понапишут – опять головы рубить придется! Нет! Мне в секлетари человек простой надобен… Вроде тебя! (Фрейлинам назидательно.) Вот ведь: дура безграмотная, а царица сказала «пиши» – она без размышлений тут же перо обмакнула, а только потом спохватилась… Не то что вы, все с рассуждениями да подколками… Простой человек мне в секлетари нужен, верный!
Анисья Кирилловна. Может, Ванечку моего кликнуть, государыня?
Екатерина. Какого еще Ванечку?
Анисья Кирилловна. Сынка. Ванечку Балакирева. Он и простой, и верный вам всегда слуга, царица, не сумневайтесь!
Екатерина. Да он разве жив?
Анисья Кирилловна (крестится). Господь с тобой, царица-матушка! Жив-здоров, пятый день как из тюрьмы вернулся…
Бурыкина. По твоей же милости ко двору возвращен, государыня… Сама ж ему жалованье определяла…
Екатерина (перебивая). Ладно! Раскудахтались! Ну, забыла царица. Забыла! Старею…
