Гектор Манро - Рассказы
На этот раз Кловис определенно сказал: «Абсолютная чепуха!». Сэр Уильям был более вежлив, но прявил равный скепсис.
— Не лучше ли позвать кота и судить самим? — спросила леди Блемли.
Сэр Уилфрид вышел поискать животное, а компания устроилась в вялом ожидании лицезреть какоq-нибудь более или менее ловкий фокус, обычный на вечеринках.
Через минуту сэр Уилфрид вернулся в гостиную с белым, несмотря на загар лицом и с глазами расширенными от изумления.
— Боже мой, это правда!
Его возбуждение было безошибочно искренним и слушатели зашевелились с трепетом пробудившегося интереса.
Повалившись в кресло, он продолжал бездыханно: — Я нашел его дремлющим в курительной комнате и позвал на чай. Он прищурился на меня в своей обычной манере, а я сказал: — Пошли Тоби, не заставляй нас ждать, — и, боже мой, он протяжно ответил самым ужасным натуральным голосом, что он придет, когда хорошо отдохнет. Я чуть, было не выпрыгнул из собственной кожи!
Эппин обращался к абсолютно равнодушным слушателям; заявление сэра Уилфреда вызвало мгновенное доверие. Поднялся хор возбужденных восклицаний, среди которых ученый сидел, молча наслаждаясь первыми плодами своего изумительного открытия.
Среди шума и гама в комнате появился Тобермори, прошелся мягкой поступью невозмутимо осматривая окружающее, и приблизился к группе сидящей вокруг чайного столика.
В компании воцарилась смущенная и напряженная тишина. Появился элемент замешательства при обращении на равных к домашнему коту с общепризнанной способностью кусаться.
— Не хочешь ли немного молока, Тобермори? — спросила леди Блемли несколько напряженным голосом.
— Пожалуй не откажусь, — был ответ, произнесенный тоном полного безразличия. Дрожь подавленного возбуждения прошла по слушателям и надо извинить леди Блемли, если она налила блюдечко молока весьма нетвердой рукой.
— Боюсь, я немного разлила, — извиняясь сказала она.
— Кроме того, это не мой сорт, — возразил Тобермори.
В группе снова воцарилась тишина, а потом мисс Рескер в своей лучшей манере окружной визитерши спросила: — Не было ли трудно выучить человеческий язык?. Тобермори искоса глянул на нее, а потом безмятежно устремил взгляд в пространство. Было очевидно, что надоедливые вопросы лежат за пределами его схемы жизни.
— Что вы думаете о человеческом разуме? — неуверенно спросила Мэвис Пеллингтон.
— О чьем разуме в частности?, - холодно спросил Тобермори.
— О, ну о моем, например, — сказала Мэвис со слабым смехом.
— Вы ставите меня в затруднительное положение, — сказал Тобермори, чей тон и осанка при этом не показывали ни капельки смущения. — Когда было решено включить вас в число гостей этой вечеринки, сэр Уилфрид протестовал говоря, что вы — самая безмозглая женщина из его знакомых, и что имеется громадное различие между гостеприимством и заботой о слабоумных. Леди Блемли ответила, что недостаток умственной силы и есть то самое качество, которое явилось причиной вашего приглашения, потому что вы единственная персона, о которой она думает, что вы можете оказаться достаточно идиотичны, чтобы купить ее старую машину. Знаете, ту самую, которую они зовут «Зависть Сизифа», потому что в гору она идет достаточно легко только тогда, когда ее толкаешь.
Протесты леди Блемли имели бы больший эффект, если бы сегодня утром она как бы между прочим не намекнула Мэвис, что означенная машина как раз годится для холмистой местности у ее поместья в Девоншире.
Майор Барфилд тяжеловесно попытался сменить тему.
— Как насчет вашего флирта с черепахового цвета кошечкой из конюшен, а?
В ту же секунду все осознали его грубый промах.
— Обычно такие вопросы не дискутируются на публике, — более холодно ответил Тобермори. — Даже слегка понаблюдав ваше поведение с тех пор, как вы появились в доме, могу представить, что вы найдете неудобным, если я в свою очередь переведу разговор на ваши собственные маленькие делишки.
Возникшая паника не ограничилась одним майором.
— Не хотите ли вы сходить и посмотреть, не приготовила ли кухарка ваш обед? — торопливо проговорила леди Блемли, притворяясь, что забыла тот факт, что еще по меньшей мере два часа до обычного обеда Тобермори.
— Благодарю, — сказал Тобермори, — однако это будет слишком быстро после чая. Я не хочу умереть от несварения желудка.
