Роберт Ладлэм - Дорога в Омаху
— От любопытствующих не столь уж сложно укрыться. Особенно в том случае, когда вы имеете дело с учреждением, извлекающим из вас выгоду. Закажи я номер в какой-нибудь другой гостинице, которой не знал бы, и о нас уже поползли бы слухи.
— Тем более что вы человек небезызвестный в этом городе, — развил мысль Пинкуса Дивероу. — Но можно ли доверять менеджеру?
— У нас нет выбора. Вообще-то он — славный человек. Однако, учитывая, что у всех у нас свои слабости, а коршунов, рыщущих в поисках падали в форме сенсаций, тут предостаточно, я счел необходимым прямо заявить ему, что, кроме него, никто не должен знать, что мы остановились здесь. Правда, при этом я ощутил неловкость: предупреждать его о необходимости хранить все в тайне было ни к чему, ибо он не из болтливых.
— Когда дело касается безопасности, не стоит переживать из-за подобных вещей, мистер Пинкус, — заявила решительно Редуинг и, подойдя к окну, выглянула на улицу. Уже недолго ждать, но чего, этого я не знаю, и посему испытываю в душе страх. Через несколько дней мой народ попадет в разряд или патриотов, или париев. И я очень боюсь, как бы не случилось последнее.
— Дженни, — обратился к девушке Арон с плохо скрытой печалью в голосе, — мне не хотелось вас тревожить, но, поразмыслив, я решил, что вы никогда не простите мне, если я не буду с вами откровенен...
— О чем вы это? — Редуинг уставилась на Пинкуса, потом перевела взгляд на Сэма, но тот лишь покачал головой в знак того, что не в курсе, о чем сейчас пойдет речь.
— Я говорил сегодня утром со своим старым другом, с которым мы некогда служили вместе. Сейчас он член Верховного суда.
— Арон! — воскликнул Дивероу. — Надеюсь, вы не обмолвились о наших планах?
— Конечно нет! Это была обычная светская беседа. Я сказал, что у меня здесь дела и что неплохо бы пообедать нам с ним вдвоем.
— Слава Богу! — вздохнула с облегчением Дженни.
— От него я узнал, что должно произойти сегодня во второй половине дня в Верховном суде, — промолвил негромко Арон.
— Что?
— Что?
— Он не собирался разглашать повестку дня, и то, что было сказано им, касалось исключительно предложенного мною совместного обеда, на что я обращаю ваше внимание... Так вот, он выразил сожаление по поводу того, что встречу нам, скорее всего, придется отложить, потому что ему, вероятно, не вырваться из-под сводов Верховного суда.
— Что?
— Я лишь повторил его слова...
— И?
— Он пояснил, что сегодня особый день в истории Верховного суда. В присутствии истцов будет рассматриваться дело, разделившее судей на два лагеря. Еще не зная, как пройдет голосование, члены Верховного суда решили во исполнение своих обязанностей обнародовать столь примечательный иск к правительству сразу же после окончания слушаний.
— Выходит, это будет сегодня? — вскричала Редуинг.
— Заседание суда откладывалось из соображений национальной безопасности и из-за боязни репрессий против истцов, — я имею в виду уопотами, — и, кроме того, высшая администрация, судя по всему, потребовала как можно дольше не предавать гласности рассматриваемую в суде тяжбу.
— И слава Богу! — заметила Дженнифер. — Спасибо тому, кто задержал слушание дела!
— В данном случае вы должны быть благодарны верховному судье Рибоку, — сказал ей Арон. — Человек он не из приятных, но ум у него блестящий. Непонятно, почему Рибок пошел на поводу у Белого дома, что было вовсе не свойственно ему. Когда его коллегам стало известно об этом, большинство их, включая и моего друга, искренне возмутились. Несмотря на существовавшие между ними разногласия, они единодушно осудили идущую вразрез с конституцией попытку исполнительной власти оказать давление на судебный орган... В подобных вопросах нередко большую роль играет и самолюбие, не так ли? Ведь и оно, подобно различным проверкам и расследованиям, способно в отдельных случаях содействовать восстановлению нарушенного равновесия.
— Мистер Пинкус, мои соплеменники выйдут на улицы, они будут на ступенях Верховного суда! Их же всех перебьют!
— Вовсе нет, если, моя дорогая, генерал сделает правильный ход.
— Но ему ведь ничего не стоит пойти не с той карты, коли таковая окажется у него на руках! Это не человек, а недоразумение какое-то! Он любого может обидеть!
— Но закон на твоей стороне! — напомнил Ред Дивероу. — Он неправомочен выступать в суде, если не будет на то твоего согласия.
