Артур Кангин - ОстанкиНО
– Наследство оставил?
Виктор повёл губой:
– Какое там наследство? Заурядный старик… Два ведра таблеток, больничные листы, рецепты…
– Еще! Вспоминайте!
– Да! Еще перстень. Из дутого золота. Кажется, турецкий…
– Вот! Он-то нам и нужен.
– Бред!
– Молчите! Оденьте его на безымянный палец левой руки и никогда не снимайте. А когда встретите обидчика, слегка потрите большим пальцем и прошепчите: «Все напасти на твою голову!»
– И что?
– Увидите.
– Всё?
– Разве этого мало?
Витя заплатил 700$ и пожалел, что поверил дурацкому объявлению.
Похоже, он крепко вошел в роль лоха. И здесь его кинули!
3.Но колечко все-таки отыскал и напялил.
Чем чёрт не шутит?!
Поглядим… Посмотрим…
При встрече в останкинском коридоре с Василием Озорниковым, кивнул и слегка потер колечко, прошептав: «Все напасти на твою голову!»
Вася остановился, судорожно вздрогнул, завертелся волчком и вдруг превратился в тяжелую навозную муху.
– Ах, ты! – воскликнул Витя. Никогда еще он так выгодно не вкладывал денежки.
А в Останкино переполох. Пропал генеральный продюсер многих проектов, Василий Степанович Озорников!
После нескольких сочувственных фраз стали предполагать самое лихое. Вспомнили его узкоглазую любовницу из тайского массажного кабинета. Оживили в памяти Васин пьяный загул в Париже, когда он малую нужду справил на Эйфелеву башню. Вернули из забвения факт Васькиной финансовой нечистоплотности, идейные грабежи.
После недельного отсутствия Озорникова делегаты от канала-конкурента кинулись в ноги к Вите Жевило.
Попросили, как идейного отца, продюссировать уже раскрученный «Чудо-завтрак».
Виктор метнулся к своему руководству. Что делать?
А ему – вперед, братишка! Нам свои люди на враждебном стане, ох, как нужны!
Витя львиную часть своих средств кинул на эту программу, и она сказочно расцвела.
Успех, слава, высшая строчка рейтинга…
4.Проверил Виктор колечко и дома.
Когда теща в очередной раз послала его в ванную за вставными клыками, Витя потер перстенек.
Тещенька, многоуважаемая Прасковья Алексеевна, вздрогнула, скосила очи, завертелась волчком и превратилась в очаровательного ёжика.
Витя положил колючий шарик в коробку из-под пылесоса. Плеснул в мисочку молока.
Усмехнулся:
– Теперь, Прасковья Алексеевна, вставная челюсть вам не понадобится! Хлебайте молочко, на здоровье!
Пришла жена, сразу в крик, где мама?
Умотала обратно в Махачкалу. Ей Москва опротивела. Захотелось пожить в мудром уединении.
– Откуда ёжик?
– Оставила о себе на память!
В краткие сроки Виктор Жевило расправился со всеми обидчиками.
Одного банкира, отказавшему ему в спонсорской помощи, превратил в мерзкую жабу. Наглого парня с бензозаправки, по-хамски обслужившего, переделал в вонючку скунса. Секретаршу из Останкино, отказавшую ему в интимной услуге, сделал бабочкой-капустницей.
Счастливое наступило время!
Некого бояться! С кольцом-то!
Виктор теперь даже радовался, когда кто-то ему делал гадость. Возмездие наступало мгновенно!
И сразу одним членом фауны на земле становилось больше.
И ведь все живы…
И с завидным аппетитом…
Совесть Виктора Жевило была кристально чиста.
От внутренней гармонии он даже подернулся жирком.
«Вот так перстенек! – восклицал он в минуты досуга. – А батька о его свойствах верно и не ведал. Иначе Ротшильдом помер бы!»
5.Враги все были перекованы в животных.
Наступила скука.
От легкого приступа меланхолии Витя даже свою поднадоевшую жену превратил в лопоухого кролика.
Стали жить новым составом: Виктор Яковлевич, теща-ёжик, жена-кролик.
Меж тем, денежки за «Чудо-завтрак» текли рекой.
Со скоростью микробов плодились и новые передачки.
И занимали нехилые строчки ведущих рейтингов.
А вот удовлетворения не было.
Смотался в Голливуд. Заарканил для своего сериала заокеанских звезд первой величины.
В рекордные сроки снял фильм. Получил все мыслимые премии. Но радости не было…
В чем дело?
В минуты тягостных раздумий вспомнил о госпоже Успенской, Любовь Ибрагимовне.
Звякнул по телефону. Она – «приходите!»
Пришел, но теперь уже не был принят первым.
Пришлось отсидеть с мальчиками и генералами.
– Заскучали? – спросила Успенская Витю, когда тот переступил ее порог.
– Измаялся.
– Перстень не потеряли?
– Как можно?
