Джозеф Хеллер - Поправка-22
— Генерал Дридл больше у нас не командует, — сказал подполковник Корн, — поэтому мы не можем вывести его и расстрелять. — Теперь, когда полковник Кошкарт перекипел, подполковник Корн снова чувствовал себя свободно и опять начал постукивать каблуками по тумбе стола. Он повернулся к Йоссариану. — Итак, мы решили отправить вас домой. Это решение пришло не сразу, но в конце концов нам удалось разработать веселенький планчик, при котором ваш отъезд не вызовет слишком сильного неудовольствия у ваших однополчан. Вы рады?
— Какой такой планчик? Я вовсе не уверен, что он меня обрадует.
— Он вас возмутит, — посмеиваясь, объявил подполковник Корн и умиротворенно сцепил руки на лысой голове. — Вы будете его проклинать. Он действительно гадостный, и ваша совесть наверняка взбунтуется. Но вам придется его принять. Вам придется его принять, потому что он предусматривает ваше возвращение домой недельки через две, а иначе вы домой вообще не попадете. Иначе вы попадете под военный трибунал, так что выбирайте сами.
— Бросьте блефовать, подполковник, — с усмешкой сказал Йоссариан. — Вы не посмеете отдать меня под суд за дезертирство на линии огня. Это выставит вас в дурном свете перед вашим новым начальством, да и дезертиром суд меня может не признать.
— Самоволки во время войны тоже, знаете ли, не поощряются, а от этого обвинения вам не отвертеться. И если вы немного подумаете, то сами согласитесь, что нам просто необходимо отдать вас под суд. Мы не можем допустить вашего открытого неповиновения. Если вас не наказать, другие летчики тоже откажутся от боевых полетов. Так что выбирайте, повторяю, сами. Или сделка, или военно-полевой суд, который мы обязательно доведем до нужного нам конца, хотя он вызовет массу неприятных для нас вопросов и надолго застрянет в горле у полковника Кошкарта, как горькая кость.
При слове «кость» полковник Кошкарт вздрогнул и злобно швырнул свой изящный мундштук на письменный стол.
— Господи Иисусе! — возопил он. — Я ненавижу этот треклятый мундштук! — Мундштук отскочил от столешницы, ударился об стену, скользнул вдоль подоконника и упал под ноги полковнику Кошкарту. Тот глянул на него с застарелой ненавистью. — Может, он мне только вредит!
— Он для вас подарок судьбы, если говорить о генерале Долбинге, и кость в горле, когда речь идет про генерала Шайскопфа, — с коварным простодушием объяснил ему подполковник Корн.
— А кому я должен угождать?
— Обоим.
— Да как же им обоим угодишь? Они же ненавидят друг друга! Понравишься одному — вроде бы получишь лакомый дар судьбы, но если об этом узнает другой, лакомый дар застрянет у тебя в горле, как острая кость!
— Мундштук и марш-парады, полковник, — вот что обернется двойным подарком судьбы.
— Правильно! Только этим их и можно ублажить. — Полковник Кошкарт уныло скривился. — Тоже мне, генералы! Они позорят свое звание! Если такие люди дослуживаются до генералов, то мне сам бог велел получить генеральский чин.
— Вы далеко пойдете, полковник, — со скрытой насмешкой пообещал ему подполковник Корн и презрительно расхохотался, когда, посмотрев на Йоссариана, увидел его недоверчиво враждебное удивление. — Вот вам суть ситуации, — сказал он. — Полковник Кошкарт хочет стать генералом, а я — полковником, и поэтому нам придется отправить вас домой.
— А зачем ему становиться генералом?
— Зачем? Затем, чтобы подыматься. И по той же причине я хочу стать полковником. Жизнь учит нас стремиться наверх. Генерал — это ступенька вверх для полковника, а полковник — для подполковника. Мы оба хотим подняться повыше — вы правильно все рассчитали, и я уверен, что наше стремление вверх тоже учли.
— Не делал я никаких расчетов! — отрубил Йоссариан.
— Да, мне положительно нравится, как вы лжете, Йоссариан. Но скажите по совести, разве вам нечем будет гордиться, если вашему командиру присвоят звание генерала и у вас в полку на каждого летчика придется больше боевых вылетов, чем во всех других? Разве вы не хотите заслужить побольше благодарностей и боевых отличий? Помните про esprit de corps,[43] Йоссариан. Короче, ответьте мне — я спрашиваю вас последний раз, — соглашаетесь вы летать, чтобы внести свою лепту в наш общий послужной список? Да или нет?
— Нет.
— Значит, вы приперли нас к стенке… — беззлобно начал подполковник Корн.
— Стыд и позор!
