Джозеф Хеллер - Поправка-22
— Я анабаптист, сэр.
— Очень подозрительная религия, верно?
— Подозрительная? — простодушно удивился капеллан. — Почему, сэр?
— Потому что мне о ней ничего не известно. Против этого трудно возразить, правильно я говорю? А разве это не делает ее чрезвычайно подозрительной?
— Н-н-не знаю, сэр, — дипломатично пробормотал капеллан. Отсутствие знаков различия сбивало его с толку, он даже не был уверен, что должен говорить «сэр». Какой у него чин? И кто дал ему право вести допрос?
— Капеллан, когда-то я изучал латынь. Мне кажется, было бы несправедливо по отношению к вам умолчать об этом перед моим следующим вопросом. Скажите откровенно, разве слово «анабаптист» не значит просто-напросто, что вы не баптист?
— О нет, сэр. Оно значит гораздо больше…
— Вы баптист?
— Нет, сэр.
— Стало быть, если выразить вашу мысль во всей ее полноте и простоте, вы не баптист, верно?
— Простите, сэр?
— Не пытайтесь уйти от ясного ответа, капеллан. Вы ведь, по существу, уже ответили, хотя и не пожелали полностью назвать вещи своими именами. Однако отрицание некоего факта еще не определяет вашу сущность. Будучи не баптистом, вы можете быть кем угодно, кроме баптиста, так? — Офицер слегка принагнулся, показывая всем своим видом, что переходит к главному. — Вы, например, вполне можете быть, — многозначительно и проницательно сказал он, — Вашингтоном Ирвингом, верно?
— Вашингтоном Ирвингом? — с удивлением переспросил капеллан.
— Не виляй, Вашингтон! — раздраженно вклинился обрюзгший усастый полковник. — Пора бы уже сделать чистосердечное признание. Нам точно известно, что ты украл этот помидор.
Капеллан на мгновение замер, а потом нервозно, но с облегчением хихикнул.
— Ах вот вы о чем! — воскликнул он. — Теперь я начинаю понимать. Мне дал этот помидор полковник Кошкарт, сэр. Я его не крал. А если мои слова вызывают у вас недоверие, спросите полковника Кошкарта.
Дверь в противоположной стороне отворилась, и оттуда, словно из стенного шкафа, вышел полковник Кошкарт.
— Привет, полковник. Полковник, он утверждает, что вы дали ему помидор. Это так?
— А почему я должен давать ему помидор? — спросил полковник Кошкарт.
— Благодарю, полковник. У меня все.
— Не стоит благодарности, полковник, — отозвался полковник Кошкарт и вышел за дверь, в которую вошел.
— Ну, парень? Что ты скажешь теперь?
— Он сам мне его всучил! — яростно, как испуганный кот, прошипел капеллан. — Он сам мне его всучил!
— Надеюсь, вы не хотите назвать своего командира лгуном, капеллан?
— Почему ваш командир должен давать вам помидор, капеллан?
— Ну а зачем ты пытался навязать помидор сержанту Уиткуму? Хотел замести следы?
— Да нет же! Да нет! Неужели вы не понимаете? — жалобно затараторил капеллан. — Я предложил его сержанту Уиткуму, потому что мне он был не нужен.
— А для чего вы украли его у полковника Кошкарта, если он был вам не нужен?
— Да не крал я его у полковника Кошкарта!
— А почему у вас такой испуганный вид, если вы его не крали? Почему вы чувствуете себя виновным?
— Я невиновен!
— А с какой, интересно, стати мы стали бы тебя допрашивать, если ты невиновен?
— Откуда же я знаю? — прижимая костяшки пальцев к коленям и качая опущенной исстрадавшейся головой, откликнулся капеллан. — Откуда я знаю?
— Он думает, у нас есть время на пустую болтовню, — возмутился майор.
— Капеллан, — неторопливо и как бы подводя итог, проговорил офицер без знаков различия, — у нас имеется письменное свидетельство полковника Кошкарта, в котором он утверждает, что вы украли у него помидор. — Офицер вынул из папки желтоватый листок бумаги с машинописным текстом, показал его капеллану и положил текстом вниз на правую сторону открытой папки. Потом поднял второй листок, лежавший раньше под первым. — А это, — продолжал он, — официальное показание сержанта Уиткума, где сообщается, что помидор, насколько ему известно, был краденый, так как в противном случае вы не стали бы навязывать ему этот помидор.
— Не крал я помидор, клянусь вам, сэр, — едва сдерживая слезы, измученно пролепетал капеллан. — Богом клянусь, не крал!
— Вы веруете в бога, капеллан?
