Михаил Мишин - Почувствуйте разницу
— Вовка! — сурово спросил сына Сергей Антонович. — Ты уроки учил?
— Ты чего? — удивился Вовка. — Мать уже в школу ходила!
— Мало ли что ходила! Ты вот скажи-ка, что у вас сейчас по географии?
— Азия, — сказал Питиримов-младший.
— А ну, скажи, — небрежно сказал Сергей Антонович, — где страна такая находится — Гологвай?
— Гологвай! — захохотал Вова. — Нету такого! Это Уругвай есть! И еще Парагвай! Гологвай! Ха-ха-ха!
— Ладно, — мрачно сказал Питиримов. — Это я тебя проверял. Смотри у меня…
Теперь Сергей Антонович принимал гологвайские сигналы почти каждый день. Это было ни на что не похоже — ни на телевизор, ни на радио, ни на телефон. Это был какой-то язык без слов — сразу в голове получались мысли. Начиналось всегда с мысли: "Привет тебе, далекий друг!" Ощущать себя далеким другом было приятно. Обыкновенно это слово Питиримов слышал, когда возле магазина его просили: "Слышь, друг, добавь семь копеечек!" А тут… Нет, это было хорошо.
И вскоре Сергей Антонович оказался в самой гуще разных гологвайских дел. Дела были разные, странные и удивительные, пищи для переживаний хватало. Узнав, например, что гологвайцам нельзя иметь больше сорока детей, Сергей Антонович так огорчился, будто этот закон перечеркивал его личные жизненные планы. Он даже купил Вовке фонарик. На каждую следующую новость Сергей Антонович отзывался все сильнее. И самое глубокое впечатление произвело на него последнее полученное им телепатическим путем известие — о том, что некоторые гологвайцы хотят уничтожить дрокусы.
Что такое дрокусы, Сергей Антонович не понял, но сообщение его потрясло. "Что делают! — гневно подумал он. — Что хотят, то и делают! Уничтожить! Вот паразиты!"
От возмущения Сергей Антонович не мог заснуть до утра.
Придя на работу, он разыскал водителя электрокара, с которым был в приятелях.
— Здорово, — сказал Алеха. — "Спартачок"-то, а?
— Слушай, Алеха, — сказал Сергей Антонович. — Надо что-то насчет дрокусов делать.
— Само собой, — понял Алеха. — В обед сбегаем.
— Не надо бегать, — сказал Питиримов. — Это ж до чего додуматься надо! Уничтожить! Прямо за глотку хотят взять!
— Антоныч! — заржал Алеха. — С утра захорошел, что ли?
— Дурак ты, — сказал Сергей Антонович.
— Сам ты дурак, — не обиделся Алеха. — Приходи вечерком, сообразим!
И Алеха поехал на электрокаре пить газводу.
Питиримов остался один.
Оглядываясь, чтоб не увидел никто из знакомых, Сергей Антонович пошел в заводскую библиотеку и попросил том Большой Советской Энциклопедии на букву Д.
"Дрозофила", — читал он. — "Дройзен", "Дромедар"… Дрокусов в энциклопедии не оказалось.
— А другой энциклопедии у вас нету? — спросил Питиримов.
— Что вы имеете в виду? — строго посмотрела библиотекарша. — Есть Малая, есть словари, есть справочники по различным областям знания. Что вас конкретно интересует?
— Да нет, — сказал Питиримов. — Я так, вообще…
",По различным областям"! — передразнил он про себя эту бабу. — Доктора, так их, академики…"
Он отдал том на букву Д и ушел.
В воскресенье Питиримов смотрел "Клуб кинопутешественников". На экране мелькали дворцы и хижины какой-то страны контрастов, мягкий голос за кадром рассказывал про латифундии и олигархии. Было такое ощущение, что вот-вот скажут и насчет дрокусов. Но ничего не сказали.
Назавтра Питиримов не пошел на работу. Письмо в газету с требованием, чтоб по вопросу дрокусов были приняты все меры, он запечатал в конверт и написал обратный адрес: "До востребования".
Ответ пришел быстро. Какой-то хмырь отписал "уважаемому Сергею Антоновичу", что дрокусов в природе не существует, равно как вечного двигателя и философского камня, и посоветовал Питиримову направить свои силы на решение практических задач, стоящих перед народным хозяйством.
"Камни-то тут при чем? — в сердцах подумал Питиримов. — Не знает, так уж молчал бы лучше…"
Сергей Антонович все еще стоял у окна и размышлял, когда в комнату вернулась Антонина Ивановна.
— Прибьет он ее когда-нибудь, — сказала она. — Сам-то хлипкий, а ручищи — будь здоров, как грабли. Слышишь ты?
— Мгм, — сказал Сергей Антонович.
— Чего ты все мычишь-то? — грозно спросила Антонина Ивановна. — Язык проглотил, что ли?
