Уильям Джейкобс - Старые капитаны
— Они так и говорили? — прогремел капитан. Юнга заколебался и взглянул в сторону юта.
— Да, сэр, — проговорил он наконец и содрогнулся, когда команда отозвалась тихим зловещим рычанием.
Как он ни медлил, еда на тарелке вскоре кончилась, и по приказанию капитана он вернулся на ют. Проходя мимо матросов, он боязливо покосился на них.
— Ступай в кубрик, — сказал Билл. — Мы хотим поговорить с тобой.
— Не могу, — сказал юнга. — У меня много работы. У меня нет времени на разговоры.
Он оставался на палубе до вечера, а когда злость у команды несколько поулеглась, он тихонько спустился в кубрик и забрался на свою койку. Симпсон перегнулся и хотел схватить его, но Билл отпихнул его в сторону.
— Оставь его пока, — сказал он спокойно. — За него мы возьмемся завтра.
Некоторое время Томми лежал, мучаясь дурными предчувствиями, но затем усталость сморила его, он перевернулся на другой бок и крепко уснул. Тремя часами позже его разбудили голоса матросов; он выглянул и увидел, что команда ужинает при свете лампы и все молча слушают Билла.
— От всего этого меня так и подмывает объявить забастовку, — закончил Билл свирепо, попробовал масло, скривился и принялся грызть сухарь.
— И отсидеть за это шесть месяцев, — сказал старый Нед. — Так не пойдет, Билл.
— Что же, шесть или семь дней сидеть на сухарях и гнилой картошке? — яростно воскликнул тот. — Это же просто медленное самоубийство!
— Хорошо, если бы кто-нибудь из вас покончил самоубийством, — сказал Нед, оглядывая лица товарищей. — Это бы так напугало старика, что он бы сразу очухался.
— Что ж, ты у нас старше всех, — сказал Билл со значением.
— И ведь утопиться прямо ничего не стоит, — подхватил Симпсон. — Ну чего тебе еще ждать от жизни в твои годы, Нед?
— И ты бы оставил капитану письмо, что тебя, мол, довела до этого плохая пища, — добавил взволнованно кок.
— Говорите по делу, — коротко сказал старик.
— Слушайте, — сказал вдруг Билл, — я вам объясню, что надо делать. Пускай кто-нибудь из нас притворится, будто бы покончил самоубийством, и напишет письмо, как предложил здесь Слаши: что мы, дескать, решили лучше попрыгать за борт, нежели помереть от голода. Это напугает старика, и он, может, позволит нам начать новые припасы, не заставляя сперва доесть эту тухлятину.
— Как же это сделать? — спросил Симпсон, вытаращив глаза.
— Да просто пойти и спрятаться в носовом трюме, — сказал Билл. — Там ведь груза не много. Нынче же ночью, когда кто-нибудь из нас будет на вахте, мы откроем люк, и тот, кто захочет, пойдет и спрячется внизу, пока старик не очухается. Как вы полагаете, ребята?
— Мысль, конечно, неплохая, — медленно произнес Нед. — А кто пойдет?
— Томми, — просто сказал Билл.
— Вот уж о ком я не подумал? — с восхищением сказал Нед. — А ты, кок?
— Мне это в голову бы не пришло, — сказал кок.
— Понимаете, что хорошо, если это будет Томми? — сказал Билл. — Даже если старик об этом узнает, он всего-навсего задаст Томми трепку. Мы не признаемся, кто закрывал за ним люк. Он там устроится с какими хотите удобствами, ничего не будет делать и будет спать сколько пожелает. А мы, само собой, ничего об этом не знаем и не ведаем, мы просто хватились Томми и нашли на этом вот столе его письмо.
Тут кок наклонился, с довольным видом оглядывая своих коллег, и вдруг поджал губы и многозначительно мотнул головой в сторону одной из верхних коек: через ее край заглядывало вниз бледное и встревоженное лицо Томми.
— Хэлло! — сказал Билл. — Ты слышал, что мы здесь говорили?
— Я слышал, что вы будто бы собираетесь утопить старого Неда, — ответил Томми осторожно.
— Он слышал все, — сердито сказал кок. — Ты знаешь, Томми, куда попадают мальчики, которые лгут?
— Лучше попасть туда, чем в носовой трюм, — сказал Томми и принялся тереть глаза костяшками пальцев. — Не пойду я. Все расскажу капитану.
— Ты ничего не расскажешь, — строго сказал Билл. — Это тебе наказание за все, что ты сегодня наврал про нас, и еще считай, что ты дешево отделался. А теперь вылезай из койки. Вылазь, пока я сам не вытащил тебя!
Парнишка с жалобным воплем нырнул под одеяло. Он отчаянно цеплялся за края койки и конвульсивно отбрыкивался, но его подняли вместе с постелью и усадили за стол.