— Конечно, сэр. Конечно, верую.
— Это очень странно, капеллан, — сказал офицер, вынимая из папки еще один желтоватый листок с машинописным текстом, — потому что у нас есть заявление полковника Кошкарта, в котором он сообщает о вашем отказе совершать в инструктажной молебны для личного состава перед вылетом на очередное боевое задание.
— Да ведь он сам отказался от этой идеи, сэр, — немного помолчав, чтобы точнее припомнить, оживленно начал объяснять капеллан. — Он отказался от этой идеи, когда узнал, что нижние чины и офицеры молятся одному богу.
— Он… что? — недоверчиво вскричал офицер без знаков различия.
— Ну и бредовина! — проворчал краснолицый полковник откинувшись на спинку стула с оскорбленным достоинством и непритворным отвращением.
— Он что — думает, мы поверим в эту чушь? — изумленно вскричал майор.
— Не слишком ли вы заврались, капеллан? — едко хмыкнув поинтересовался офицер без знаков различия и со снисходитель ной, но суровой усмешкой воззрился на капеллана.
— Но я же говорю правду, сэр! Клянусь вам, сэр!
— Это, впрочем, неважно, — равнодушно сказал офицер без знаков различия, — поскольку у меня имеется еще одно письменное свидетельство полковника Кошкарта, в котором он утверждает, что вы однажды объявили атеизм вполне законным явлением. Припомните, капеллан, делали вы при ком-нибудь подобное заявление?
Капеллан без всяких колебаний утвердительно кивнул головой, считая, что выбрался наконец на твердую почву.
— Да, сэр, — уверенно сказал он. — Я сделал такое заявление. Я сделал его, потому что это правда. Атеизм не противозаконен.
— Что едва ли может аттестовать вас как правоверного священнослужителя, когда вы делаете подобные заявления, — едко проговорил офицер и, нахмурившись, вынул из папки еще один листок с машинописным текстом. — А вот здесь у меня заверенное должным образом свидетельство сержанта Уиткума, где он клянется под присягой, что вы всячески противились его попыткам ввести в обиход письма соболезнования родственникам убитых и раненых при исполнении ими воинского долга. Это правда?
— Да, сэр, я противился его попыткам, — ответил капеллан — И горжусь этим, сэр. Сержант Уиткум собирался писать лицемерные и безнравственные письма. Он поставил перед собой цель прославить полковника Кошкарта, ничего другого ему было не нужно.
— Ну и что? — удивился офицер. — Так или иначе, а эти письма служили бы утешением и поддержкой родственникам пострадавших. Разве нет? Мне, признаться, непонятен ход ваших мыслей, капеллан.
Капеллан почувствовал, что загнан в тупик и возразить не сможет. Он понурил голову, ощущая себя безъязыким простаком.
Обрюзгшего полковника осенила тем временем вдохновенная идея.
— А почему бы нам не повыбить ему мозги? — с воодушевлением предложил он остальным.
— Да-да, мы вполне можем повыбить ему мозги, — поддержал полковника хищнолицый майор. — Он ведь всего-навсего анабаптист.
— Нет-нет, сначала мы должны признать его виновным. — Офицер без знаков различия вяло взмахнул рукой, словно отстраняя идею коллег. Потом легко соскочил на пол и обошел стол, чтобы встать с другой стороны, прямо напротив капеллана, — немного сгорбившись и плотно прижав ладони к столешнице. Взгляд у него был угрюмый и суровый, а лицо властное и решительное. — Капеллан, — грозно объявил он, — мы обвиняем вас как Вашингтона Ирвинга в своевольном присвоении себе звания военного цензора и противозаконном досмотре писем личного состава. Признаете ли вы себя виновным?
— Я невиновен, сэр! — Капеллан облизал сухим языком сухие губы и встревоженно съехал на краешек стула.
— Виновен, — определил полковник.
— Виновен, — поддержал его майор.
— Значит, виновен, — подытожил офицер без знаков различия и написал какое-то слово на листе бумаги в своей папке. Снова посмотрев на капеллана, он сказал: — Мы также обвиняем вас в преступлениях и проступках, которых еще не сумели выявить. Признаете ли вы себя виновным?
— Простите, сэр, — промямлил капеллан, — но как я могу признать себя виновным, если вы не предъявляете мне конкретных обвинений?
— А как мы можем вам их предъявить, если вы их скрываете?
— Виновен, — решил полковник.
— Безусловно, виновен, — поддержал полковника майор. — Раз у него есть преступления и проступки, значит, он наверняка их совершил.
— Итак, виновен, — заключил офицер без знаков различия и отошел в сторону. — Он ваш, полковник.