Владимир Елистратов - Рассказы
Египетский бог Анубис с папируса с интересом смотрел на «500 р.»
— Но это, — добавила Кристиночка, — расценки за тот год. В сентябре надо, конечно, цены поднять. Процентов на двадцать. Двоечники, конечно, будут сопротивляться. Драки там, «тёмные» будут устраивать. Это понятно. Они типа пенсионеров. Им льготы нужны. Права человека, блин… Но мы их сделаем. Старшеклассников-отличников попросим помочь. Нас ведь тоже надо понять: инфляция, рост цен на жвачку с чипсами… Вот. Потом есть ещё русский язык. Тут вариантов нет, а есть семь чистых позиций. Сейчас напишу…
И она написала:
Исправление орфографических ошибок5 р. Исправление пунктуационных ошибок6 р. Исправление речевых ошибок10 р. Диктант50 р. Сочинение150 р. Изложение200 р. Экзамен300 р.— С биологией, дядя Вова, ещё проще:
Лабораторная100 р. Самостоятельная (свой вариант)50 р. Самостоятельная (чужой вариант)150 р.— Ну, и английский:
Словарный диктант20 р. Контрольная (свой вариант)100 р. Контрольная (чужой вариант)150 р. Сочинение100 р. Экзамен400 р.Бог Осирис с папируса «Книга мёртвых» с подозрением косился на «150 р.» за «чужой вариант».
— Тебе, дядя Вова, пива из бара принести?
— А сколько это будет?..
— Да ладно, я так. Бонус. Как постоянному клиенту.
— Ну, принеси.
Кристиночка принесла мне пива.
— Вот и прикиньте, дядя Вова. Если я, скажем, хорошо знаю английский, алгебру и русский, то я за экзамены луплю 1200. А если успеваю ещё кому-нибудь сделать, то 2400. Можно, конечно, и троим. Но это сложно. Хотя — надо, как говорил ваш картавый сифилитик, учиться, учиться и учиться… Всё от тебя самой зависит. Всё надо делать самой. Одна голова хорошо, а две — мутант. У нас те, кто знает четыре предмета, называются миллионерами. Те, кто три, — богатыми. Кто два, — средними. Кто один — банкротами. Кто ни одного — бомжами. А те, кто не дает списывать, — козлами. Но козёл у нас только один — Лёха Перцев. Миллионеров у нас трое. Включая, конечно, меня. Богатых — пятеро. Средних — шестеро. Остальные — бомжи и банкроты. У них у всех родители очень крутые, поэтому они им денег много дают. Якобы на пожрать. А денежки-то все к нам идут. Я сейчас коплю. На собаку. Хочу лабрадора, как у Путина. Мама сказала: «Хочешь собаку — копи». Вот я коплю. Четырнадцать тысяч уже есть. Через год точно накоплю. Надо постараться. Со следующего года ещё французский начнётся. Я уже зубрю. И немецкий выучу. С трёх языков можно по четыре штуки в месяц слизывать. Буду ещё физику бомжам из параллельного класса делать. Заказы уже есть. Борьба за клиентов, конечно, серьёзная. Конкуренция. Но ничего не поделаешь: жизнь.
— Это, наверное, у вас такая школа… особая, — с надеждой сказал я.
— Ну да! Как бы не так. У нас ещё по-божески. В соседней вон школе за экзамен по английскому миллионеры у бомжей по штуке берут. Тамошним миллионерам везуха! Я там пару бомжей знаю. Обещали обращаться за помощью. Вообще у меня практика хорошая. Обо мне в соседних четырёх школах знают. У меня репутация. Это… как его…авторитет. Кое-кто звонит по рекомендациям. А у вас случайно никаких бомжей знакомых нету?
Нету. И никто мне по рекомендации не звонит. Сижу, пью пиво на берегу Красного моря. В полном неведении о новостях с Родины, где у меня в дачном сортире висит Кристиночкина «Книга мёртвых». Которая благодаря Кристиночке стала «Книгой живых».
Одно только утешает: мы их всех сделаем! Лет через пятнадцать. Золотую коронку даю. Кристиночка Птичкина, не подведи!..
Где родился, там и поженился
Никто не мог ожидать, что Федька Сибикин и Ленка Баш поженятся. Что угодно, только не это.
Они десять лет учились в одной школе. В моём классе. Я всё это хорошо помню. Все их контакты свелись к тому, что однажды в шестом классе Федька легкомысленно наклеил Ленке жвачку на косу. За это Ленка зажала Сибику (это его прозвище) в угол и долго, всю перемену, то есть двадцать минут, методично била Сибику Сибикиным же ранцем по голове. Удары были страшные. Ленка — она такая. Больше Сибикин с Баш не общались.
Потом они учились в университете, правда, на разынх факультетах. Но, поскольку факультеты находились на соседних этажах, федькин юридический — на седьмом, ленкин исторический — на шестом, они виделись часто. Чаще всего в столовке на пятом. «Привет — привет» — и больше ничего.
Потом прошло еще десять лет. Ленка и Федька, что называется, ходили в браки, и неоднократно, выходили из них, пока, наконец, на юбилейном вечере школьных выпускников (пятнадцать лет окончания) не познакомились. Причём Сибика просто апокалиптически упился и потерял ключи от своей квартиры. Товарищи, включая меня, доставили тело Сибики до Ленкиной квартиры, которая была рядом со школой, чтобы Федька перекантовался до утра на кухонной раскладушке. Но Федька Сибикин остался у Ленки навсегда.
Ещё более неправдоподобной, но поучительной эта история покажется, если кратко углубиться в биографию героев.
Федя Сибикин был известен всему нашему району. Прозвище его было — Сибика.
У нас вообще почему-то была продуктивна такая модель: Витька Малюгин — Малюга. Андрюха Терёхин — Терёха, Вахтанг Гигаури — Гига, и даже Феликс Фогельсон — Фога. Я был, разумеется, Ела.
Исключение составлял только один человек — Саша Ли, наполовину кореец. Его короткая фамилия никак не растягивалась в нечто подобное Малюге или хотя бы Гиге. Поэтому его все уважительно называли «Сися». Дело в том, что он был очень большой и сильный. «Сисю» он воспринимал как должное. А вот за оскорбительное «Сиська» Саша мог дать в лоб.
Клички настолько плотно въелись в наши детские советско-дворовые мозги, что имена и фамилии отошли на второй план.
Сейчас перед гуляньем дети перезваниваются по мобильнику, а тогда, сорок лет назад, было принято заходить за друзьями домой. Это был целый обряд. Родителям надо было сказать с такой наивно-умоляющей интонацией, делая рыдающие ударения на каждом слове:
— Здра́вствуйте, а Ви́тя вы́йдет?
Или:
— Здра́вствуйте, а Фе́дя вы́йдет?
Но часто получалось не так. Как-то само собой выстреливало:
— Здравствуйте, а Сиська выйдет?
Один раз я так и сказал, зайдя за Сашей. Мама Саши, Зинаида Сергеевна, как ни в чём ни бывало:
— Сиська завтракает. А ты — Ела?
Я совсем опешил.
— Я… ел…
Зинаида Сергеевна крикнула куда-то в недра квартиры:
— Сиська, к тебе Ел пришёл.
Но я отвлёкся. Сибика был известен всему району. Потому что он был бабник. Но он был не просто бабник. Дело в том, что Сибика выбирал себе какие-нибудь экзотические объекты ухаживания, то есть иностранок. Потом, уже во времена перестройки, у него появилась новая кличка — Экзот. Но «Экзот» не убил «Сибику». Для всех он так и остался Сибика.
Когда мы учились в школе, был Советский Союз. И бурятки, молдаванки или грузинки экзотикой не считались. Зато в соседней школе училась болгарка Росица.
Сибика ухаживал за Росицей весь седьмой класс. Летом Росица уехала в Болгарию. Сибика страдал несколько месяцев, пока Сибикины родители не уехали на год в ГДР вместе с Сибикой.
Из ГДР Сибика вернулся в девятом. Он был крутой: у него были джинсы, жвачка и магнитофон. А ещё — пламенная любовь к Катрин. Он постоянно показывал мне её фотографию. С фотографии смотрела миловидная блондинка с волевым подбородком в форме совковой лопаты и широко распахнутыми глазами, похожими на две удивлённые голубые яичницы.
Они переписывались пару лет, пока, уже в университете, Федя не влюбился в кубинку Флорес.
Девушка Флорес училась на философском факультете, который находился на одиннадцатом этаже. Она писала курсовую работу на тему: «Революционные идеи Че Гевары в советской партийной прессе 70-ых годов». На настойчивые предложения Феди выйти за него замуж, подарить ему сомбреро и уехать с ним на Остров Свободы, девушка Флорес не менее настойчиво отвечала ему по-испански:
— Примеро, Теодор, ай ке формар ла басе материаль.
Что значило: «Сначала, Федя, надо сформировать материальную базу». То есть голож…ый совок Сибика кубинской революционерке был не нужен.
Через год Флорес была отчислена из университета за фарцу. Отчислили троих. Она, вместе со своим кубинским товарищем, будущим экономистом Энрике, и советским будущим юристом Сеней Лихопердиным, очень выгодно загнала реквизит кубинского студенческого ансамбля Ля Либертад. Там было десять гитар, целый гардероб из пончо и сомбреро, а также почему-то несколько сотен завернутых в стекловату гаванских сигар и пятьдесят литров кубинского рома. Юрист Лихопердин сел на два года, а Энрике и Флорес были отозваны на родину. Там их след теряется. А об идеях камарада Че, отражённых в партийной советской прессе 70-ых годов, наверное, никто так и не написал и не напишет. А жаль.
