Бренд Нокдаун и Ко. - Кот да Винчи
— Не волнуйтесь. Идею плаща я почерпнул у старца на Сицилии, где провел детство. Там водилось много привидений, и нам часто приходилось пользоваться плащом.
— Если у тебя есть опыт, почему тебе самому не сделать это? — обрадовался Лоренцо Медичи. — Я приказываю.
Идея стать привидением не слишком радовала Леонардо. Сценарий Изабеллы начинал сбываться: Медичи собирался повесить на Лео всех собак и напялить этот дурацкий плащ.
— Я не могу, — твердо сказал Леонардо. — Я слабовольный. Не выдержу и съем всю икру в вашей кладовке.
— Целую бочку? — диктатор посмотрел на изобретателя с уважением.
— До последней ложки.
Медичи засопел: цена вопроса его не устраивала.
— Без меня и шагу не можете ступить, — буркнул правитель. — Я, великий потомок римских императоров, должен призраков гонять! Неудивительно, что империя распалась при таких подданных.
Лео изобразил раскаяние.
— Ладно, — вздохнул Медичи. — Пора.
Диктатор набросил светящийся плащ и решительно вышел за дверь.
Чтобы не расплескать воинственный запал, Лоренцо сразу направился в кладовку. Изабелла соскребала со дна бочки остатки икры, когда что-то ужасное вошло в комнату. Трудно сказать, кто был поражен больше: Изабелла, увидевшая настоящее приведение, или Лоренцо, обнаруживший собственную жену.
Минуту они стояли друг перед другом с открытыми ртами. Потом Изабелла положила в рот последнюю ложку и начала царственно жевать. Медичи очнулся.
— Как это понимать? — не своим голосом сказал он. — Ты слопала всю икру, да еще и собираешься свалить это злодеяние на ни в чем не повинное привидение?
Изабелла прожевала и протянула руки (с ложкой) к привидению.
— Простите великодушно, император Нерон! Я не виновата. Это все свекровь! Она все деликатесы посыпала цианистым калием. Она хотела нас отравить!
— Она всех хочет отравить, — пробурчал Медичи, понемногу приходя в себя.
— А у меня от цианистого калия изжога! Это еще с тех пор, как Лоренц ко мне сватался. Его мамаша мне в каждое блюдо яд кидала. У меня привычка к цианиду выработалась, а изжога осталась.
— А икра что, не отравлена?
— Отравлена, — кивнула Изабелла и заглянула в бочку. — Но от нее у меня изжога проходит. А от устриц, например, нет.
— А устрицы, — еще более не своим голосом сказал диктатор, — тоже посыпаны ядом?
— Я же говорю: все деликатесы…
Привидение самозванец рухнуло наземь и прохрипело:
— Я отравлен.
— Да? — удивилась Изабелла. — А я думала, вы Нерон. Его, кажется, каким-то другим способом…
Лоренцо дернулся в доказательной конвульсии, плащ предательски сполз, и глазам Изабеллы предстал собственный муж.
— Лоренцо, это ты? Сдуреть можно. То есть это… не умирай! Я виновата перед тобой. Это я съедала наши запасы икры.
— Подойди ко мне ближе. Мне трудно говорить, — позвал правитель
Изабелла исполнила последнюю волю мужа, держась на всякий случай на расстоянии вытянутой ложки.
— Каждую ночь, когда все спят… — слабеющим голосом начал свой рассказ умирающий диктатор, — я приходил в кладовку и съедал по ящику устриц. Ночью у меня такой зверский аппетит. Поцелуй меня, Изабелла, я умираю.
Супруга поцеловала Медичи в холодеющие уста и прислушалась к собственным ощущениям. Лоренцо хотел сказать что-то еще, но она перебила мужа.
— Если нам суждено покинуть этот мир — то только вместе.
И Изабелла набросилась на остатки устриц.
— Мы умрем, как Ромео и Джульетта, как же это романтично, — улыбнулся Лоренцо Медичи (Леонардо недавно подарил ему рассказ собственного сочинения об этой парочке).
Самопожертвование жены придало диктатору силы. Вот уже в два рта они поглощали оставшиеся запасы. Покончив с балыком и пармезанским сыром, Лоренцо и Изабелла взяли друг друга за руки, с большим трудом добрели до спальни, в последний раз поцеловались, после чего погрузились в глубокий сытый сон. Часы пробили двенадцать и остановились…
* * *Тем временем в замке папы римского в Ватикане собрался весь цвет католического общества, его сливки, которые в силу наступившей общественной оттепели постоянно прокисали от безделья.
