Гектор Манро - Рассказы
— Чудовищно хорошая, — процитировал Сирил.
— Все только и говорили о ее хорошем поведении, об этом услышал принц той страны и сказал, что раз она такая добрая, ей раз в неделю позволяется гулять в дворцовом парке, который находился рядом с городом. Это был красивый парк, туда еще никогда не пускали детей, так что для Берты было большой честью получить позволение ходить туда.
— В парке были овцы? — требовательно спросил Сирил.
— Нет, — ответил холостяк, — овец не было.
— Почему там не было овец? — последовал неизбежный вопрос.
Тетушка позволила себе улыбку, которая скорее смахивала на ухмылку.
— Овец в парке не было, — сказал холостяк, — потому что мать принца видела вещий сон, что ее сын будет убит либо овцой, либо упавшими на него часами. По этой причине принц не держал овец в парке и часов во дворце.
Тетушка подавила вздох восхищения.
— Был ли принц убит овцой или часами? — спросил Сирил.
— Он жив до сих пор, поэтому нельзя сказать, что сон оправдался, — невозмутимо ответил холостяк, — во всяком случае овец в парке не было, однако, по всему парку бегало множество поросят.
— Какого цвета?
— Черные с белыми мордами, белые с черными пятачками, сплошь черные, серые с белыми пятнами и некоторые — совсем белые.
Сказочник немного помолчал, чтобы мысль о сокровищах парка захватила детское воображение, а потом продолжил:
— Берте было очень жалко, что она не нашла в парке цветов. Со слезами на глазах она обещала своим тетушкам, что не станет срывать ни одного цветка в парке принца и ей хотелось выполнить свое обещание, поэтому конечно она чувствовала себя глупо, обнаружив, что рвать нечего.
— Почему не было цветов?
— Потому что их съели поросята, — мгновенно ответил холостяк. — Садовники сказали принцу, что в парке могут быть либо цветы, либо поросята, и он решил, пусть будут поросята и не будет цветов.
Одобрительное бормотание выразило восхищение блистательным повелением принца: так много людей приняло бы совсем другое решение.
— В парке было много другого приятного. Были пруды с золотыми, голубыми и зелеными рыбками; были деревья с красивыми попугаями, которые каждую секунду говорили умные слова; были певчие птички, которые пели модные песенки. Берта гуляла, безмерно наслаждаясь, и думала про себя: — Если бы я не вела себя так хорошо, мне не разрешили бы ходить в этом красивом парке и наслаждаться всем, что я вижу. Три медали звенели одна о другую во время ходьбы и напоминали ей, какая она добрая. И вдруг огромный волк пробрался в парк, чтобы посмотреть, нельзя ли там раздобыть себе на обед жирного поросенка.
— Какого цвета был волк? — спросили дети с немедленно обострившимся интересом.
— Сплошь цвета грязи, с черным языком и бледно-серыми глазами, горевшими невыразимой свирепостью. Первое, что он увидел в парке, была Берта: ее чистый передник был таким белоснежным, что его было видно издалека. Берта заметила, что волк крадется к ней, и захотела, чтобы ей не позволили гулять в этом парке. Она побежала как могла быстро, а волк помчался за ней громадными прыжками и скачками. Ей удалось добежать до миртовых кустов и она спряталась в самом густом кусте. Волк вынюхивал ее среди ветвей, черный язык высовывался из его пасти, а бледно-серые глаза пылали яростью. Берта ужасно испугалась и подумала про себя:
— Если бы я не была так чрезвычайно добра, то сейчас была бы в безопасности.
Однако, запах мирта был так силен, что волк не смог вынюхать, где прячется Берта, а кусты — такие густые, что он мог бы охотиться в них очень долго и не увидеть даже ее следов. Поэтому волк подумал, что лучше будет уйти и попробовать вместо нее поймать поросенка. Но когда волк крался и вынюхивал рядом к ней, Берта дрожала, а когда она дрожала, то медаль за послушание звенела, стукаясь о медали за обязательность и хорошее поведение. Волк уже уходил, когда услышал предательский звон медалей. Он остановился послушать: медали снова зазвенели за ближайшем кустом. Волк бросился в куст, его бледно-серые глаза пылали свирепостью и торжеством. Он вытащил Берту и сожрал ее до последнего кусочка. От нее остались только туфельки, клочки одежды и три медали за хорошее поведение.
— Он поймал поросенка?
— Нет, все поросята убежали.
