Джозеф Хеллер - Уловка-22
Йоссариан вдруг поймал себя на том, что внимательно слушает, как подполковник расписывает пленительные подробности его будущей жизни.
— Я не любитель говорить речи.
Подполковник Корн посуровел. Он уже больше не улыбался:
— Хорошо, забудем о речах. Главное — не ваши речи, а ваши разговоры. В полку не должны знать, что мы вас отправили домой только потому, что вы отказались выполнять задания. И мы не желаем, чтобы генерал Пеккем или генерал Шейскопф что-нибудь пронюхали о наших с вами трениях. Вот почему мы так хотим с вами подружиться.
— А что мне говорить ребятам, когда они спросят, почему я отказался летать на задания?
— Говорите, что вам по секрету сообщили, будто вас отправляют в Штаты, и вы не желаете рисковать жизнью из-за одного-двух полетов. Ну и, дескать, на этой почве легкая размолвка между закадычными друзьями.
— И они поверят?
— Конечно, поверят, как только увидят, что нас с вами водой не разольешь, а тем более, когда им на глаза попадется пресс-бюллетень и они прочтут ваши добрые слова — да-да, это уж вам придется написать! — обо мне и полковнике Кэткарте. О летчиках не беспокойтесь. Пока вы здесь, от них можно ждать всяких неприятностей, но после вашего отъезда мы их призовем к порядку и приструним. Знаете, как говорится, одна хорошая овца может испортить паршивое стадо, — сострил подполковник Корн.
— Слушайте, а ведь может получиться очень здорово: не исключено даже, что вы вдохновите своих друзей на выполнение новых боевых заданий.
— Ну а что, если, предположим, я разоблачу вас, когда вернусь в Штаты?
— И это после того-то, как вы получите медаль, повышение и шумную славу? Во-первых, вам никто не поверит. Во-вторых, начальство не позволит. Да и чего ради, скажите на милость? Вы же собирались стать своим малым, помните? Вы будете наслаждаться богатством и почетом. Вы были бы последним дураком, если б отказались от всего этого ради каких-то моральных принципов. А ведь вы не дурак. Ну, по рукам?
— Не знаю.
— Или по рукам, или под суд.
— Но это будет довольно подлый трюк по отношению к ребятам из эскадрильи.
— Трюк гнусный, — любезно согласился подполковник и замолк, выжидательно глядя на Йоссариана и наслаждаясь всей этой сценой.
— А собственно, какого черта! — воскликнул Йоссариан. — Если они не хотят больше летать на задания, пусть бросят и выкручиваются сами, как это сделал я. Правильно?
— Конечно, — сказал подполковник Корн.
— Почему, собственно, я должен из-за них рисковать своей жизнью?
— Конечно не должен.
— Ну что же, по рукам! — объявил он радостно, приняв решение.
— Великолепно, — сказал подполковник Корн с гораздо меньшей сердечностью, чем ожидал Йоссариан. Соскочив на пол, подполковник Корн подергал, оправляя, брюки, и протянул Йоссариану мягкую ладонь: — Ну, счастливого пути на родину.
— Благодарю, подполковник. Я…
— Зови меня просто Блэки. Теперь мы приятели.
— Конечно, Блэки. Друзья зовут меня Йо-Йо. Вот так-то, Блэки, старина…
— Друзья зовут его Йо-Ио, — пропел подполковник Корн полковнику Кэткарту. — Почему бы вам не поздравить Йо-Йо? Он ведь сделал весьма благоразумный шаг.
— Ты и вправду поступил благоразумно, Йо-Йо, — сказал полковник Кэткарт, тряся руку Йоссариана с неуклюжим усилием.
— Спасибо, полковник, я…
— Зови его просто Чак, — сказал подполковник Корн.
— Конечно, зови меня просто Чак, — сказал полковник Кэткарт, смеясь искренне и в то же время несколько застенчиво. — Теперь мы приятели.
— Конечно, дружище Чак.
— Ну, улыбнемся под занавес, — сказал подполковник Корн. Он обнял их за плечи, и все трое направились к выходу.
— Давайте как-нибудь вечерком вместе поужинаем, — предложил полковник Кэткарт. — Может быть, сегодня в штабной столовой?
— С удовольствием, сэр.
— Чак, — с упреком поправил подполковник Корн.
— Виноват, Блэки, — Чак. Я еще не привык.
— Ничего, приятель.
— Конечно, дружище.
— Спасибо, дружище.
— Не стоит, приятель.
— Ну пока, приятель.
