Юрий Бурносов - Год Мудака
— Не хуйня, что ли? — спросил «идущий в зад».
— Не она, — кивнул мужчина в очках.
— Ну пусть не хуйня ваш Толстой. А что Пелевин-то ваш пишет?
— А Пелевин — вот, — с этими словами «идущий вперед» достал из кармана еще одну другую книжку и сунул точно так же под нос Фрязину. Тот прочитал про себя: «Портьера у входа колыхнулась, и оттуда высунулся человек в косоворотке. Он щелкнул пальцами куда-то в темноту и кивнул на наш столик, потом повернулся к нам, отвесил короткий формальный поклон и исчез за портьерой. Тотчас откуда-то вынырнул половой с подносом в одной руке и медным чайником в другой (такие же чайники стояли на других столах). На подносе помещалось блюдо с пирожками, три чайных чашки и крохотный свисток».
— Опять про пирожки, — растерянно сказал он, глядя то на «идущего в зад», то на мужчину в очках. «Идущий в зад» посмотрел на книжку, перечитал, где Фрязин показал ногтем, и пожал плечами:
— Странно. А ну-ка, дайте посмотрим Толстую.
— Ты ж сказал, Толстого.
— Толстой — то писатель. А Толстая — то… Ну, тоже писательница вроде как. Только ее велено того, жечь. А Толстого — нет. Вот, читайте сами, — он выудил обгорелую книжицу и поднес ее Фрязину на кочерге. Покидав горячее с ладони на ладонь (кстати снова вспомнилась картошка из костра), Фрязин пролистнул места поподжаристее и прочитал:
— «А в другой горнице стол накрыт. И-и-и-и-и! — чего только нет на столе на том! От одного края до другого — миски, миски, блюда всякие, котлы да тарелки! Пирожки без счету, блины-оладьи, пампушки витые, кренделя, вермишель разноцветная!» Слушай, ты объясни мне — вы что, про пирожки все сжигаете? А кто велел?
Мужчина в очках дурно захихикал.
— Кто велел, кто велел! — взъерепенился было «идущий вперед», но вспомнил, что Фрязин не кто-то с горы, а ВОПРАГ, и мирно завершил: — Указание такое. Вы понимаете.
— Понимаю, — добродушно сказал Фрязин. — Значит, ты вот, очки, его надуть хотел. За какого-то сраного Толстого под видом Пелевина книжку выменять.
— Хотел-хотел! — согласился «идущий вперед». Мужчина в очках притих, озираясь. Хихикать перестал, падла.
— А что за книжки в обмен даете?
— А вот, — «идущий в зад» показал Фрязину другую книжку, взятую из стопки, лежавшей тут же. — Васильев.
— Не читал.
— Гляньте.
Фрязин поглядел в белый лист с бегущими по нему черными буковками. Улыбнулся.
— Ну, братцы, — сказал он. — Смотрите, чего нашел. «Мама растолковала, как найти общежитие, и Искра убежала, успев, правда, съесть два пирожка».
— Нет! — страшно закричал «идущий в зад» и побежал прочь, отшвырнув кочергу и мелькая белыми ягодицами. Мужчина в очках печально посмотрел ему вслед и заметил:
— Как нехорошо получилось.
— А вы идите, идите, — велел ему Фрязин. — Скажите спасибо, что отпускаю.
— Спасибо, — сказал мужчина в очках. — И что?
— Хуев сто, — сказал Фрязин. — Вали, а то сейчас дурака напущу.
— Слабоумного гражданина, — поправил мужчина в очках, пятясь. Потом он повернулся и медленно пошел от костра, видимо, стараясь показать, что тоже не говно, но тут дурак Володя страшно крикнул: — Карашки!!! — и очки побежал едва ли не быстрее «идущего», который уже скрылся за корявыми кленами парка.
— Вот и поработали, Волоха, — Фрязин похлопал дурака по плечу. — Поехали домой, что ли.
Но домой не поехали. Только сели в машину, как заверещала рация. Дурак схватил микрофон и крикнул:
— Агу! Агу!
— Согни хуй в дугу, — сказали из динамика. Голос был лагутинский.
— Что там у тебя? — спросил Фрязин, не без труда отбирая у Володи микрофон.
— Это не у меня, а у тебя, — сказал ехидный Лагутин. — Где ходишь?
— На задании, сжигаем.
— Сжига-аем… Обыскались тебя. Из управления. Нужен ты им, так что бросай все и езжай в контору. Ой, неладно на сердце у меня… Не из-за мудака ли того самого?
— А вот сейчас и узнаем, — сказал Фрязин. Заводя машину, он заметил, что дурак держит в руке книжку.
— На что тебе книжка-то?
— Цаца, — сказал дурак важно.
Глава 9
«Путин предпринимает большие усилия, чтобы развеять свой образ холодного и непроницаемого бывшего офицера КГБ. Он научился на публике улыбаться и шутить, одновременно излучая спокойствие и уверенность в себе».
«Times»На проспекте Малюты Скуратова фрязинскую машину подло и нагло подрезал черный джип и умчался вдаль. В другом разе Фрязин погнался бы за сволочью или по рации бы сообщил, но сейчас думал о другом.