— Сказка началась плохо, — сказала меньшая девочка, — но у нее хороший конец.
— Это самая хорошая сказка, которую я слышала, — с громадной убежденностью сказала большая девочка.
— Это единственная хорошая сказка, которую слышал я, — сказал Сирил.
Обратное мнение высказала тетушка.
— Это самая неприличная сказка для маленьких детей! Вы подрываете результаты многолетнего терпеливого воспитания.
— Во всяком случае, — сказал холостяк, укладывая вещи и собираясь покинуть купе, — я удержал их в покое целых десять минут, а это больше того, на что способны вы.
— Несчастная женщина! — говорил он сам себе, шагая по платформе станции Темплкомб, — Следующие полгода они будут приставать к ней на людях и требовать рассказать неприличную сказку!
Тобермори
Стоял прохладный, промытый дождем день позднего августа, того неопределенного сезона, когда куропатки еще находятся под защитой закона и охотиться не на что — если не направиться на север к Бристольскому каналу, где вполне законопослушно можно галопировать за жирными красными оленями. Участники вечеринки леди Блемли не собирались на север к Бристольскому каналу, поэтому сегодня вокруг ее чайного стола было полно гостей. И несмотря на мертвость сезона и банальность повода, в компании не было и следа того томительного нетерпения, которое вызывается страхом пианолы и подавленным желанием побыстрее перейти к бриджу. Нескрываемое напряженное внимание всей компании было приковано к несколько загадочной личности мистера Корнелиуса Эппина. Из всех гостей он был единственным, кто прибыл к леди Блемли с самой неопределенной репутацией. Кто-то сказал, что он талантлив, и он получил приглашение с умеренным ожиданием со стороны хозяйки, что по крайней мере часть его таланта будет востребована для общего развлечения. Вплоть до чаепития в тот день она не могла обнаружить, в каком направлении устремлен его талант, если он вообще имеется. Он не был ни остроумец, ни чемпион по крокету, у него не было ни гипнотической силы, ни задатки актера-любителя. Его внешний вид также не наводил на мысль, что это такой мужчина, которому женщины согласны простить щедрую меру умственной недостаточности. Он был произведен в простого мистера Эппина, а имя Корнелиус казалось образчиком очевидного блефа при крещении. И вдруг он объявил о вторжении в мир открытия, перед которым изобретение пороха, книгопечатания или парового локомотива оказывалось незначительными безделушками. За последние десятилетия наука совершила устрашающие сдвиги во многих направлениях, однако такое открытие казалась принадлежащим скорее к сфере чудес, чем к области научных достижений.
— И вы действительно просите нас поверить, — сказал сэр Уильям, — что вы открыли способ научить животных искусству человеческой речи, и что дорогой старина Тобермори оказался вашим первым успешным учеником?
— Это проблема, над которой я работал последние семнадцать лет, — сказал мистер Эппин, — но только за последние восемь-девять месяцев я был вознагражден мерцанием успеха. Конечно, я экспериментировал с тысячами животных, но в последнее время только с кошками; эти чудесные создания столь изумительно ассимилировались с нашей цивилизацией, сохранив все свои в высшей степени развитые свирепые инстинкты. Здесь и там среди котов встречаются потрясающе незаурядные интеллекты, точно также, как среди мириадов человеческих существ, и когда я познакомился с Тобермори неделю назад, я сразу увидел, что вошел в контакт с невероятным котом экстраординарного интеллекта. В недавних экспериментах я далеко продвинулся по дороге успеха, с Тобермори, как вы его зовете, я достиг цели.
Мистер Эппин завершил свое замечательное утверждение голосом, в котором постарался приглушить триумфальную нотку. Никто не сказал: «чепуха», хотя губы Кловиса задвигались в гримасе, которая, вероятно, означала именно это выражение недоверия.
— И вы хотите сказать, — после легкой паузы спросила мисс Рескер, — что вы научили Тобермори произносить и понимать любые односложные слова?
— Моя дорогая мисс Рескер, — терпеливо произнес чудотворец, — таким крохоборским способом учат маленьких детей, дикарей и слабоумных взрослых; когда, наконец, решена данная проблема, и начинаешь заниматься с животным высоко развитого интеллекта, нет нужды в таких прерывистых методах: Тобермори может говорить на нашем языке с абсолютной точностью.
На этот раз Кловис определенно сказал: «Абсолютная чепуха!». Сэр Уильям был более вежлив, но прявил равный скепсис.
