Пэлем Вудхауз - Билл-завоеватель
– Не приносит прежнего дохода? – сказал он, осуждающе глядя на Билла, не скрывая, что недавний товарищ застолья упал в его глазах до уровня первого официанта. – Если вы спросите меня, я скажу. Пусть ваш дядя радуется, что есть хоть какой-то доход. Да мало кто на моем месте мог бы так хорошо свести дебет с кредитом. Мало кто, поверьте. – Он мрачно взглянул на Билла. – Вы, разумеется, досконально знаете целлюлозно-бумажное производство?
– Нет, – коротко отвечал Билл. Именно такого вопроса следовало ожидать. Горький стыд за попусту растраченную юность наполнял Билла. Если б он посвятил это потерянные часы изучению бумаги и целлюлозы – есть ли что-нибудь увлекательнее на пороге жизни? – он бы сейчас потягался с мистером Слинсби. А так, похоже, мистер Слинсби положит его на обе лопатки.
Он не ошибся. Мистер Слинсби тут же положил его на обе лопатки.
– Ах, – сказал он высокомерно, – в таком случае мне вряд ли есть смысл входить в частности. Ладно, попробую объяснить на пальцах.
В представлении мистера Слинсби объяснить на пальцах значило высыпать на Билла кучу терминов вроде условий труда, обменного курса и экономической целесообразности, так что после первых же десяти слов тот начал задыхаться, словно выброшенная на берег рыба. Ни одна деревяшка на фабрике мистера Парадена не превращалась в целлюлозу так тщательно и основательно, как Билл по прошествии пятнадцати минут. А когда мистер Слинсби перевел дыхание и собрался начать главу вторую, Билл дрогнул. Он понимал, что отступает в беспорядке, бросая поле боя противнику, но деваться было некуда. Он взглянул на часы, пробормотал извинения и встал. Ободренный победой, мистер Слинсби вновь превратился в саму сердечность.
– Пора идти? – спросил он. – Я тоже, наверное, двинусь.
Он потребовал счет, размашисто подмахнул, бросил на тарелку серебряную монету, царственно кивнул растроганному официанту и первым вышел в дверь.
– Нам по дороге?
– Я собираюсь домой. Мне надо написать несколько писем.
– А почему не в клуб?
– Я не состою ни в одном из лондонских клубов.
– Надеюсь, вы хорошо устроились. Если вздумаете переехать, сошлитесь на меня в «Регале», вам все сделают.
– Я снял квартиру на три месяца, – сказал Билл, решившись никогда и не при каких обстоятельствах не ссылаться на мистера Слинсби.
– А где?
– В Баттерси. Доходный дом Мармонт.
Мистер Слинсби изогнул черную бровь.
– Баттерси? Как вас угораздило забраться в такую дыру?
– Потому что там дешевле, – сквозь зубы процедил Билл.
– Такси! – вскричал мистер Слинсби, не желая углубляться в эту постыдную тему. И он укатил, словно римский император в церемониальной колеснице.
Так странно устроен человек, что именно это неприкрытое презрение к его скромному обиталищу окончательно скрепило Биллову неприязнь. Заносчивость промышленного воротилы, театральная похвальба, целлюлозно-бумажная лекция -все это еще можно было бы снести. С трудом, но проглотить. Последнее оскорбление – никогда. Самый взятый в наем, самый что ни есть меблированный дом – всегда дом, и гордому человеку обидно, если всякие синие подбородки начинают его хулить. К тому времени, когда Билл вставлял ключ в замок квартиры номер девять доходного дома Мармонт, он достиг той степени злобной взвинченности, которую способны исцелить лишь сигара и домашний халат. Он снял пиджак, воротничок, галстук и ботинки; зажег трубку и расположился на диване в гостиной. Его одолело глубокое раздумье.
– Чертов пустозвон!
Снова раздумье.
– Он-то во всем и виноват.
Снова глубокое раздумье.
– Я уверен, что он – мошенник. И буду за ним приглядывать.
Билл все еще обдумывал свое непреклонное решение, когда в дверь позвонили. Он неохотно поднялся, уверенный, что это Джадсон снова забыл ключ, прошел по коридору и открыл дверь.
Это был не Джадсон. Это была девушка.
3
Последовало молчание. Молодой человек, воспитанный в традиционных взглядах на одежду, всегда теряется, если выйдет встречать приятеля, не удосужась надеть пиджак, воротничок или ботинки, и столкнется нос к носу с незнакомой девушкой, к тому же – исключительно хорошенькой. Мы знаем, что Билл любил Алису Кокер, однако зрения он не утратил и потому был способен заметить, насколько девушка хороша. Девушки, разумеется, делятся на две категории – Алиса Кокер и все остальные, но невозможно скрыть, что эта занимала среди всех остальных весьма заметное положение. Она была стройная, белокурая, к ее складной фигурке очень шло платье из какой-то коричневой материи. Строго говоря, оно было бежевое, но Билл в таких тонкостях не разбирался. Он больше смотрел на глаза. Они были голубые-голубые и казались необыкновенно широкими. Девушка смотрела на Билла, да еще как, с недоверчивым ужасом, будто он ударил ее в самое больное место.
