Василий Катунин - Возвращение Остапа Крымова
Страна балансировала на проволоке, как пьяный канатоходец, и отсутствие среди пятидесяти миллионов хотя бы одного настоящего сильного политического лидера обрекало ее рано или поздно на единственное: с этой проволоки сорваться. Страна ждала либо нового Ленина, либо нового Вашингтона.
Если бы транспорт ходил по расписанию, никому бы в голову не лезли такие дерзкие революционные мысли, заставляющие плохо спать президента и западных банкиров, вложивших свои деньги в нашу страну. А поскольку это было не так, то народ часами стоял, думал крамолу и, естественно, в это время не работал. Но поскольку трамвай все же пришел, то Крымов понял, что кто-то, несмотря ни на что, работает, подтверждая правило: ради денег некоторые люди готовы на все. Он усадил соратников в вагон, пожелал им, как Маугли, удачной охоты и помахал платочком.
Жора любил переполненные вагоны, дающие возможность на легальной основе потереться о чей-нибудь мягкий женский зад. Выбрав подходящий объект, он протиснулся к высокой брюнетке и налег на ее заднюю часть всем телом. Объект обернулся, и на его лице оказались пара красных от похмелья глаз и длинные висячие усы. Вначале Жоре стало неловко, но когда один из красных глаз лукаво моргнул, ему стало противно, почти дурно.
Пробравшись обратно к Нильскому, Жора компенсировал свой моральный ущерб любимой шуткой. Он незаметно ущипнул стоящую рядом с Сан Санычем хмурую даму бальзаковского возраста. Та обернулась и с возмущением посмотрела на Нильского. Ее встретил невинный взгляд президента. Дама недовольно передернула плечами и отвернулась. Жора повторил номер. На этот раз задремавший было Нильский под вопль: «Подлец! Грязный извращенец!» получил громкую пощечину, а возмущенные крики дамы не смолкали до самого Парка имени Горького, где компаньоны и сошли.
Памятник пролетарскому писателю Максиму Горькому, расположившийся посредине скудной цветочной клумбы, с укоризной смотрел на аллеи, заполненные в основном детьми и стариками. Их не украшали уже красные флаги, не сотрясал воздух духовой оркестр, не сверкала медь фанфар и не глушил частушечными шутками мегафонный голос массовика. Лицо классика выражало горькое сожаление, что идеалы, ради которых он предал свои собственные, тоже оказались химерой,
Решив отдышаться и успокоить нервы после скандала в трамвае, Нильский присел на скамью. Довольный Жора составил ему компанию.
Послушайте, Сан Саныч, а вы верите, что мы заработаем те деньги, которые нам обещал Крымов? — спросил Пятница.
Судя по тому, как начинается день, то нет, — ответил Нильский, протирая очки. Он потрогал щеку и мрачно добавил: — В городе полно сумасшедших. Просто опасно ходить. А представляете, что будет, если у такой психопатки выдурить червонец?
Жора плохо слушал президента, увлеченный своими мыслями.
Семьдесят тысяч! — восхищенно выговорил Жора, как бы перекатывая эту сумму на языке. — Ведь это сколько денег! Сан Саныч, а что бы вы сделали, если бы заработали сто тысяч?
Отдал бы долги.
А остальные?
Жора, не напрашивайтесь на банальный ответ, что остальные, мол, подождали бы. Уже все знают эту мульку, — сказал Нильский и водрузил очки на нос. — Если серьезно, то я заначил бы небольшую сумму, чтобы кому-нибудь ее занять.
Зачем?
Чтобы иметь полные основания плюнуть ему потом в лило. Знаете, как я этого натерпелся.
Тогда взаймы взял бы у вас я. Страсть как люблю занимать, — мечтательно сказал Жора, — Все-таки плохо, когда не сбывается то, чего хочешь.
Еще хуже, когда сбывается то, чего не хочешь. Как там говорит Крымов: «Хочешь — имей, не хочешь — имей всех!» — сказал Нильский и, сделавшись серьезным, добавил: — Ладно, Жора, пора браться за работу. С Богом!
Вскоре недалеко от каменного Максима Горького — мастера театральной пьесы начала столетия — разыгралась следующая сцена, исполненная поистине мхатовской актерской виртуозности. Вдоль аллеи с праздным выражением лица, нещадно мусоря вокруг себя семечной шелухой, прогуливался молодой человек плутоватой наружности. Жоре, а это был именно он, не надо было перевоплощаться — вся его сущность очень соответствовала полученной роли и выполняемому заданию. Навстречу ему двигался солидного вида мужчина в кожаном пиджаке и лохматых бровях. Хотя Жора плохо решал в школе задачи про пункт А и пункт Б, все же чисто интуитивно скорость прогулки была выбрана верно, и встреча двух мужчин должна была произойти как раз около скамейки, расположенной в тени свежераспустившегося каштана. На лавке, уткнувшись окаменевшим лицом в толстую потрепанную книгу, сидел мужчина в круглых очках и рассеянных мыслях. В нем можно было без труда узнать Нильского, правда, изрядно побелевшего и одеревеневшего от распирающего его страха.