— У котов девять жизней, знаете ли, — в сердцах сказал сэр Уилфред.
— Вероятно, — ответил Тобермори, — но только одна печень.
— Аделаида! — сказала миссис Корнетт, — не хочешь ли посоветовать коту выйти и сплетничать о нас в комнате для слуг?
Паника действительно стала всеобщей. В поместье Тауерс перед большинством окон спален проходила узкая декоративная балюстрада и все с испугом вспомнили, что она представляла для Тобермори место излюбленного променада во все часы дня и ночи — где он мог любоваться голубями — и бог знает чем кроме этого. Если он намеривался начать воспоминания в своей теперешней откровенной манере, эффект мог оказаться заметно большим, чем только замешательство. Миссис Корнетт, которая проводила много времени за туалетным столиком и была известна бродячим, хотя и пунктуальным характером, сразу почувствовала себя так же неловко, как и майор. Мисс Скрейвен, которая писала яростно чувственную поэзию и вела безупречную жизнь, показывала явное раздражение; если вы методичны и целомудренны в частной жизни, из этого не следует с необходимостью, что вы хотите, чтобы об этом знали все. Берти ван Тан, который в семнадцать был так развращен, что довольно давно отказался от попытки стать хуже, приобрел тусклый оттенок белой гардении, однако не совершил ошибку и не выбежал стремглав из комнаты наподобие Одо Финсбери, молодого джентльмена, который представлялся церковным проповедником и был вероятно встревожен при мысли о скандалах, которые он может услышать о других людях. Кловис имел присутствие духа, чтобы сохранить спокойную внешность - про себя он подсчитывал, сколько займет доставить агентству срочной почты «Эксчейндж и Март» коробку игрушечных мышей в качестве взятки коту за молчание.
Даже в деликатной ситуации, вроде нынешней, Агнес Рескер не могла выдержать, чтобы слишком надолго оставаться на заднем плане.
— Почему я вообще приехала сюда? — драматически спросила она.
Тобермори немедленно воспользовался удобным случаем.
— Судя по тому, что вы сказали миссис Корнет вчера на лужайке для крокета, вы приехали поесть. Вы описали семейство Блемли как наиболее скучное для посещения из всех людей, каких вы знаете, но сказали, что они достаточно умны, чтобы нанять первоклассного повара; в противном случае они испытывали бы трудности заполучить хотя бы одного гостя во второй раз.
— В этом нет ни слова правды! Я обращаюсь к миссис Корнет…, - воскликнула в замешательстве Агнес.
— Миссис Корнет после этого пересказала ваше замечание Берти ван Тану, — продолжал Тобермори, — и добавила: — Эта женщина словно регулярная участница голодных маршей; она поедет куда угодно за четыре тарелки еды в день, — а Берти Ван сказал…
На этой точке изложение хроники милосердно прекратилось. Тобермори краем глаза уловил образ большого желтого Тома из дома священника, прокладывающего через кустарник путь к конюшенному крылу здания. Словно вспышка, он исчез в открытое французское окно.
После исчезновения своего блистательного ученика Корнелиус Эппин обнаружил себя осажденным ураганом горьких укоров, ожесточенных вопросов и испуганной мольбы. Ответственность за ситуацию ложится на него и он должен предотвратить, чтобы дела не пошли хуже. Может ли Тобермори передать свой опасный дар другим котам? — был первый вопрос, на который ему следовало ответить. Это возможно, ответил он, что Тобермори передаст свою новую образованность своей интимной подружке из конюшен, однако не похоже, что обучение примет сейчас широкий размах.
— Тогда, — сказала миссис Корнетт, — Тобермори, возможно, очень ценный кот и большой любимчик; но я уверена, что вы согласитесь, Аделаида, что и он, и кошка с конюшен должны быть без промедления удалены.
— Не думаете же вы, что я наслаждаясь последнюю четверть часа, не так ли? — горько сказала леди Блемли. — Мой муж и я очень любим Тобермори — по крайней мере, любили, пока это чудовищная способность не была ему имплантирована; но теперь, конечно, единственное, что надо сделать, это уничтожить его как можно скорее.
— Можно положить стрихнина в остатки, которые он всегда получает на обед, — сказал сэр Уилфред, — а я пойду и собственными руками утоплю кошку с конюшен. Кучер будет весьма расстроен, потеряв свою любимицу, но я скажу ему, что очень заразная форма чесотки обнаружена у обеих кошек и мы боимся, что это болезнь распространится на охотничью псарню.
