Олег Агранянц - Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди
Я говорил авторитетно, и мне верили.
— Кто она такая? — заволновались художники. — Художник?
— Не думаю, — ответил я. — Просто командир. Красивая девушка. Молодая, но строгая. У нее не забалуешь. Чуть что не так, сто приседаний.
Художники притихли. Стали вести себя прилично.
А майор Стебунова действительно существовала. Она работала на одной из кафедр академии, где я когда-то учился. Это была тихая мирная тетя, одна из тех, про которых говорят: «И мухи не обидит».
85. Нужное слово в нужный моментРаботала в школе дама по фамилии Горюнова, сестра посла Д. П. Горюнова. Ей почему-то не давала покоя преподавательница русского языка Таня Конева, молодая и красивая, всегда модно одетая женщина.
— Она просто следит за мной, — жаловалась мне Татьяна. — Все ей надо. «А куда вы идете? А вы там уже вчера были…» Достала.
Причины быть недовольной у Тани были. Она, как бы сказать мягче, «дружила» с венгерскими слушателями. И часто к ним ходила.
Однажды зимой Татьяна направилась по тропинке к корпусу, где жили венгры. Горюнова ее догнала:
— Куда это вы, Танюша, торопитесь?
— Вот в тот корпус.
— Зачем?
— У меня там знакомые.
— А кто?
— Венгры.
— А зачем вы к ним идете?
Татьяна не выдержала и спокойно ответила:
— Совокупляться.
Употребила она более грубое слово на «е».
Горюнова остолбенела, остановилась. Татьяна пошла дальше.
— Таня, ты не боишься, что она поднимет скандал? — спросил я ее на следующий день.
— Нисколько. Во-первых, она побоится произнести это слово. А во-вторых, кто же ей поверит, что такая интеллигентная дама, как я, может сказать подобное!
С тех пор Горюнова стала обходить Татьяну стороной, не здоровалась. Татьяна была счастлива.
Как важно в нужный момент найти нужное слово!
86. Почасовик Морозов и египетский коньякБыл у нас прекрасный переводчик с португальского языка Володя Морозов. Он работал почасовиком. Когда зачитывали список переводчиков, в конце добавляли: «И почасовик Морозов». Поэтому его и стали звать «почасовик Морозов». И сам он так представлялся.
Если всем зарплату выдавали в положенные дни два раза в месяц, то почасовик получал деньги сразу после подписания мною ведомости. И, чего греха таить, иногда я подписывал липовую ведомость, почасовик отправлялся в бухгалтерию, а оттуда — прямо в магазин.
Когда речь шла о футболе, он почему-то переходил на очень плохой немецкий. Если он говорил: «Wollen sie Fußball spielen gehen sehen?», это означало «Не пойти ли нам на футбол?».
Однажды он принес на футбол литровую бутылку египетского коньяка. Отпив глоток, дальше пить мы отказались и отдали бутылку какому-то пьянчуге. Тот попробовал и замахал руками:
— Такое я не буду.
87. Как бороться с замерзанием стеколОднажды переводчик с испанского языка Энри Пилия привез из дома бутыль чачи и с почасовиком Морозовым распил ее в комнате студенческого общежития МГИМО. И они, как бы сказать поприличнее, испачкали окно.
На следующий день Пилия и почасовик решили окно помыть, принесли тазик с теплой водой, открыли окно и начали мыть. Все бы хорошо, но на улице был январь и мороз градусов под двадцать. Удивленным прохожим Пилия объяснял:
— Окно замерзло. Ничего не видно. Решили помыть.
Говорил он это с кавказским акцентом, а обалдевшие прохожие замечали:
— Оно у тебя опять замерзнет.
На что Энри отвечал:
— Опять помою.
Прохожие приставляли палец ко лбу.
88. Тамара с ремнемБыл у нас переводчик с испанского языка Володя Пелевин, блондин с голубыми глазами. Считал он себя неотразимо красивым и на женщин смотрел свысока.
Он почему-то очень боялся почасовика Морозова. Тот при встрече сурово смотрел на него и говорил:
— Смотрите, Пелевин.
Однажды ко мне пришла преподавательница политэкономии Тамара Тхоржевская, молодая и красивая женщина:
— Олег, поговори с Пелевиным. Он мне вчера сказал на семинаре: «Если слушатели отвечают правильно, я тебе не буду переводить их ответы. Я тоже политэкономию изучал».
Замечу только, что Тамара была кандидатом экономических наук, а Володя окончил институт иностранных языков.
Я обещал Тамаре, что поговорю. Действительно, поговорил. Но…
Через неделю ко мне в кабинет влетает Тамара:
— Что ты сделал с Пелевиным! Когда я вхожу в аудиторию, он вскакивает и стоит смирно как солдат. Обращается ко мне на «Вы» и по имени-отчеству.
