Елена Умнова - Королева для эстонцев
— Жаль, что нельзя ни того, ни другого, ни третьего, ни четвертого и так далее, — вздохнула я.
Я достала мп3.
— Ир, а ты что делаешь? — спросил у нее Подушка.
— Телек смотрю.
— Украинский? — удивился Одеяло.
— Тут и по-русски есть.
Я обнаружила, что мп3-ка Ксюшина. Я посмотрела на две мп3-шки. Даниил тоже вылупился на них.
— В глазах двоится? У меня тоже, не переживай, — успокоила его я и заткнула нам уши.
— А что не включила-то? — поняла я фразу Даниила.
— Сейчас такой концерт будет! Ты хочешь пропустить?
— Пошли обратно, — послышалось из-за двери.
— Сам не можешь послаться? — спросила Ира.
Топ-топ-топ.
— Я не хочу в комнату.
— А чего это ты туда не хочешь?
— Не хочу, и все!
— Я не понял, — сказал Подушка.
— Я тоже, и это не новость. Объясни!
— Сначала я закрою все двери, все окна, выставлю охрану, и только тогда скажу, — ответила Ира.
— Так, она нас не хочет туда пускать, — сделал верный вывод Подушка.
Шарах, дверь открылась. Дзинь! Челюсть Подушки упала на пол. Мы ничего "не слышали". Дверь закрылась.
— Ну что? — спросила Ира.
— Ничего! — ответил ей Подушка угрюмо.
— Так я тоже ничего не по… по…по… понятно, — сказал Одеяло.
— Что вам понятно? — удивилась Ира.
Теперь зашла Ира.
— Ну и что понятно? Эй, а вы чего! Тут пять раз дверью хлопнули, а у вас ноль внимания!
— Вот именно! Это постановка! — возликовал Подушка.
Даниил удивленно уставился на него, вытаскивая наушник, я повторила тот же маневр. Подушка застыл, Ира показал большой палец за его спиной. Одеяло оказался самым тактичным, и вообще в комнату не зашел. Подушка отступорился и разразился обличительной тирадой на эстонском. Даниил схватился за голову.
— Ты хоть бы расписку взял, что так голословно утверждаешь? — сказала я.
Подушка посмотрел на меня и в крайнем ужасе выбежал из комнаты, хлобыстнув дверью. В комнату зашел Одеяло, поозирался и спросил:
— Что тут произошло… по-моему, спрашивать бесполезно. Но объясните мне, Подушка — придурок или как?
— У Даниила спроси! — посоветовала я.
— Подушка — придурок? — спросил Одеяло.
— Та! — сказал он и, подумав, добавил. — Нэт! Нэ знаю!
Я важно кивнула.
— Та! — сказал Даниил.
Тын-тын-тын.
— Он головой об стену бьется? — спросил Одеяло.
— Не знаю, обо что он бьется, но он уже дошел до украинок. Вот уже зашел в комнату, — ответила я.
— Ты кто? — спросил кто-то в комнате. — А-а-а-а!
— Отчего такой одиночный ор? Эстонец, что ли? Только на них кто-то один орет, на украинцев все сразу, — сказал еще кто-то.
Подушка что-то ответил им по-эстонски и затих.
— Понятно, куда он спать пошел, — сказал Одеяло.
— С кем? — спросил Даниил, науськанный мной!
— С Подушкой! — хихикнул Одеяло.
— Может, с Одеялом? — спросила я.
— Что вам так не терпится от меня избавиться, чтобы поговорить? — спросил эстонец.
— Нет, что ты, оставайся. Лучше потормози и не пойми, что я тебя послала, — тут же заверила его я.
— Можете разговаривать, я тут не причем.
— Да? Чтобы ты все выболтал Подушке?
— Ему скажешь — он не поверит, — вздохнул Одеяло.
Подушка уже жаловался с какой-то украинке. Быстро нашел! Молодец! А к нам прошмыгнула Ксюша.
— Вы что тут бедного маленького эстонца забижаете? — спросила она.
— Маленького? Это по интеллекту? — уточнила я.
— Ой… А тут есть кто-то лишний. Что тут забыли Подушка и Даниил? Хотя они оба что-то тут забыли, — вздохнула Ксюша.
— Кто из них что забыл, я не знаю! — ответила я.
Один забыл бумагу на собственность, а другой — штамп в несуществующем паспорте!
— Мм… На кого же ты так неудачно позарился? — сочувственно спросили у Подушки.
— Я? — воскликнул он.
Я повалилась на кровать, хохоча.
— Сработала женская солидарность, — хихикала Ира.
Ксюша прибежала снова.
— Может, вы мне объясните, кто из них что тут забыл! — сказала она. — Этот мне точно ничего не объяснит.
— У этого Этого есть Имя.
— Какое? А, тьфу ты. Даниил!
— Ведите этого психа сюда, — велела Ира. — Скажите ему, что нужно поговорить по-нормальному, а то он нас уже не слушает.
Вскоре Подушка вернулся (хорошо умеют украинки убеждать!), о чем-то вполне мирно поговорил с Даниилом. Тот собрался и вышел. Я поскорее убежала и села между Ирой и Одеялом.