— Несчастье постигло любимую нами Флоренцию, — взволнованно расхаживал по комнате папа римский с неприлично коротким именем Сикст IV. — Посланник дьявола Леонардо да Винчи угрожает нашему процветанию и благополучию. Из-за новой игры, которую он изобрел, ожидается страшный недобор маслин. Все сады разорены фанатами.
— У поклонников новой игры помутился разум, — добавил епископ Туринский. — Покончив с маслинами, они посягнули на святое — незрелый виноград.
— На костер его, — потребовали епископы. — Даешь святую инквизицию!
— Я бы дал, — ответил папа римский, — да времена не те. Разрядка, оттепель и новое мышление. Ренессанс, прости господи. К тому же изобретатель под покровительством диктатора. Тут уже политика… Но настанет час, когда Медичи отвернется от Леонардо да Винчи. Сушите дрова, братья.
Братья сдержанно загалдели, непроизвольно начав засучивать рукава.
— А что делать с маслинами? — не сдавался епископ Туринский. — Нужно спасти хотя бы остатки урожая.
Папа встал, возвысившись над сливками, словно кусок спелого сыра. Собрание притихло.
— Я объявляю «настольную маслину» бесовской игрой, — объявил папа. — Священным указом запрещаю играть в нее всем истинным католикам. Мы спасем Флоренцию от разорения — завтра.
Сикст обвел присутствующих взглядом, в котором читалась нечеловеческая доброта.
— А пока, в последнюю ночь, — заключил он, — приглашаю всех желающих на партию. Я припас несколько самых крупных маслин, нас ждет замечательная игра….
* * *— Вставайте! — трясла за плечо Изабеллу и Лоренцо матушка. — Вставайте немедленно. Воры снова съели весь наш провиант.
— Отстань, — отмахнулся Лоренцо. — И вообще, я умер. Даже на том свете от тебя нет покоя.
— Каждый день одно и то же, — недовольно заерзала на полу Изабелла, — ночью не дают покоя привидения, утром вопли мужа и свекрови.
— Неблагодарные! Я им подарила всю себя. Свою старость, свои лучшие годы. Я ухожу навсегда… Куда глаза глядят… В свою комнату…
Глава рода по женской линии сделала несколько шагов по направлению к выходу и остановилась, поджав губы.
Лоренцо открыл глаза и попытался понять, что происходит. Где он, на том или на этом свете? И если на том, почему он не в раю, а в компании с маменькой?
— Какой коварный яд, — сказал диктатор, ощупывая себя, — я умер и при этом остался на земле.
— Мы умерли? — потянулась Изабелла. — Значит, я останусь вечно молодой?
— Еще не знаю, но это место на рай не очень похоже. Подождите, маменька. Что за яд вы положили в устрицы?
— Я не клала, — маменька поджала губы еще на сантиметр.
— Маменька! — строго сказал Медичи. — Я все знаю.
— Знает-знает, — подтвердила его жена, — я ему сказала. И не нужно на меня так зыркать, я уже умерла.
— Тоже мне яд, — хмыкнула свекровь. — Так… ядик. Подружка из Испании прислала попробовать.
Маменька протянула Лоренцо пакет, на котором большими буквами было выведено: «Табак!» А ниже дописано мелким аккуратным почерком: «Туземцы предупреждают! Табак причина раковых заболеваний».
Похоже, в тот день Лоренцо Медичи не суждено было умереть. Голова после перееда болела не меньше, чем с перепою. Впереди ожидался прием послов. Надо было срочно что-то придумать.
— Посыльного мне. Пошлите за Леонардо. Мне надо поблагодарить его за поимку привидений, а заодно дать новое задание.
— Как поблагодарить?! — подскочила возмущенная маменька. — Он ничем не помог. За сегодняшнюю ночь исчезло провианта в два раза больше, чем обычно!
Но Лоренцо ее не слушал. Приложив водяные часы к голове, он что-то пробормотал про шесть часов утра, про свою судьбу и поплелся в кабинет. Очередной день начался как обычно.
Глава 4
Сильные не от мира сего
Мало войти в историю. Нужно всем объяснить,
что в историю вошел именно ты.
Кто-то из древнихРоковая флорентийская женщина Джиневра в очередной раз встретила скупое женское счастье. Кто-то находит суженого на рыцарском турнире, Кто-то — на вечеринке по поводу снятия копии с Грааля. Джиневра нового, касатика выловила в море, когда полоскала белье.
Молодой флорентийский врач Роки Маринелло был позором своего рода. В семье потомственных моряков он оставался единственным, кто не умел плавать и завязывать шнурки морским узлом. Молодожены идеально подходили друг другу.
Венчать Роки и Джиневру взялся кардинал Оливьетти. Это был молодой и подающий в разные стороны надежды кардинал, который собирался баллотироваться на должность папы римского.
