И. Судникова - Занятные истории
– Спасибо за совет, любезный товарищ, – смеялся Великий князь, хлопая по плечу солдата, – придется, значит, поклониться Василию Григорьевичу… Завтра же увижу и попрошу.
– Попросите и за меня, Ваше Высочество, – отвечал невозмутимо-серьезно старик.
– Конечно, конечно, – закончил Великий князь разговор, – уж если служить, так опять вместе.
И действительно, солдат, по просьбе Великого князя, был принят при выходе в отставку Жуковым и находился у него на службе до самой смерти.
Я.И. Ростовцев
(1803–1860)
[15]
Яков Иванович Ростовцев был человек превосходной души и сердца. В его характере вмещались качества и весьма серьезного и подчас игривого свойства. Доступ к нему был открыт для всех и каждого. Немало случаев можно указать, когда люди, приехавшие из провинции по делам в Петербург, не только не знакомые Якову Ивановичу, но имевшие дела в совершенно других ведомствах, обращались к нему за помощью и всегда находили ее.
Вот один случай, характерно обрисовывающий доброту и вместе с тем игривость характера Якова Ивановича.
Летом 1840 года, в Павловске, обедали у Великого князя Михаила Павловича его приближенные: Толстой, Криденер и Ростовцев. Едва кончился обед, как доложили, что какая-то почтенная старушка пришла с прошением к Великому князю. Не желая выходить, Михаил Павлович согласился на просьбу Ростовцева поручить ему объяснение с просительницей, причем приказал ему назваться Великим князем. Прошение старушки, обремененной громадным семейством, состояло в том, чтобы ходатайствовать о даровании средств для возвращения из Сибири ее сосланного и ныне прощенного мужа.
Приняв на себя роль Великого князя, Ростовцев предложил ей прибыть в Петербург по окончании лагерного сбора.
– Ваше Высочество! – сказала старушка, – целые полтора, а, может быть, и два месяца я должна ожидать по вашему приказанию, а между тем дети уже пухнут от голода.
В это время из любопытства, как сыграет Ростовцев возложенную на него роль, в приемную вошли Толстой и Криденер.
– Так вы, сударыня, говорите, что крайне нуждаетесь в деньгах? – спросил Ростовцев.
– Уж такую терплю, Ваше Высочество, нужду: один Бог знает!
– Хорошо! Толстой и ты, Криденер, дадите по сто рублей.
Хотя эти господа и не были особенно обрадованы этим сюрпризом, но делать нечего: вынули деньги и отдали. Хохоту потом было немало! Старушка же чувствовала себя на седьмом небе. Впоследствии она получила еще пятьсот рублей для мужа.
П.А. Румянцев-Задунайский
(1725–1796)
[16]
Александр Гавриилович Замятин, любимец Румянцева, острый и забавный человек, во время Турецкой войны, за обедом у фельдмаршала, бился об заклад с товарищами своими, что назовет его плутом… За общим столом Румянцев, посмотрев на него, спросил: «Отчего вы так задумчивы?» – «Давно тревожит меня мысль, – отвечал Замятин, – что в человеческом роде две противоположные крайности: или дурак, или плут». – «К какому же классу людей, мой батюшка, ты причисляешь меня?» – рассмеялся Румянцев. – «Конечно, не к первому», – отвечал шутник.
* * *В первую турецкую войну (1770 года), во время перемирия один чиновник, узнав, что Задунайский любит покурить глиняную трубку, из усердия решил поднести ему целый ящик. Привез.
Фельдмаршал обрадовался. Но чиновник забыл упаковать трубки, и потому в ящике были одни обломки. Тогда Задунайский рассердился и сказал, указывая на свое сердце: «Тут-то много», а потом на голову: «Да здесь совсем нет».
* * *Став командующим армией, Румянцев принялся искоренять барство в среде офицеров. Однажды во время боевого похода, обнаружив подчиненного в халате и ночном колпаке, Румянцев взял его под руку и начал неторопливо прогуливаться по позициям. Майор умирал со стыда, сознавая, как непристойно выглядит в глазах солдат. Румянцев тем временем привел нарушителя в свою палатку, напоил его чаем и лишь потом отпустил, не сделав никакого замечания.
М.Д. Скобелев
(1843–1882)
[17]
Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев был человек крайне вспыльчивый. Вспыливши, он был иногда невоздержан на словах, но умел заглаживать свою невоздержанность, как никто другой. Много среди войск кавказского округа ходило рассказов о его рыцарском заглаживании своей вины. Вот один из образчиков.
