Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху
— Мне нелегко было решиться на такое, но спасти нас может лишь альтернативный вариант. Как и предполагала наша прелестная Дженнифер.
— Боже, как бы хотела я, чтобы вы были лет на тридцать моложе! — воскликнула Редуинг. — Черт возьми, хотя бы на двадцать!
— Я тоже желал бы этого, дитя мое, но, надеюсь, вы не станете посвящать в нашу тайну Шерли.
— Об этом и я могу ей рассказать, если Покахонтас не уймется, — пригрозил Дивероу. — В конце концов, не зря же мною, как вам известно, проделано в бурю десять, а то и все пятнадцать миль, о чем я молчу исключительно из скромности.
* * *Арнольд Сьюбагалу втиснул свое тучное тело в кресло, на чьи подлокотники он мог смело опираться во время любимого его развлечения в минуты досуга. Когда он поднимал руку, чтобы метнуть стрелу с присоской, его грушевидной формы торс оставался неподвижным, что и требовалось для успешной игры. В общем, им было рассчитано все. Недаром же слыл он блестящим инженером с коэффициентом интеллекта, равным 185, и знал все обо всем, исключая лишь реальную политику, правила вежливости и советы врачей-диетологов.
Он нажал на кнопку. Огромный занавес медленно пополз вверх, открывая взору фотографии шестисот мужчин и женщин — всех тех, кого Сьюбагалу считал врагами. Кого тут только не было: и либералы из обеих партий, и помешанные на окружающей среде психи, не способные увидеть разницу между прибылью и убытками, и феминистки, бросившие вызов предопределенному Богом верховенству мужчин, и конгрессмены, имевшие безрассудство заявить ему, что он не президент!.. Ну, может быть, оно и так, но кто, черт возьми, как не он, заботился о президенте и денно и нощно?
Только Сьюбагалу приступил к игре, как зазвонил телефон, помешав ему толком прицелиться. В результате стрела, отклонившись с пути, вылетела в открытое окно.
Трудившийся в розарии садовник завопил во всю глотку:
— Этот ублюдок опять за свое! Я ухожу!
Арнольд никак не отреагировал на крик, ибо мысли его были заняты другим. Если бы он не промахнулся, то попал бы стрелой между глаз этому типу, по-видимому, члену какого-то там союза коммунистов-социалистов, ожидающему двухнедельного пособия в связи с уходом с работы, на которой пробыл он чертовы двадцать лет.
Поскольку Сьюбагалу не удалось выбраться из кресла из-за его пышных бедер, крепко схваченных подлокотниками, для того чтобы взять трубку, ему пришлось пройти через всю комнату вместе с этим предметом мебели, с которым он как бы сросся.
— Кто вы и откуда у вас этот номер? — заорал руководитель аппарата президента.
— Не шумите так, Арнольд, это Рибок. Мы с вами в этом деле союзники.
— О господин верховный судья, уж не собираетесь ли вы подкинуть мне еще какую-нибудь серьезную проблему, хотя мне подобные вещи совсем ни к чему?
— Наоборот, только что я разрешил проблему, серьезней которой у вас никогда не бывало.
— Не ту ли, что связана с уопотами?
— Да, ту. Они могут теперь подохнуть от голода в своей дурацкой резервации, и ни кому до этого не будет никакого дела. Вчера вечером я устроил для всех членов Верховного суда небольшое барбекю[205]у себя на дому. Поскольку у меня лучший во всем Вашингтоне винный погреб, все, понятно, упились до чертиков, кроме дамы, но она уже не в счет. У нас состоялась по-американски интеллектуальная, исключительно содержательная и откровенная беседа на берегу плавательного бассейна.
— Ну и?
— Мы победим: против уопотами выступят шестеро, и только трое проголосуют в их пользу. Правда, поначалу двое из нынешних наших сторонников заколебались было, но, когда прислуживавшие нам за столом смазливые девчонки поскида-ли с себя одежонку, чтобы поплавать, на них снизошло озарение. И хотя сейчас эти незадачливые страстолюбцы и пытаются уверить всех, будто их столкнули в пруд, фотографии этого не подтверждают. Так что мне оставалось лишь объяснить им доходчиво; что в случае их неразумного поведения бульварным газетенкам будет чем потешить публику.
— Рибок, вы гений! Конечно, не такой, как я, но для вас и это неплохо... совсем неплохо... А теперь позаботимся о том, чтобы это все осталось между нами, согласны?
— Мы говорим на одном языке, Сьюбагалу. Наш долг удерживать не ориентированных на интересы Америки лиц на почтительном расстоянии от нашего магистрального пути. Они опасны — все как один! Можете себе представить, где бы оказались мы с вами, не будь подоходного налога и этих законов о гражданских правах?