На прощание Йоссариан ласково помахал рукой своим новым закадычным друзьям и вышел на галерею. Как только он остался один, он чуть не запел. Теперь он волен отправиться домой! Его бунт окончился успешно. Он в безопасности, и ему не нужно никого стыдиться. Веселый и беспечный, он спускался по лестнице. Какой-то солдат в рабочей одежде отдал ему честь. Лицо его показалось Йоссариану до жути знакомым. Когда Йоссариан, отвечая на приветствие, поднес руку к фуражке, его вдруг осенило, что рядовой в зеленой куртке — это нейтлева девка. Взмахнув кухонным ножом с костяной ручкой, она бросилась на Йоссариана и пырнула его в бок под поднятую для приветствия руку. Йоссариан с воплем опустился на пол и зажмурился от неописуемого ужаса, когда заметил, что девка еще раз замахнулась на него ножом. Он был почти без сознания, когда подполковник Корн и полковник Кэткарт выскочили из кабинета и, спугнув девицу, тем самым спасли его от верной гибели.
41. Сноуден
— Режь, — сказал врач.
— Режь ты, — сказал другой.
— Не надо резать, — сказал Йоссариан, с трудом ворочая распухшим, непослушным языком.
— Послушай-ка, кто там сует нос не в свои дела? — недовольно проворчал один из врачей. — Что это еще за голос из провинции? Так будем мы оперировать или нет?
— Не нужна ему операция, — проворчал другой. — Ранение несерьезное. Все, что от нас требуется, — остановить кровотечение, промыть рану и наложить несколько швов.
— Но мне ужасно хочется резать, я никогда не пробовал. Которая из этих железок скальпель? Вот этот, что ли?
— Да нет, вон тот. Ну ладно, давай режь, раз уж ты собрался. Делай надрез.
— Вот так, что ли?
— Да не здесь, болван!
— Не надо меня надрезать. — Хотя рассудок Йоссариана обволакивало туманом, он все-таки смекнул, что двое неизвестных собираются его потрошить.
— Опять голос из провинции, — саркастически проворчал первый врач. — Он так и будет болтать до конца операции?
— Вы не имеете права его оперировать, пока я его не оприходую, — сказал писарь.
— Вы не имеете права его оприходовать, пока я не проверю его анкетные данные, — сказал толстый полковник-усач. Он придвинул вплотную к лицу Йоссариана свою просторную розоватую физиономию, от которой веяло нестерпимым жаром, словно от огромной раскаленной сковороды. — Ну-с, где вы впервые увидели свет, дружище?
Толстый полковник-усач напоминал Йоссариану того полковника, который допрашивал капеллана и признал его виновным. Йоссариан смотрел на него, будто сквозь тусклую пленку. Густой сладковатый запах спирта и формалина повис в воздухе.
— В окне, — ответил Йоссариан.
— Да нет, я не о том. Где вы родились?
— В постели.
— Нет, нет, опять вы меня не поняли.
— Дайте-ка я займусь им, — потребовал остролицый человек с запавшими ехидными глазами и тоненькими злыми губами. — Ты долго будешь дурачком прикидываться? — спросил он Йоссариана.
— Он бредит, — сказал один из докторов. — Может быть, вы разрешите отправить его в палату? Ему нужен уход.
— Раз бредит, пусть лежит здесь. Глядишь — и проболтается в бреду.
— Но из него хлещет кровь. Разве вы не видите? Он, чего доброго, еще умрет.
— Туда ему и дорога.
— Так и надо вонючему мерзавцу, — сказал упитанный полковник-усач. — Ладно, Джон, давай-ка шевели языком. Выкладывай все, как есть.
— Меня зовут Йо-Йо.
— Нам хочется, чтобы ты с нами сотрудничал, Йо-Йо. Мы твои друзья, и ты должен нам верить. Мы пришли помочь тебе. Мы тебя не тронем.
— Давай ткнем ему в рану пальцем, — предложил остролицый.
Йоссариан опустил веки, притворившись, будто потерял сознание.
— Ему дурно, — услышал он голос доктора. — Нельзя ли, пока не поздно, оказать ему помощь? Он действительно может скончаться.
— Ладно, забирайте его. Будем надеяться, что мерзавец и вправду загнется.
— Вы не имеете права приступать к лечению, покуда я его не оприходую, — сказал писарь.
Йоссариан лежал как мертвый, и писарь, пошуршав бумагами, оприходовал его тело. Затем Йоссариана плавно вкатили в душную темную палату, где запах спирта и формалина чувствовался еще сильнее, а из мощной лампы над головой отвесно падал слепящий столб света. Густой навязчивый запах опьянял. Звякнуло стекло, и повеяло эфиром. Тайно злорадствуя, Йоссариан прислушивался к хриплому дыханию врачей. Его веселило, что они думают, будто он без сознания и ничего не слышит. Все, что они делали, казалось ему сплошной глупостью, пока наконец один из них не сказал:
— Послушай, а стоит ли спасать ему жизнь? Те типы, пожалуй, не погладят нас за это по головке.
— Давайте оперировать, — сказал другой доктор. — Вспорем ему живот и раз и навсегда установим, что у него там за болячка. Он без конца жаловался на печень. На этом рентгеновском снимке печень у него довольно маленькая.
