Хорхе Ибаргуэнгойтия - Августовские молнии
Паредес, пролетевший над Куэвано, объяснил нам расположение неприятельской обороны.
В Сарко дорога пересекалась с Центральной железнодорожной магистралью, по которой продвигались мои части, а во Фресно — с Восточной железной дорогой, по которой двигался Тренса, на холме Сан-Матео располагалась неприятельская батарея, она-то и задаст нам жару. Мы не знали, сколько у противника людей, но командовал ими Макарио Агиляр, а с ним шутки плохи.
— Герман говорит, что ты должен уничтожить их артиллерию, а он займется остальным. — Так сказал Анастасио.
— А откуда мне знать, не защищает ли неприятельские позиции целая дивизия? — возразил я.
— По-моему, у нас нет необходимых средств для осуществления такой серьезной атаки, — пролепетал жалкий трус Сенон Уртадо.
Я тут же решил, что оставлю его с гарнизоном в Апапатаро, а сам предприму атаку.
— Итак, ночью выступаем, — сказал я, чтобы положить конец совещанию.
Хуан Паредес еще раз вылетел на разведку, но при посадке сломал шасси. Мы погрузили самолет на одну из платформ, которые стояли на путях, и в восемь часов вечера двинулись вперед, оставив в Апапатаро под командованием Сенона Уртадо лишь один батальон солдат и добровольцев.
Анастасио двигался вместе с кавалерией; он застал нас в Сарко за починкой пути и обогнал. Когда путь был отремонтирован, мы направились дальше и к четырем утра, подъезжая к Чико, услыхали звуки перестрелки между нашими кавалеристами и передовыми частями противника.
Я распорядился выслать вперед на помощь своим знаменитый «таран».
Как только пушка Бенитеса начала обстреливать федералов, те в панике побежали, но Одилон их перехватил, и нам удалось взять в плен две сотни солдат. Вот каковы были обстоятельства стычки при Чико.
Замечательная победа вселила в людей энтузиазм. В десяти километрах от Куэвано я высадил войска и силами пехоты решил взять высоту Сан-Матео. Бенитес со своей пушкой по-прежнему двигался по железной дороге дальше, чтобы, обстреливая противника, отвлекать его внимание.
Наступил вечер следующего дня, но кругом было тихо. Однако вскоре Бенитес открыл стрельбу. Я приказал своим людям рассыпаться в цепь, и мы двинулись вперед.
Мы ожидали, что на нас обрушится смертоносный огонь, но вместо этого встретили всего лишь один батальон, прикрывавший артиллерию, которая меняла позиции, намереваясь ответить на огонь Бенитеса, и чуть было не налетела на нас в темноте.
Они и моргнуть не успели, как мы разнесли их на мелкие кусочки.
Я приказал начать штурм высоты. Мы ринулись на врага: я — впереди, а за мной с яростными криками «ура!» — мои пехотинцы. Нам очень повезло — пулеметные гнезда находились за холмом, готовые отразить атаку Германа Тренсы, и пока пулеметчики меняли позиции, мы налетели на них сверху и захватили в плен. Затем полковник Пачеко и я продолжали двигаться к вершине, где расположилась артиллерия, а Вардомиано остался прикрывать нас с тыла. Мы шли вперед с большими предосторожностями, каждую минуту ожидая, что на нас вот-вот навалится целый свет, как вдруг раздался оглушительный рев мулов, мчавшихся во весь опор вниз по склону; мулы тащили за собой орудия или, вернее, удирали от них. Еще немного, и они бы нас растоптали. За весь вечер ничего страшнее нам не довелось пережить. От неожиданности мы тоже чуть не ринулись вниз, словно испуганное стадо, но немного погодя пришли в себя и даже захватили четырех мулов с орудиями, боеприпасами и всем прочим.
Когда на моем фланге все успокоилось, я передал Бенитесу приказ прекратить огонь по своим и тут же услышал, что к востоку от Куэвано идет ожесточенная перестрелка. Я велел полковнику Пачеко взять две роты солдат и произвести разведку.
Только Пачеко ушел, как галопом прискакал на муле Бенитес.
— Это не я вас обстреливаю. Уже полчаса, как у меня кончились снаряды, — сообщил он, спешившись.
— Вот так так! Значит, сыпавшаяся на нас шрапнель вылетала — милое дело! — из орудий моего дорогого друга Германа Тренсы. К счастью, снаряды ложились так неточно, что не причинили нам большого вреда.
Я немедленно приказал направить гонца к Герману, чтобы сообщить ему наше местоположение.