— …и нам придется отправить вас домой. Вы должны сделать очень немногое, чтобы…
— Какое такое немногое? — грубо оборвал его с недобрыми предчувствиями Йоссариан.
— О, сущие пустяки! Мы предлагаем вам весьма выгодную сделку. Мы издаем приказ об отправке вас в Штаты — причем сами добиваемся его утверждения, — а вы за это…
— Ну? Что я должен сделать?
— Полюбить нас, — коротко хохотнув, ответил подполковник Корн.
— Полюбить вас?
— Именно, — сказал подполковник Корн, наслаждаясь ошалелым недоумением Йоссариана. — Полюбить нас. Воспылать к нам дружескими чувствами. Хорошо отзываться о нас, пока вы здесь, и потом в Штатах. Короче, стать нашенским парнем. Одним из нас. По-моему, это не слишком дорогая плата, как вы считаете?
— Значит, вы хотите, чтоб я хорошо о вас отзывался? И больше ничего?
— И больше ничего.
— Так-таки ничего?
— Так-таки ничего, Йоссариан.
— А у вас и правда небольшие запросы, — ухмыльнулся Йоссариан и едва не расхохотался подполковнику Корну в лицо, когда понял, что тот действительно не хитрит.
— Мы запрашиваем даже меньше, чем вам сейчас кажется, — ничуть не обескураженный ехидством Йоссариана, весело уверил его подполковник Корн. — Вы и представить себе не можете, как легко поддерживать с нами добрые отношения, вступивши однажды на этот путь. — Подполковник Корн поддернул свои мешковато необъятные брюки. Темные морщины, идущие у него от крыльев носа к массивному подбородку, раздвинула похожая на оскал улыбка. — Видите ли, Йоссариан, мы хотим вывести вас в люди. Мы присвоим вам звание майора и даже дадим еще одну медаль. Капитан Флум уже готовит материал для прессы о вашей доблести при бомбардировке Феррары, о глубокой и непоколебимой преданности своему полку и воинскому долгу. Все это, кстати, цитаты из будущих репортажей. Мы собираемся прославить вас и послать домой как героя, затребованного Пентагоном для выступлений перед народом и укрепления патриотизма. Вы будете жить лучше всякого миллионера. Вас будут носить на руках. Вы будете принимать парады и произносить речи, призывая людей покупать облигации военного займа. Перед вами откроются великие возможности, когда вы станете нашим парнем. Заманчивая судьба, не так ли?
— Я не уверен, что хочу произносить речи, — внимательно выслушав подробности будущей сделки, сказал Йоссариан.
— Так забудьте о речах! Гораздо важнее, что вы будете говорить здесь. — Подполковник Корн согнал с лица улыбку и, нагнувшись к Йоссариану, многозначительно отчеканил: — Мы посылаем вас домой отнюдь не из-за вашего отказа летать — вот что вы должны говорить летчикам. А генералу Долбингу и генералу Шайскопфу незачем знать о наших, так сказать, трениях, ясно? Именно на этом будет держаться наша дружба.
— А что мне говорить людям, которые спрашивают, почему я отказался летать?
— Говорите им, что вам сообщили по секрету про приказ о вашей отправке домой и вы не хотели рисковать жизнью накануне отъезда. Просто легкие недоразумения между своими, понимаете?
— И думаете, мне поверят?
— Разумеется, поверят, когда увидят, какие мы друзья, и прочитают в газетах ваши панегирики полковнику Кошкарту и мне. Не беспокойтесь о летчиках, Йоссариан. Мы быстренько приструним их, как только вас отправят домой. Они склонны проявлять строптивость, только пока вы здесь. Хороший сорняк, как говорится, из поля вон, — заключил со здравой иронией подполковник Корн. — Больше того — и это будет самое замечательное, — ваша судьба, вполне вероятно, вдохновит их на дополнительные боевые полеты.
— Ну а если я надую вас, когда вернусь в Штаты?
— После того, как вы согласитесь получить медаль, звание майора и молча примете все наши славословия? Вам никто не поверит, а Пентагон позаботится, чтоб вы не ерепенились… да и зачем вам ерепениться? Вы же собираетесь стать одним из наших, не забывайте. Вас ждут неисчислимые привилегии, богатая и шикарная жизнь, преуспеяние, могущество и слава. Надо быть дураком, чтоб отвергнуть все это ради моральных догм, а вы вовсе не дурак. Ну как — подходит вам наша сделка?
— Трудно сказать.
— Или сделка, или трибунал, Йоссариан.
— Но это ведь подлость по отношению к нашим парням, верно?
— Гнусная подлость, — оживленно подтвердил подполковник Корн и безучастно умолк, с тайным удовольствием поглядывая на Йоссариана.