— Но разве прежде останавливали его подобные соображения? Насколько мне известно, этот доисторический динозавр выступает против своего собственного правительства, Комитета начальников штабов и католической церкви, отрицает международные нормы поведения и общепризнанные понятия нравственности и попирает даже тебя, Сэм, хотя и уверяет, будто ты дорог ему, словно сын родной! Не ты взойдешь на священную кафедру, чтобы осудить несправедливость, а он! И ради овладевшей им идеи ему ничего не стоит взорвать всю нынешнюю систему и превратить уопотами в такую угрозу для нашей страны, какой не было со времен мюнхенского сговора тысяча девятьсот тридцать девятого года![204]Он — это молния, которую надо убрать с помощью громоотвода еще до того, как сотне других национальных меньшинств втемяшится вдруг, что правительство беззастенчиво надуло их, и повсюду на улицах вспыхнут беспорядки... Мы смогли бы предотвратить это, если хватит у нас на то времени и выдержки. Он же поставит все с ног на голову!
— А ведь в словах ее есть смысл, Арон!
— Да, мой дорогой, выступление было блестящее! Но вы с ней проглядели кое-что.
— Что именно, мистер Пинкус?
— Что он все же не всесилен, и, следовательно, его можно остановить.
— Но как, скажите, ради Бога?
В этот момент дверь стремительно распахнулась, ударившись о стену, и в номер влетел разъяренный Сайрус в непривычном обличье — в дорогом экстравагантном костюме в узкую полоску, модных туфлях и с фуляровым платком на шее.
— Эти сукины дети сбежали! — завопил он. — Где они? Здесь?
— Вы имеете в виду Романа и наших Дези? — встревожился Сэм. — Они что, дезертировали?
— Да нет, черт возьми! Но эти парни — словно дети в Диснейленде: все должны рассмотреть! Вернуться-то они вернутся, но ведь эти молодцы нарушили мой приказ!
— Что вы имеете в виду, полковник? — произнес Пинкус.
— Я отлучился ненадолго... пошел в туалет... велел им оставаться на месте. А они тем временем исчезли, хотя я...
— Вы же только что сказали, что они вернутся, — заметил Дивероу. — Так стоит ли зря волноваться?
— Неужто вы хотите, чтобы эти болтливые обезьяны носились по всему отелю?
— По правде говоря, это весьма оживило бы обстановку, — захихикал Арон, — а то здесь все какие-то дипломаты, разгуливающие чинно, словно индюки.
— Сайрус, — сказала Дженнифер, разглядывая огромного наемника, — вы выглядите... не знаю, как бы это получше выразиться... так элегантно!
— Это только тряпки, Дженни! У меня не было никогда ничего подобного до тех пор, пока сорок шесть моих родственников в Джорджии не купили в складчину костюм в «Пичтри-центре» по случаю присвоения мне докторской степени. На подобные вещи не хватало средств ни до этого, ни после того. Рад, что он так же нравится вам, как и мне. Им я обязан любезности мистера Пинкуса, чьи портные готовы проскочить хоть в игольное ушко, стоит ему только чихнуть.
— Неправда, мой друг, — возразил Арон. — Просто они понимают, что значит экстренная необходимость... Ну как, Сэм, славно ли выглядит наш полковник?
— Да, славно, — согласился тот неохотно.
— Колосс Родосский, разодетый для встречи с сиятельнейшими особами! — кивнула одобрительно головой Редуинг.
Арон Пинкус повернулся к ней и, указывая на Сайруса, произнес:
— Позвольте, дорогая моя, представить вашей светлости человека, который составит вам компанию во время сегодняшних слушаний... Перед вами — судья Корнелиус Олдсмобиль. Благодаря стараниям моего старого друга, члена Верховного суда, он будет находиться в зале в роли amicus curiae. Ему разрешается лишь наблюдать за происходящим, но никак не высказывать своего мнения. Сядет он рядом с генералом Хаукинзом, полагающим, исходя из логики, что сей джентльмен призван обеспечивать его безопасность. Если в конце заседания нашему генералу вздумается вдруг выступить с каким-нибудь заявлением, то, как заверил меня судья Олдсмобиль, у него найдется немало способов унять нашего не в меру ретивого друга, включая и ссылку на якобы приключившийся с ним приступ в результате нарушения обмена веществ. Ну а в итоге, учитывая возраст генерала, неудавшегося оратора бережно вынесут из зала суда.
— Арон, вы старая лиса! — вскочил со стула Сэм.
— Мне нелегко было решиться на такое, но спасти нас может лишь альтернативный вариант. Как и предполагала наша прелестная Дженнифер.
— Боже, как бы хотела я, чтобы вы были лет на тридцать моложе! — воскликнула Редуинг. — Черт возьми, хотя бы на двадцать!
![Роберт Хайнлайн - Дорога славы [Дорога доблести]](/uploads/posts/books/57358/57358.jpg)