Я понял, в чем дело. Вызвал почасовика Морозова:
— Что ты сделал с Пелевиным?
— А ничего. Я ему сказал, что если он будет продолжать грубить Тамаре, то мы его выпорем.
— Как? — удивился я.
— Он тоже удивился. Я объяснил: «Положим тебя на диван и выпорем. На твое счастье, Тамара пока не дала согласия, но смотри…».
89. Упорство не всегда поощряетсяВ те годы в Москве перешли с шестизначных номеров телефона на семизначные. Если кто-то ошибался и набирал шестизначный номер, автомат ему отвечал:
— Вы забыли набрать цифру «2» перед нужным вам шестизначным номером.
Однажды ко мне в кабинет ворвались две переводчицы:
— Иди послушай.
Я вошел в переводческую комнату и увидел слушателя, который разговаривал с автоответчиком:
— Я понял, что надо набрать цифру «2», но скажи, если я наберу… — он называл номер — это будет правильно?
Было особенно смешно еще и потому, что он говорил с явным кавказским акцентом.
— Я не прошу тебя объяснять, я хочу, чтобы ты сказала, правильно или нет. Ну что ты заладила! Я все понимаю, я прошу только ответить. Нет, ты ответь. Почему не хочешь нормально ответить?
Я ушел. Девчонки рассказывали, что их терпению скоро настал предел и они объяснили ему, в чем дело.
90. «Гудок» зоветОднажды мы с Виктором Якуниным решили посмеяться над экономом нашей школы Леней Кривовязом и подписали его на совершенно ненужную ему газету железнодорожного транспорта «Гудок». Причем на два экземпляра: один домой, другой на работу, чтобы «утром не ждал газету и ехал на работу» и чтобы в субботу и воскресенье «не ездил на работу только для того, чтобы почитать газету».
Получив первые три экземпляра, Леня отправился на почту в отдел доставки корреспонденции и попросил отменить доставку. Ему ответили, что для этого надо предъявить квитанции о подписке, которые мы с Виктором, естественно, уничтожили.
Через пару дней к Лене домой наведалась его старшая сестра, балерина Большого театра, которая постоянно наблюдала за младшим братом. Увидав в почтовом ящике два экземпляра «Гудка», она спросила, зачем он выписывает эту газету. Леня, чтобы отделаться, сказал, что его очень интересует жизнь железнодорожников.
Сестра уехала, а через два часа пожаловала мама. Поговорив сначала о том о сем, она стала интересоваться его здоровьем:
— Как ты себя чувствуешь? Ты выглядишь утомленным…
— Да здоров я, здоров, — успокаивал он мать.
— Я вижу, что здоров, но… Леня, это правда, что ты выписываешь «Гудок»?
— Правда.
— Зачем?
— Меня разыграли.
— Почему тебя разыграли? Леня, скажи мне правду.
Кончилось это тем, что сестра купила Лене путевку в пансионат, вернувшись из которого, он нашел у себя в почтовом ящике десять последних экземпляров «Гудка».
91. Об умении заказывать в ресторанеПроводив в Шереметьево на родину очередную партию слушателей, я, Витя Якунин и Леня Кривовяз отправились в тамошний ресторан. Заказали бутылку коньяка, отбивные.
— И по порции черной икры, — попросил Леня.
— Икры нет, — ответила официантка.
— Галочка, я тебя прошу.
— Правда, нет.
— Позови метра.
Подошел метр. Мы много раз бывали в этом ресторане и хорошо знали его.
— Николай Михайлович, — начал упрашивать Леня. — Мы сегодня устали, намучались, 50 человек пропускали через таможню. Нам бы икорки…
— Ленечка, — отбивался метр. — Для тебя все сделаю. Но икры нет.
— Хорошо, — согласился Леня. — Подзовите Галочку и скажите: «Галя, принеси Лене и его друзьям три порции черной икры».
— Так ведь икры нет, — не сдавался метр.
— Тогда что вам терять! Она вам скажет: «Николай Михайлович, вы же знаете, что икры у нас нет». Попросите.
Метр махнул рукой:
— Две порции. Больше, правда, нет.
На том и поладили.
92. Старость и молодостьВсе переводчики у нас были молодые, не старше тридцати, за исключением переводчика с венгерского языка Юры Герта. Ему было тридцать пять.
Как-то девчонки начали подшучивать над ним:
— Ты, Герт, старый.
На что тот ответил:
— Да, мне тридцать пять. Это означает, что я дожил до тридцати пяти. А вот доживете ли вы до тридцати пяти, никто не знает.