– Тогда своих обидчиков возвращайте из мира фауны в человеческую среду.
– Это еще зачем?
– Ради хохмы!
– Мне не смешно. А, если они опять того, напакостят?
– Так перстень же у вас с собой…
– Понял!
Ушел Витя от Успенской, получив дотошную инструкцию. Перстень нужно переодеть с левой руки на правую. На безымянный же палец. А когда нужная живность окажется в пределах визуальной досягаемости, потереть колечко, да прошептать: «Будь человеком!»
Делов-то!..
6.В кратчайшие сроки Витя воззвал к человеческому лику и окаянного продюсера Ваську Озорникова, и банкира-жмота, и хамоватого парня с бензоколонки, и девушку, отказавшей ему в интимной и такой простой услуге.
Вернул к нормальному естеству даже жену, Юлию Борисовну.
Все новообращенные стали тихи и задумчивы. Никаких негативных эмоций не вызывали.
Не стал Витя только трогать ёжика. Во-первых, он ёжиков любит. Во-вторых, тещ он недолюбливает.
Хотя, кто его знает, найдет стих, вернет к своей природе и оную.
Всё хорошо, только теперь у Вити появилось новое опасение. Как бы его перстенек во вражеские руки не попал…
Ведь кругом столько сорви голов! Родную маму за пятак продадут.
На всякий случай во время сна теперь клал перстенек себе в рот. Есть опасность проглотить? Что вы?!
Он из уголка рта ниточку свешивал.
Хитрый парняга, Виктор Жевило, не нам чета!.. Гений!
– Забавно…Это правда?
– Сплошь метафора!
– Ну-ну. Иногда и с метафорой можно. Для пользы дела…Давай-ка теперь женщинами займись. Копни-ка поглубже. А то ведь феминистки обрадуются, мол, в Останкино твари только одни мужики.
Компромат № 13
Жигало
Иван Тутанхамонов никак не мог себя отыскать. Кем он только не был! И кочегаром, и танцором, и сторожем, и стриптизером, и милиционером…
Всё не то!
Не было полёта духа. Разводился с женами, портились отношения с друзьями. Подался, было, в политики, потом в юмористы, стал на гармони в подземном переходе играть.
Опять мимо!
Где накал страстей? Горний воздух свободы?
В итоге Иван Тутанхамонов в статусе жигало стал жить у владелицы молодежного телеканала Зинаиды Парамоновны Клёх. И, кажется, нашел свое место.
Судите сами. Еды сколько угодно. Выпивки море разливанное. Коньяк, водочка, виски. А дом на Рублевке срублен на века. Из редких пород красного дерева. А в нем персидские ковры, плоские телевизоры, вид из окна на пальмы в кадках – закачаешься. И озеро свое. А в нем курносые осетры плещутся, высококалорийную мечут икру.
– Ванечка, – воркует перед выходом Зинаида Парамоновна, – у нас сегодня было только пять раз. Мне этого мало. Чувствую себя разбитой.
– Сейчас, мамочка! – Иван сдергивает с Зиночки черные ажурные трусики и мощно имеет ее, стоя у трюмо.
– Вот теперь ничего, – томно улыбается Зинаида Клёх. Надевает трусики, поправляет прическу, кровавой помадой подводит губы. – Пока, козлик!
– Чао, сладенькая! – отзывается любовник и направляется в ванную, обмывать свой могучий мужской причиндал. – Приезжай побыстрее. Твой козлик скучает.
– Пей настойку зародышей пшеницы. Набирайся сил. А ночью иди на рекорд. Минимум – шесть!
Когда госпожа Клёх сматывается, Ваня падает на кровать и спит до полудня. Потом, позевывая, бредет на кухню. Сооружает омлет из двадцати яиц. Вкушает грецкие орехи с медом. Пьет настойку женьшеня и зародышей пшеницы. Всё, чтобы вновь пробудить дремлющие силы мачо.
Потом глядит порноканал, запоминает молоденьких блондинок, брюнеток, рыженьких. Самой-то телемагнатке уже за сорок. Она носит шиньон. Борется с целлюлитом. Ну, не особо настраивает она на сексуальные подвиги! Поэтому надо набираться сторонних впечатлений.
2.И жилось так полгода. Иван Тутанхамонов уже и не мечтал об иной жизни. Но однажды Зинаида Клёх появилась на пороге с тоненькой очаровательной девушкой в мини-юбке.
– Это Лили. Гордость моего канала, телеведущая, – пояснила Зина. – Она поживет у нас.
– В смысле? – сощурился Ваня.
– Будет спать в нашей постели, дурачок, – рассмеялась Зинаида Парамоновна. – Даю тебе неделю отгулов. Отдохни, наберись свежих сил. Будет желание, наблюдай за нами.
– Приятно познакомиться, – потупилась Лили. Нос у неё был конопатым. Губы потрескались. Милая. А в глазах – бесята.