Билл покраснел и попытался спрятать ноги под коврик. В торговых рядах Барлингтона его носки выглядели великолепно, но сейчас он охотно прикрыл бы ярко-зеленые и розовые полоски. Билл мрачно размышлял, как опрометчиво поступает молодой человек, когда в этом полном внезапностей мире среди бела дня снимает ботинки. Таким образом, в первые минуты он не сделал ничего, чтоб завязать оживленный разговор.
Девушка заговорила первой.
– Силы небесные! – вскричала она.
Билл чувствовал, что дела идут все хуже и хуже.
– Ведь это же, – продолжала она, моргая огромными голубыми глазами, – мистер Вест?
Вдобавок к прочим неловкостям Билл почувствовал, что покрывается холодным потом. Мало того, что он вышел к этой исключительно хорошенькой девушке босым, беспиджачным, безворотничковым, и как он теперь видел, дырявоносочным; мало этого, она его помнит, а он ее напрочь забыл. Если бы он просто запамятовал имя и мучительно силился приклеить ярлык к знакомому лицу. Так нет, он ее не узнал, у него не возникло даже проблеска.
– Вы меня забыли!
– Забыл вас?! – стойко отвечал Билл, чувствуя, как кто-то могучий ворочает в его желудке колом. – Конечно, нет! Забыть вас! – Он металлически рассмеялся. – Тоже скажете! Просто… просто у меня ужасная память на имена.
– Фелисия Шеридан.
Билл понял, что становится серым.
– Фелисия Шеридан, – сказал он. – Шеридан. Ну конечно.
– Учитывая, что вы спасли мне жизнь, – сказала Флик, – мне было бы обидно, если б вы забыли меня совсем.
Одно из преимуществ героических поступков в том, что они легко вспоминаются. Билл, к счастью, лишь однажды спас чужую жизнь. Ему сразу и заметно полегчало.
– Силы небесные, ну конечно! – вскричал он. Теперь был его черед впиться глазами в ее лицо.
– Вы так изменились, – сказал он.
– Правда?
– А то! – захлебнулся Билл. – Последний раз я видел вас тощей девчонкой – одни ноги да веснушки… я хотел сказать… – Он сдался. -Может, зайдем?
Они вошли в гостиную. Билл поспешно сунул ноги в бесстыдно лежащие у дивана ботинки и лихорадочно начал пристегивать воротничок. Это заняло время, и потому Флик, деликатно смотревшая в другую сторону, успела разглядеть комнату. При этом ей трудно было не заметить фотографии мисс Алисы Кокер. Если полдюжины и ускользнули от ее взгляда, то остальные шесть были на виду.
Что-то вроде тени пробежало по ее лицу. Она уговаривала себя быть разумной. Вряд ли можно было ждать, чтобы такой замечательный молодой человек за пять лет не угодил в чьи-нибудь сети. К тому же, они встречались всего раз десять, и она была, как он только что сказал, тощей девчонкой, ноги да веснушки. Более того, она обручена с достойным молодым человеком, которого – да, да – очень и очень любит. И все равно по лицу ее пробежала тень.
Билл, тем временем, обувшись и прикрыв наготу, успел задуматься о цели ее прихода, но так ничего и не смог предположить.
– Наверно, – сказала в эту минуту Флик, – вы гадаете, как я здесь оказалась. Боюсь, я ошиблась дверью. Полисмен на углу сказал мне, что это доходный дом Мармонт.
– Он самый.
– Доходный дом Мармонт, Баттерси?
– Доходный дом Мармонт, Баттерси.
– Номер девять?
– Номер девять.
– Тогда кто тут, – спросила Флик, – миссис Матильда Пол?
Билл ничего не понял.
– Миссис Кто?
– Пол. Миссис Матильда Пол.
Билл покачал головой.
– Никогда о такой не слышал.
– Но она здесь живет.
Билл с негодованием отмел любые сомнения в холостяцкой добропорядочности своего скромного жилища.
– Она дала этот адрес в письме, – сказала Флик, роясь в сумочке. -Смотрите. Это пришло моему дяде сегодня утром.
Билл с изумлением взял письмо и начал читать. Изумление росло. И вдруг на глазах у Флик в его лице произошла разительная перемена. Оно расплылось в одной огромной улыбке; в следующее мгновение Билл обессилено рухнул на диван, приник к нему, как к другу, и расхохотался.
– Это Джадсон, – простонал он, глядя в удивленные глаза и читая в них просьбу хоть как-то объяснить свое странное поведение.