— Ха-ха, — смеялась Ира, и тут спохватилась. — Эй!
Подушка сказал что-то Одеялу. Он поднялся и вышел. Ни фига себе заявочки! Я беззвучно высказала все, что думаю по поводу эстонцев, и мы пошли с Ирой смотреть, что они делают. Все три эстонца сидели на лавочке. Одеяло встал и подошел к нам.
— Значит, так: Подушка и сам повернулся, и Даниила свел с ума, — сказал Одеяло.
— Подушка свел Даниила с ума! — хихикнула я. — Теперь я им не нужна!
— В общем, тебе нужно выбрать. У тебя есть время, чтобы подумать наверху, — сказал Одеяло.
Я сдержалась и не стала крутить пальцем у виска. Поднялась наверх, обругала эстонцев на чем свет стоит.
— О, точно. Сейчас опять то же самое будет. Выбирай — тот или этот. Но если выберешь Даниила, то тебе будет опять предоставлен выбор, пока не выберешь Подушку, — хихикала Ира.
— Вот возьму и выберу Одеяло. А ты разбирайся потом с этим двумя баранами! — мстительно сказала я и пошла в изолятор. Возьму любого парня, какой мне там попадется. Хоть мелкого украинца! Но мне повезло! Там я нашла эстонского аккомпаниатора… или хормейстера? Неважно. Такой седенький мужичок, любит посмеяться, мы с ним и раньше виделись. Я позвала его пройтись со мной жестами. Он согласился, и вскоре мы предстали перед парнями у лавочки.
— Выбрала! Все? — спросила я.
Мы вернулись с этим мужчиной обратно, я провела его к медсестре без очереди, поболтала с ней, попрощалась со всеми и вернулась к лавочке. Все три эстонца сидели и дружно тормозили.
— Ты увела мужчину моей мечты! — сказала Ира и картинно съехала по ступенькам лестницы.
— Все? — еще раз спросила я и ушла наверх.
Под руку попалась флейта, я на ней попиликала и отложила. Не умею. Мне кинули мп3-шку.
— На, не вой!
Я заткнула уши, села поперек тумбочки и стала доставать из неё камни. Ира нехорошо на меня косилась. Громкость в мп3 на полную.
— Оль! Оль! Оля!!! — стало пробиваться через музыку.
— А? — спросила, оборачиваясь к Одеялу.
— Ты ничего не слышала?
— Нет, я музыку слушала!
— Да, точно, а я туплю, — вздохнул парень.
Я поругалась на их затею и привела Ирин пример.
— Я только парламентер, — развел руками Одеяло. — Подушка сам не может поговорить, а Даниил… Ему языковой барьер мешает!
— А я с Подушкой больше говорить не хочу! — сказала я. — Он мне не мешает, но я с ним говорить не буду!
— Мне-то что? Со мной говоришь, и ладно, — пожал плечами Одеяло.
— А со мной? — опасливо спросила Ира.
— А что с тобой?
Прискакал Даниил и жалобно на меня посмотрел, хлопая ресницами.
— Ну да, ничего не скажет, — вздохнул Одеяло. — Больше всего мне его жалко, он ничего своими словами сказать не может! А так через меня разве что!
Зашел Подушка и застыл посреди комнаты, как памятник самому себе. Я болтала с Одеялом о Подушке.
— А зачем прыгать? Можно просто поговорить, — сказала я.
Подушка стоял, не шевелясь. Одеяло сжалился над Даниилом и перевел ему мой монолог. Тот серьезно покивал головой и одобрил сказанное.
— Этот вообще ничего не говорит и не прыгает, — похвалила я.
Одеяло и это перевел. Даниил затараторил.
— Он говорит, что даже если он что-то скажет, ты все равно ничего не поймешь, — перевел мне Одеяло.
— Хамелеоша мой! — Ира похлопала Подушку по плечу. — Но ты цвет перепутал. Комната у нас не такая красная!
— Интересно, а руки могут покраснеть? Что это я? Могут, конечно. У меня только они и краснеют, — сказала я.
— Так люди будет определять, покраснела Ольга или нет, по рукам, — сказал Одеяло.
— А это всегда так — когда мерзнут, становятся красными и мокрыми. Так что ты это по температуре можешь определить! — разочаровала его я.
— А я думал, что когда человек краснеет, то ему горячее, и это кровь приливает, а не отливает, — высказал умную мысль Одеяло.
— Кровь отливают! В специальный туалет? — захохотали мы с Иркой.
— Ну что вы, — сконфузился Одеяло.
— Слушай, это твой естественный цвет — красный? — спросила Ира у Подушки.
— Сейчас ты меня доведешь, и я буду не как наша дача, а как ваша! — ответил он ей.
— Наша? Оль, у нас веревка есть?
— Мыла нет, все истратили, — ответила я.
Подушка обиделся.
— Ну, как это? Нужно же выстирать, повесить просушить! — хихикала Ирка. — Веревка как раз на сушилке!