Неожиданно очкарик, как будто что-то вспомнив, вскочил, посмотрел на часы и, звонко хлопнув себя полбу, быстрым шагом поскакал к выходу из парка. Еще через две секунды шедшие навстречу друг другу мужчины поравнялись. Почти одновременно оба заметили на скамейке целлофановый кулек, забытый, видимо, очкариком, в котором отчетливо просвечивались четыре пачки денег, перетянутые черными резинками.
Кожаный Пиджак посмотрел на Жору, тот посмотрел на Пиджака. Затем оба посмотрели вслед удаляющемуся очкарику. Немая сцена была долга, но не излишне.
Ну, что будем делать? — почти риторически спросил Жора, глядя поочередно то на кулек, то на Пиджака.
Может, позовем? — тоже риторически предложил незнакомец.
— Давай сделаем так: как карты лягут, так и будет, — предложил Жора.
Как это? — спросил Пиджак, сделав вид, что не понимает, но смутно догадываясь: пасьянс раскладывать не придется.
Сядем и подождем. Если вернется — отдадим, нет — поделим. Не оставлять же добро другим. Во всяком случае, я гнаться за этим чуваком не буду. Давай дадим ему пять минут.
Новые знакомые, не предприняв попытки познакомиться, сели на лавку и стали праздно смотреть по сторонам. Пиджак заметно нервничал и старался не встречаться с Жорой глазами. Когда пять минут истекли, Жора запустил свою блудливую руку в кулек и начал щупать его содержимое, как ветеринар, принимающий роды у тельной коровы. Закатив глаза вверх, он беззвучно, одними губами, выговаривал цифры, приводящие его соседа в финансовый шок.
Кажется, четыре сотни, — выдал он окончательный диагноз. — Ну что, пошли потихоньку отсюда.
Когда компаньоны по удаче уже собрались вставать, в конце аллеи показался взволнованный хозяин пакета, на всех парах несущийся обратно к скамейке. Жора ойкнул и мгновенно подсунул пакет себе под зад. Пиджак, как нашкодивший кот, прижал уши и застыл на месте, олицетворяя человека, одновременно безмятежно отдыхающего и мучимого малой нуждой. Запыхавшийся очкарик подбежал к скамейке.
Вы не видели здесь полиэтиленового кулька? — спросил он, дико и нервно озираясь по сторонам. Он походил на злого сторожа, из-под которого стибрили штаны.
Нет, — пожав плечами, ответил Жора, — а вы что, забыли что-то?
Да вот, где-то здесь. То ли на этой скамейке, то ли на соседней, не помню точно, — говорил очкарик, дергаясь и подозрительно поглядывая на Кожаного.
Тот молчал и сидел неподвижно, как будто прибитый соточным гвоздем.
Да вы посмотрите на соседней скамье или в кустах. Может, завалилась где ваша пропажа, — предложил Жора, плотнее прижимая задом пакет к старым деревянным брускам. — А что потеряли, если не секрет?
Очкарик начал молча бегать от одной скамьи к другой, судорожно дергаясь и все время поглядывая на двух прилипших к скамейке мужчин. Когда Нильский в очередной раз удалился от скамьи, Жора шепнул своему соседу:
Эй, приятель, на, прячь деньги в карман пиджака, видишь, я в рубашке, — и, не дождавшись ответа, засунул сверток ему под полу. Очкарик, близкий к состоянию истерики, опять подпрыгнул к мужикам и, охая, заглянул под скамейку.
В кустах глянь, в кустах, — продолжал давать советы Жора, разводя руки на триста шестьдесят градусов.
Нильский начал рыться в густом кустарнике позади аллеи, распугивая первых насекомых и поднимая вековую пыль Юрского периода. Жора наклонился к Пиджаку.
У тебя деньги свои есть? Давай мне сотку, я отвлеку этого чудака, а ты вали потихоньку. Просто так он от нас не отвяжется.
Кожаный пиджак порылся в кармане и, стараясь делать это незаметно, сунул своему сотоварищу несколько купюр. Жора шустрым ящеричным движением принял деньги, заговорщицки моргнул Пиджаку и подключился к очкарику, который весь в паутине и прошлогодних листьях копошился в кустах. Незнакомец, почти не касаясь земли ногами, не спеша пошел к выходу, делая свою походку непринужденной и нарочито праздной. Когда Кожаный пиджак окончательно растаял в конце аллеи, Жора и Нильский, подталкивая друг друга и ломая кустарник, со всех ног кинулись в лесную часть парка, покидая место событий.