— Отстань, Тося, — кротко сказал Сергей Антонович. — Я тебя не трогаю.
— "Не трогаю"! — закричала Антонина Ивановна. — Я б тебе тронула! Чего ты все дни ходишь как мешком ударенный? На складе, что ль, чего?
— Ничего, — пробормотал Сергей Антонович. — Сказал — отстань.
Антонина Ивановна уперла руки в бока, набрала полную грудь воздуха, но, взглянув на выражение лица Питиримова, не взорвалась, а растерянно спросила: — Ты чего, Сереня, а? — И заплакала.
— Ну, завыла, — нежно сказал Сергей Антонович. — Чего ревешь-то?
Он придумал, что делать дальше.
Он взял лист бумаги, ручку, сел за стол и, посопев, стал писать: "Мы, жильцы квартиры 1 18, как и жильцы всей лестницы нашего дома, осуждаем маневры против дрокусов, которые…"
У Антонины Ивановны, которая прочитала из-за спины Питиримова слово "маневры", от ужаса высохли слезы.
Сергей Антонович завершил письмо восклицательным знаком и пошел по квартирам собирать подписи. В целом жильцы подписывали охотно. Правда, в девятой квартире потребовали, чтоб Питиримов написал еще и про хулиганов, которые на стенках пишут, а бабушка из двадцать второй квартиры хотя и поставила закорючку, но при этом хотела непременно дать Питиримову три рубля — должно быть, приняла его за водопроводчика. Обойдя весь дом, Сергей Антонович вернулся и велел Антонине и Вове тоже поставить подписи.
— Сереня, — осторожно спросила Антонина Ивановна, — а куда ты эту бумагу направишь?
Сергей Антонович помрачнел. Это ему и самому было пока не очень ясно.
— Найдем! — сказал он сурово. — Отыщем управу. Пусть не думают. Ты вот сходи-ка, пусть Клава с Колькой тоже подпишут.
— Нету их, — сказала Антонина Ивановна. — Пока ты ходил, милиция его забрала. А она в поликлинику пошла… Гад такой! Хоть бы посадили!
— Гад! — подтвердил Сергей Антонович. — Тут каждая подпись на счету…
В этот вечер за стенкой было, как никогда, тихо. Никто не мешал Сергею Антоновичу размышлять о гологвайских делах и думать, что же еще можно сделать для дрокусов, которым срочно требовалась помощь.
Голос
Тот день начинался как обычно.
Валюшин проснулся, полежал, глядя в потолок, потом сел и зевнул. Из кухни слышалось шипение — супруга готовила завтрак. Валюшин встал, натянул брюки, пошел в ванную. Побрившись, он направился к кухне, чтобы сказать супруге: "Скорей, а то я из-за тебя каждый день опаздываю!" Валюшин открыл рот и…
— Товарищи! — раздалось в кухне. — Работники нашего предприятия единодушно поддерживают почин пекарей кондитерской фабрики — работать только без опозданий.
Звук шел из Валюшина.
— Сделай потише! — не оборачиваясь, сказала супруга. — Весь дом разбудишь.
Валюшин хотел сказать, что это не радио, но внутри него что-то всколыхнулось и изо рта вылетело:
— Растет радиотрансляционная сеть города. Разнообразными стали передачи, ширится их тематика…
Испуганно уставившись на жену, Валюшин замолк. Жена посмотрела на него.
— Гриша, — сказала она, — если ты это из-за того, что мама говорит, что с ремонтом можно подождать, так постыдился бы!
Валюшин хотел возразить, но почувствовал, как внутри опять что-то заколыхалось, и скорее закрыл рот ладонью.
Молча пережевав завтрак, Валюшин вышел на улицу. Подошедший автобус вывел его из задумчивости, Валюшин проник внутрь и был сжат до половины естественного объема. Кто-то уверенно встал ему на ногу. Валюшин попытался повернуться, чтобы сказать этому хаму пару ласковых.
— Товарищи! — выскочило из него. — Мы, пассажиры автобусного маршрута номер пять, как и пассажиры других маршрутов, испытываем чувство горячей благодарности к работникам автобусного управления. День ото дня улучшается работа транспорта, на карте города появляются новые маршруты.
В автобусе стало очень тихо. Даже дизель перестал чихать. Валюшин с ужасом вслушивался в прыгающие из него слова.
— Достигнутые успехи не пришли сами собой, — звенело в автобусе. Это плод кропотливой работы…
Вырвавшись на воздух, Валюшин постоял, тяжело дыша, и решил сказать что-нибудь для проверки самому себе. Сначала он попытался ругнуться. Попытка удалась. Он сделал еще несколько успешных попыток и заторопился на службу, решив сегодня говорить только в случае крайней необходимости и, если будет время, забежать в медпункт.
Валюшину удалось молча проработать до обеда. Затем его позвали к начальнику отдела.