— Установите орудия, Бенитес, и будьте добры обстрелять город, — распорядился я.
— Есть, генерал!
Город тут же был подвергнет обстрелу, в результате которого и оказалось двадцать жертв среди гражданского населения.
Винтовочная пальба на восточном фланге внезапно прекратилась. От возвратившегося Пачеко мы узнали, что перестрелка происходила между двумя соединениями неприятельских войск под командою Макарио Агиляра, которые, маневрируя в темноте, столкнулись и приняли друг друга за неприятеля, то есть за нас. Таковы неожиданности ночных боев.
— Прекратить огонь! — скомандовал я, как только умолкла артиллерия Тренсы. Мы решили дождаться рассвета, ведь и без того неразбериха была полная.
Когда забрезжил день, мы увидели, что три эшелона с неприятельскими войсками отходят в сторону Мехико. Мы заорали от радости — победа осталась за нами! Куэвано был в наших руках. Два часа спустя после только что описанных событий эшелоны были перехвачены частями Хамелеона, которые неслышно подошли из Ирапуато.
Макарио Агиляру удалось ускользнуть, а через два дня он объявился в Селайе, где как раз стоял штаб Маседонио Гальвеса. Стараниями Видаля Санчеса Агиляра предали военно-полевому суду и расстреляли по обвинению в государственной измене. Это было второе из бесчисленных преступлений Видаля Санчеса, ибо Макарио не совершал никакой измены. Просто мы одержали над ним победу, оттого что храбро дрались и что нам повезло, — вот и все.
Глава XIV
Штаб Тренсы располагался в Каторсе, в доме у самой станции. Возле дома толпилось множество солдат, празднующих победу и потому уже несколько навеселе, хотя еще не было и девяти утра. Я спешился и, поручив своего коня заботам денщика, вошел в здание штаба, где Тренса сидел за завтраком с Камилой — она с ним не расставалась. Увидев меня, он поднялся и сказал:
— Лупе, мы одержали замечательную победу!
— Мы пахали! — рассердился я и стал упрекать его в безобразной организации боя: ведьего, Тренсы, роль свелась в конечном счете к тому, что он палил по мне что было мочи. Он и в глаза не видел неприятеля, и, если бы тому не пришло в голову убраться motu proprio[11], бой не принес бы и половины того успеха, какого мы добились.
Но Тренса не был расположен обращать внимание на «мелкие неприятности», как он называл отсутствие согласованных действий.
— Если даже при такой плохой организации наша взяла, что будет, когда мы организуемся как следует?!
Он пригласил меня присесть, и Камила принесла завтрак. Я был ей очень благодарен, потому что уже долгое время у меня во рту росинки маковой не было.
У нас имелись причины радоваться. Мы распоряжались большим железнодорожным узлом, «ключом к Центральному плато», как его величают в сочинениях по географии, города с населением в сто тысяч жителей; к тому же мы находились всего в семистах километрах от Мехико.
Мы все еще сидели за столом, когда явилась делегация городского совета Куэвано.
— Какие гарантии вы можете нам дать? — задал вопрос дон Педро Варгас, председатель коммерческой палаты.
— Никаких.
Мы втолковали ему кое-что о законах военного времени. Гарнизон ушел, и город был предоставлен в наше распоряжение.
Как только прибыл Хамелеон, мы договорились друг с другом и вступили в город с трех сторон. Не обошлось без грабежей, и к восьми вечера мы уже расстреляли шесть человек за различные преступления, после чего воцарился порядок; в городе было введено военное положение.
Наследующий день Тренса в качестве командующего оккупационными войсками издал декрет о конфискации всех имеющихся в городе запасов продовольствия и ценных бумаг, находившихся в банках, а также об аресте двадцати заложников — представителей самых знатных семейств; выкуп за них будет установлен по соглашению.
К вечеру на двух «куртиссах» военно-воздушных сил прибыли Вальдивия, Рамирес и Орасио Флорес, прихватив с собой целый ворох прокламаций и политических манифестов, отпечатанных в Тампико; их расклеили на улицах, но читать прокламации было некому — весь народ со страху сидел по домам.
Когда к нам присоединились Анастасио Родригес и Одилон Рендон, мы собрали военный совет с целью решить, как принято выражаться, будущее Революции.
— Нам необходимо учредить пост главнокомандующего, — заявил Вальдивия на этом заседании и произнес речь на целых четверть часа, после чего мы назначили его главнокомандующим Восточной армии Освободительных сил — именно так мы решили назвать себя.
Как только Вальдивия вступил в эту ответственную должность, он поднялся и тут же заявил нам:
