Безрассудная Джилл. Несокрушимый Арчи. Любовь со взломом - Вудхаус Пелам Гренвилл

– Боже мой! – ахнула Джилл, мельком глянув через плечо.

– Что, знакомая? Нежелательная встреча?

– Это же леди Андерхилл! А с ней – Дерек!

Уолли поставил бокал, не донеся до рта.

– Что за Дерек?

– Дерек Андерхилл, мой жених.

На миг повисла тишина.

– Вот как, – задумчиво хмыкнул Уолли. – Жених… Понимаю.

Он снова поднял бокал и осушил залпом.

Джилл растерянно смотрела на своего спутника. За суматохой этого вечера существование леди Андерхилл напрочь выпало из ее памяти. Она всегда так живо воспринимала окружающее, что обо всем прочем нередко забывала. Только сейчас мелькнула мысль – как всегда, поздновато, – что ужинать с Уолли надо было где угодно, только не в отеле «Савой» – ведь там остановилась мать жениха! Джилл нахмурилась. Беззаботное веселье растаяло, и жизнь снова наполнилась проблемами и недоразумениями.

– Что же мне делать?

Уолли Мейсон вздрогнул, выныривая из глубины размышлений.

– Прошу прощения?

– Что мне делать? – повторила Джилл.

– Да не волнуйся ты так.

– Дерек ужасно разозлится!

Добродушные губы Уолли чуть заметно сжались.

– С какой стати? Ничего нет дурного в том, чтобы поужинать с другом детства.

– Нет, но… – с сомнением выдавила она.

– Дерек Андерхилл… – задумчиво прищурился Уолли. – Не тот ли самый сэр Дерек Андерхилл, чье имя мелькает в газетах?

– Да, про Дерека часто пишут. Он член парламента и вообще…

– Видный мужчина… Ага, вот и кофе!

– Мне не надо, спасибо.

– Да ну, брось! Зачем портить ужин из-за такой ерунды? Ты куришь?

– Нет, спасибо.

– Бросила, да? Что ж, разумно. Курение мешает расти и бьет по карману.

– Что значит, бросила?

– Уже не помнишь, как мы с тобой за стогом сена делили сигару твоего отца? Разрезали ее пополам. Свою половинку я докурил до конца, а тебе хватило трех затяжек. Золотые были деньки!

– Только не тот денек! Конечно помню и едва ли когда-нибудь забуду.

– Само собой, виноват был я. Это я тебя подначил.

– Да, я всегда была готова принять вызов.

– А теперь?

– В смысле?

Уолли стряхнул пепел с сигареты.

– Ну, допустим, я предложу тебе подойти к тому столику, глянуть жениху в глаза и сказать: «Хватит сверлить мне затылок взглядом! Я вправе поужинать с другом детства!» Решишься?

– А он сверлит? – поежилась Джилл.

– Еще как! Сама разве не чувствуешь? – Уолли задумчиво втянул дым. – На твоем месте я бы пресек это в зародыше. Отучать мужа от подобных привычек надо как можно раньше. Для цивилизованного мужчины это все равно что бить жену.

Джилл неловко поерзала. Вспыльчивый нрав ее не выносил такого тона, враждебного, с едва завуалированным презрением. Дерек был неприкосновенен, и малейшая критика переступала невидимую грань. Казалось, Уолли из друга и приятного собеседника вновь превратился в противного мальчишку из давних лет. Опасный блеск в глазах девушки должен был его предостеречь, но он продолжил:

– Не такой уж он и свет в окошке, этот твой Дерек! Да и как ему быть при такой-то матери, если наследственность не выдумка.

– Пожалуйста, не надо так о Дереке! – холодно бросила Джилл.

– Я только хотел сказать…

– Неважно. Мне это не нравится.

Уолли медленно залился краской. Он ничего не ответил, и молчание легло между ними, словно тень. Джилл уныло прихлебывала кофе, уже сожалея о своей вспышке и брошенных словах.

Впрочем, не столько сами слова разорвали ту хрупкую паутинку дружбы, что едва начала сплетаться, сколько их надменный тон. Так принцесса могла отчитывать подданного, и Джилл понимала, что даже пощечина не оскорбила бы так собеседника. Неунывающая натура позволяет некоторым мужчинам переносить без потерь самые обидные щелчки, но Уолли, как подсказывала интуиция, к их числу не принадлежал.

Был лишь один способ поправить дело. В столкновениях темпераментов, этих бурях средь ясного неба, иногда удается отыграть назад, если не упустить подходящий момент и быстро заговорить на общие темы. От слов разверзаются бездны, и только слова наводят мосты.

Однако ни Джилл, ни ее спутник не нашли нужной темы, и угрюмое молчание затянулось. Когда Уолли наконец заговорил, то уже ровным тоном вежливого незнакомца:

– Твои друзья ушли.

Так попутчики в поездах осведомлялись, закрыть или открыть окно. Этот бесстрастный голос убил все сожаления и вновь распалил гнев. Джилл всегда принимала вызов и ответила столь же холодно-любезно и отчужденно:

– В самом деле? Давно?

– Минуту назад. – Свет в обеденном зале на миг погас, предупреждая, что близится час закрытия. В короткой темноте оба поднялись, и Уолли нацарапал свое имя на счете, который подсунул официант. – Пора и нам двигаться?

Они молча пересекли зал вместе с другими посетителями ресторана. На широкой лестнице в вестибюль стоял гул голосов. Снова вспыхнул свет.

У гардероба Уолли задержался.

– Я вижу, тебя ждет Андерхилл, – заметил он. – Должно быть, хочет отвезти домой. Ну что, прощаемся? Я живу здесь, в отеле.

Джилл оглянулась: наверху лестницы и правда стоял Дерек. Он был один. Леди Андерхилл, видимо, поднялась к себе в номер на лифте.

Уолли протянул руку. Лицо его было непроницаемо, взгляд ускользал.

– До свидания!

– До свидания! – эхом откликнулась Джилл.

Она испытывала странную неловкость. Враждебность утихла, хотелось как-то загладить размолвку – ведь они столь многое испытали сегодня вместе, и опасность, и радость. Джилл ощутила внезапное раскаяние.

– Ты ведь зайдешь в гости? – робко начала она. – Я уверена, дядя будет рад снова встретиться.

– Очень любезно с твоей стороны, – ответил Уолли, – но, боюсь, я на днях возвращаюсь в Америку.

Уязвленное самолюбие, этот союзник дьявола, тут же вернуло свою власть над Джилл.

– Вот как? Мне очень жаль, – безразлично бросила она. – Что ж, тогда прощай!

– Прощай.

– Приятного путешествия!

– Спасибо.

Он завернул в гардероб, а Джилл поднялась по ступенькам к Дереку. Рассерженная и подавленная, она остро осознавала тщету всего сущего. Люди возникают друг у друга в жизни и вновь исчезают – какой в этом смысл?

Сверлящий взгляд Дерека нисколько не смягчился. Брови грозно хмурились, и приветливой улыбки Джилл не дождалась. В отличие от нее, на долю жениха в этот вечер не выпало приятных минут. Оглядываясь на свою жизнь, как правило, баловавшую его, Дерек не мог припомнить другого дня, когда все шло настолько вкривь и вкось.

Началось с тумана, а тумана он терпеть не мог. Затем встреча с матерью на вокзале Чаринг-Кросс и разговор, которого одного хватило бы с лихвой, чтобы испортить настроение. Неприятности сыпались как из ведра: неловкий эпизод у Фредди в Олбани, до сих пор заставлявший морщиться, обед в зловещей тишине, отчаянная скука в театре, пожар и унизительное бегство в одержимой паникой толпе. А теперь еще и собственная невеста ужинает в «Савое» с каким-то совершенно незнакомым субъектом!

События переполнили чашу, и Дерек был близок к ярости. Происхождение и богатство этого баловня судьбы не подготовили его к подобной череде катастроф. Встретив Джилл ледяным молчанием, он повел ее к ожидавшему такси и, лишь когда машина тронулась, выплеснул негодование в словах.

– Ну, – выдавил он, с усилием сдерживая рвущееся из груди бешенство, – не будешь ли ты столь добра объясниться?

Джилл откинулась на подушки сиденья. Хотелось прикоснуться к Дереку и ощутить знакомый трепет, такой радостный и в то же время пугающий. Еще никто не действовал на нее так. Она чуть придвинулась и нашла его руку, но та холодно отстранилась. У Джилл болезненно сжалось сердце, как будто ее грубо осадили на людях.

– Дерек, милый! – Губы у нее дрожали. Дерек Андерхилл считал полезным ставить окружающих на место, и эту сторону его характера доводилось наблюдать многим, но не Джилл. Для нее он неизменно оставался безупречным галантным рыцарем. Может быть, чуточку слишком безупречным и галантным, но она была так влюблена, что не замечала этого. – Пожалуйста, не злись!