Был январь 1881 года, русские траншеи железным кольцом охватили текинскую крепость Геок-Тепе… Готовился штурм… Но прежде чем отважиться на это смелое предприятие, решено было произвести самую тщательную рекогносцировку крепости: рекогносцировка крепостного рва выпала на долю молодого прапорщика М.
– Смотрите, встретите неприятеля, не ввязывайтесь в бой, а отступайте, – напутствовал молодого офицера начальник штаба, полковник Куропаткин.
Отряд прапорщика М. до того был малочислен, что о схватке не могло быть и речи. Едва стемнело, как полувзвод пехоты под командою М. не вышел, а выполз из траншей; ползком прошел он все пространство, отделяющее русскую линию от крепостного рва, тихо спустился в ров, но не успел сделать и десяти шагов, как послышались голоса текинцев. То был ночной дозор, обходивший крепость, и, судя по голосам, довольно многочисленный. Нужно было исполнить приказание начальника штаба, отступать, и маленький отряд начал свое отступление. Но едва показались очертания русских траншей, как перед молодым офицером точно из-под земли выросла фигура Скобелева.
– Вы откуда?
– Из рекогносцировки.
– Сделали ее?
– Никак нет, отступаем, ваше превосходительство.
– Трус! – громовым голосом произнес генерал и повернулся спиною.
Несчастный, убитый горем, офицер хотел объясниться, но разгневанный генерал не хотел ничего слушать и быстро удалился.
Ужасное имя «трус» во мгновение ока облетело все траншеи, и положение М. сделалось ужасным… Все знали, что храбрый Скобелев назвал его трусом, и никто не знал истинной подкладки. Кто поверит его оправданиям? Отныне всякий будет смотреть на него, как на презренного труса… Так думал несчастный, и эта мысль до того засела в его голову, что ни на минуту не давала ему покоя: ему казалось, что все на него смотрят с презрением, все от него отворачиваются. Он был близок к умопомешательству. Но вот в одну из бессонных ночей, накануне самого штурма, счастливая мысль осеняет М… Опрометью бросается он к ставке главнокомандующего.
– Ваше превосходительство, я не трус, дозвольте мне доказать это, – дрожащим голосом взволнованно говорит юноша.
Скобелев внимательно посмотрел на него.
– В охотники?
– Точно так, ваше превосходительство!
И через пять минут М. вербовал уже охотничью команду, которая должна была броситься на грозные стены Геок-Тепе и пожертвовать собою, чтобы облегчить успех штурма товарищам.
М. ожил и деятельно готовился к штурму.
Настало утро, загрохотали батареи, посылая смерть осажденным, раздались звуки музыки, и штурмовые колонны с развернутыми знаменами, предшествуемые штурмовыми колоннами, двинулись на штурм… Штурма описывать не будем. Но вот одна из деталей этого дела: на небольшом кургане внутри взятой крепости верхом на коне стоит Скобелев, окруженный своим штабом. В нескольких шагах от него небольшая горсть охотников штурмует блиндированную саклю. Сакля, наконец, взята, защитники перебиты; но видит генерал, что и от охотников осталось только два человека и то раненые: молоденький солдатик и прапорщик М… Обессиленные, обливаясь кровью, они отбиваются от врага, помощи нет и ожидать неоткуда, а тут еще три всадника мчатся на подмогу своему товарищу… «Бедный М. погиб», – слышится в свите генерала…
– М., отступай назад, – раздаются крики, – отступай, пока не поздно. – Но М. ударом штыка выбил одного всадника из седла, бросается на другого, а между тем на него мчатся новые три текинца.
– Отступай, отступай! – все громче и громче раздаются голоса.
– Нет, он не отступит, – резким голосом произнес Скобелев и, дав шпоры коню, стремительно бросается по направлению к всадникам, скачущим на М…
Вся свита ахнула от неожиданности, а Белый генерал, свалив ударом шашки одного турка, устремляется на другого. Те, вероятно, узнали Белого генерала, круто повернули назад и помчались в карьер… Когда опомнилась свита генерала и примчалась на поле сражения, Михаил Дмитриевич обнимал уже израненного М.
– Простите, голубчик, простите за это гадкое слово. Вы пристыдили меня, – говорил он.
* * *Во время рекогносцировок, в окрест ностях Ловица и под Плевною, генерал Скобелев страшно беспокоил турок. Находясь постоянно впере ди войск, он таким образом нередко служил мишенью для неприятельских выстрелов. Под Плевною у него в один день турки убили две лошади; когда последняя упала вместе с ним, все думали, что наконец и его поразила вражья пуля; но ничуть не бывало. Через несколько минут он опять появился впереди войск, не обращая ни малейшего внимания на свистевшие вокруг него пули и гранаты.