— На небесах, Рибок! В раю! Но не забудьте, мы с вами никогда не говорили на эту тему!
— Как, думаете вы, разузнал я ваш номер?
— Да, действительно?
— У меня в Белом доме осведомитель.
— И кто же он, скажите, ради Бога?
— Ну, Арнольд, это уже нечестно!
— Понимаю, тем более что и у меня есть такой же в Верховном суде.
— В общем, и стены имеют уши, друг мой!
— И что еще у вас там новенького? — спросил Арнольд Сьюбагалу.
* * *12.30. — Огромный автобус, арендованный у фирмы «Трейл-блейз» неким лицом, о коем никто из служащих компании сроду не слышал, подкатил к величественному парадному входу в Верховный суд и замер. Шофер упал на массивный руль, заливаясь благодарными слезами. Наконец-то он расстанется со своими пассажирами! Напрасно кричал он, а затем и завыл уже в панике при виде того, как инструкция, запрещавшая «разведение огня и приготовление пищи в автобусе», была нарушена самым беззастенчивым образом.
— Мы не готовим пищу, парень, — прозвучал в ответ на его протесты чей-то уверенный, твердый голос позади него. — Мы лишь смешиваем краски, а это значит, что нам приходится растапливать воск.
— Что?
— Неужто непонятно?
Внезапно к нему наклонилось гротескно раскрашенное лицо. Шофер крутанул от неожиданности руль, автобус вылетел на встречную полосу ведущего в Вирджинию шоссе и, лишь чудом проскользнув между несшимися на него машинами, вернулся в положенный ряд.
После этого началось такое, что вполне объясняло настроение владельца расположенного близ Арлингтона мотеля «Последняя канава», возникшего с воплями из-за груды вещевых мешков:
— Я лучше взорву это чертово место, чем снова позволю им остановиться здесь! Подумать только, на парковочной площадке — и боевые танцы вокруг чертова костра! Все мои клиенты разбежались кто куда, не заплатив ни гроша за проживание в номерах!
— Ты не понял, малый! — раздалось ему в ответ. — Это были молитвенные песнопения! Что-то вроде мольбы о ниспослании дождя или о счастливом разрешении от бремени тех же, скажем так, шлюх!
— Вон отсюда! Вон!
После того как кладь была уложена внутри и на крыше автобуса, невероятные события продолжали следовать одно за другим в атмосфере, пронизанной дымом и вонью расплавленных восковых палочек.
— Видишь, парень, когда ты смешиваешь краски с воском и накладываешь их на лицо, они под действием твоего тепла начинают растекаться по всей физиономии. Бледнолицых бросает от этого в дрожь...
На глазах у шофера по лицу малого по имени Телячий Нос струйки ярких красок потекли, словно слезы. Автобус налетел на дипломатический лимузин с флажком Танзании, однако отделался лишь вмятиной на бампере. Потом, свернув налево, он срезал боковое зеркало у другой машины, из которой, широко раскрыв глаза, воззрились в изумлении на своих выглядывавших из окна автобуса размалеванных собратьев черные джентльмены.
Бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум, бум-бум! — раздался басовитый рокот дюжины барабанов, а затем последовали фанатичные возгласы:
— Хэйя, хэйя, хэйя!
Хор быстро достиг исступленного крещендо. Голова шофера в такт барабанному бою моталась из стороны в сторону над рулем, как у петуха, охваченного порывом страсти. И вдруг, к несказанному облегчению водителя, бой барабанов и пение смолкли — по-видимому, по чьей-то команде.
— Я думаю, мы тут сфальшивили, парни и девушки! — закричал экстремист по имени Телячий Нос. — Это же вам не ночная свадебная церемония!
— А почему бы нам не исполнить «Болеро» Равеля?[206]— предложил мужской голос из заднего конца битком набитого автобуса.
— А какая разница? — послышался другой голос, на этот раз женский.
— Не знаю, — признался Телячий Hoc. — Повелитель Грома сказал только, что Бюро по делам индейцев пришлет в Вашингтон пару своих служащих, потому что никто нас там не ждет и не знает, зачем мы решили нагрянуть туда.
— Если это могауки, они нападут на нас! — крикнул, судя по голосу, престарелый член племени. — Легенда гласит, что всякий раз, когда начинал идти снег, они выбрасывали нас из вигвамов.
— Попробуем-ка исполнить песню-здравицу в честь солнечного восхода: это подойдет в любом случае.
— Какую, собственно, имеешь ты в виду, Джонни? — спросила еще одна женщина.
— Ну ту, похожую на тарантеллу...