Что им там в управлении понадобилось?
Или про Морозова что-то всплыло? Так что же могло всплыть, если Морозов, почитай, и не мудак совсем… Вернее, мудак, конечно, но не такой, как все. Или про разговор ночной?
От раздумий, как водится, захотелось есть, однако остановиться и послать дурака за пищей Фрязин не решился, а самому вылезать не хотелось. Володя листал свою книжку, что-то бормотал под нос, весь вымазался слюнями. Платок ему купить? Так небось рожу вытирать придется, сам-то не может…
Огромная стоянка перед управлением была, как обычно, полупустой. Припарковав автомобиль, Фрязин наказал дураку сидеть тут и ждать, но только отошел, как дурак выскочил и увязался следом. Пришлось взять его с собой.
Дежурный на входе уже и не такое видал — пропустил напарников, культурно поздоровавшись и сказавши:
— На пятый этаж, кабинет двести сорок два.
— А что там? — выразил интерес Фрязин.
— Откуда ж я знаю, — сказал дежурный. — Тут этих кабинетов… Сидит, верно, кто-то.
Таблички на указанном кабинете не имелось, только привинченные латунные цифирки. Фрязин потоптался, дернул дурака за рукав, велел стоять тихо и открыл дверь.
Кабинет оказался мал. И все в нем было невеликое — столик типа журнального, черный сейфик, книжный шкафчик с Трудами, кожаный диванчик. За столом сидел незнакомый Фрязину чин, а на диванчике пил чай…
Ёб!
На диванчике пил чай сам Мэр Великой Столицы!
— Фамилия? — спросил чин за столом.
— Фрязин…
— Ну вот! — сказал Мэр радостно. — А мы не успели в лапоть насрать и за вами послать! Шутка, шутка. Здравствуйте, — он отставил чашку и приветливо поздоровался с Фрязиным и дураком за руку. — О, и слабоумный гражданин с вами! И с книгой! Можно?
Дурак с улыбкой протянул томик.
Только бы не Пелевин этот блядский! Объясняй потом!
— Что тут у нас? — Мэр подвигал бровями. — «Я проигнорировал бутерброды, налегал на сладкие пирожные, у меня от сладкого мозги работают лучше. Поперхнулся горячим кофе, когда Кречет заметил: — Что-то наш футуролог молчит, если не считать этого странного треска и визга за его ушами…»
Опять про пирожки, подумал Фрязин. Черт, точно Пелевин. Или Толстой. Или Толстая. Блядь, что они, все про пирожки пишут? Разберись теперь…
— Похвально, похвально, — сказал Мэр, возвращая дураку книжку. — Нобелевского нашего четырежды лауреата… А читать-то он умеет?
— А хер его знает, — машинально сказал Фрязин и напугался. Но Мэр только похлопал его по плечу и засмеялся.
— Это ничего. Это не главное, — сказал он. — А давайте песню споем?
— Какую?
— А вот, — сказал чин за столом и запел, сложив зачем-то руки перед собою домиком:
Спой-ка с нами, перепелка, перепелочка!
Раз иголка, два иголка, будет елочка!
Раз дощечка, два дощечка, будет лесенка!
Раз словечко, раз словечко, будет песенка!
Фрязин осторожно посмотрел на Мэра — тот все улыбался и даже начал дирижировать пальцем. Чин пел красиво, приятным бархатным голосом, дурак что-то начал подвывать, приплясывая. Фрязин слов не знал, вернее, не помнил с детства, и потому стал подхватывать наудачу, чтобы попасть в рифму:
— раз… два… динка… будет радуга… Пе-сен-ка…
Спели. Чин вытер употевшее лицо и спросил:
— Ну как?
— Очень хорошо, Семен Семенович.
— Утютеньки, — сказал дурак Володя и сел на диван. Устал, болезный. Мэр дал ему конфету из вазочки на столе и спросил все еще продолжавшего стоять Фрязина:
— А что же вы не садитесь?
— Спасибо, — сказал Фрязин и поискал, куда сесть. Сел в стул.
— Вы это чинопочитание бросьте, — строго сказал Мэр. — Мы по-простому привыкли, по-людски. Не мараты, блядь, гельманы. Можем и водки махнуть, и матом загнуть! Вы вот, гражданин…
— Фрязин, — подсказал чин из-за стола.
— Вы вот, гражданин Фрязин, думаете, наверно, что я вас сюда позвал. Хули он меня сюда притащил, думаете вы, и очень правильно это делаете.
— Не думаю я, — возразил Фрязин, снова пугаясь.
— Думаете-думаете, — шутливо погрозил пальцем Мэр.
— Да не думаю я!
— Думаете! И, наверно, правильно, что вот такой рядовой оперативный работник удивляется визиту к столь высокому начальству. Чинопочитание нам чуждо, но субординация! Субординация — это великая сила! Я не гнушусь… не гнушаюсь общаться со всеми слоями граждан, для меня каждый гражданин — брат и друг, но субординация… Э-э, субординация — это, вам я скажу, придумано хорошо. Ну да ладно. Я вас пригласил по просьбе… ну, вы понимаете, кого. Вы же были на съезде, на стадионе?