— Перо, чернила и бумагу, Нед, — сказал Билл. Старик представил требуемое. Билл стер с бумаги комок масла, приставший к ней на столе, и разложил ее перед жертвой.
— А я не умею писать, — объявил неожиданно Томми. Матросы в смятении переглянулись.
— Врет, — сказал кок.
— Честно говорю, не умею, — сказал мальчишка с пробудившейся надеждой в голосе. — Меня и в море-то послали потому, что я не умею ни читать, ни писать.
— Дерни его за ухо, Билл, — сказал Нед, которого оскорбила эта клевета на благороднейшую из профессий.
— Это ничего не значит, — сказал Билл спокойно. — Я сам за него напишу. Старик все равно не знает моей руки.
Он уселся за стол, расправил плечи, с плеском погрузил перо в чернила и, почесав в голове, задумчиво уставился на бумагу.
— Побольше ошибок, Билл, — предложил Нед.
— Ага, — сказал тот. — Как ты полагаешь, Нед, как бы мальчишка написал слово «самоубийство»? Старик подумал.
— Са-ма-ву-бйс-тво, — сказал он по слогам.
— А как же тогда будет без ошибок? — озадаченно спросил кок, переводя взгляд с одного на другого.
— Напиши лучше просто «убил себя», — сказал старик. — Наверное, мальчишка все равно не стал бы писать такое длинное слово.
Билл склонился над бумагой и медленно написал письмо, стремясь, видимо, всячески учитывать пожелания своих приятелей не писать слишком грамотно.
— Ну как? — спросил он, отодвигаясь от стола.
«Дарагой капитан я беру мое перо в руку паследний раз сообщить вам что я немог дальше есть жудкие памои кторые вы называете еда я утопился это боле лекая смерть чем помирать сголоду я оставил мой складной нож билу и мои сиребряные часы ему тяжело помереть таким маладым томми браун».
— Прекрасно! — сказал Нед, когда Билл закончил чтение и вопросительно оглядел слушателей.
— Насчет ножа и часов я вставил, чтобы еще больше походило на правду, — сказал Билл со скромной гордостью. — Но если хочешь, я оставлю их тебе, Нед.
— Мне это не нужно, — великодушно сказал старик.
— Одевайся, — сказал Билл, поворачиваясь к всхлипывающему Томми.
— Не пойду я в этот трюм! — сказал Томми в отчаянии. — Так и знайте, ни за что не пойду!
— Кок, — спокойно сказал Билл, — давай сюда его барахло. Ну-ка, Томми!
— Говорю тебе, я не пойду! — сказал Томми.
— И еще вон тот линек, кок, — сказал Билл. — Он у тебя как раз под рукой. Ну-ка, Томми!
Самый молодой член экипажа перевел взгляд со своей одежды на линек и снова с линька на одежду.
— А как меня будут кормить? — мрачно спросил он, принимаясь одеваться.
— Сейчас ты возьмешь с собой бутыль воды и несколько сухарей, ответил Билл, — а по ночам мы будем опускать тебе немного мяса, которое так тебе по вкусу. Прячь все это среди груза и, если услышишь, что люк открывают днем, сразу прячься сам.
— А как насчет свежего воздуха? — осведомился приговоренный.
— Свежий воздух будет тебе по ночам, когда поднят люк, — сказал Билл. — Не беспокойся, я обо всем позаботился.
Наконец приготовления были закончены. Дождавшись, пока Симпсон не сменил у штурвала помощника, они вышли на палубу, то волоча, то легонько подпихивая сопротивляющуюся жертву.
— Он у нас будто на пикник собрался, — сказал старый Нед: юнга мрачно стоял на палубе, держа в одной руке бутылку, а в другой — сухари, завернутые в старую газету. — Помоги-ка, Билл. Потихоньку…
Двое моряков бесшумно сняли с люка крышку, и, поскольку Томми наотрез отказался участвовать в этой процедуре, Нед первым спустился в трюм, чтобы принять его. Билл взял отчаянно брыкающегося юнгу за шиворот и подал его вниз.
— У тебя? — спросил он.
— Да, — отозвался Нед придушенно и, выпустив мальчишку из рук, поспешно выкарабкался наружу, вытирая ладонью рот.
— Ты что, приложился к бутылке? — спросил Билл.
— Врезал каблуком, — коротко объяснил Нед, — Давайте крышку.
Установив крышку на место, Билл и его сообщники тихонько вернулись в кубрик и не без некоторого страха перед завтрашним днем улеглись спать. Томми тоже свернулся в углу трюма и заснул, подложив под голову бутылку, ибо проплавал в море достаточно долго и научился принимать вещи такими, как они есть.
Лишь к восьми часам следующего утра хозяин «Солнечного луча» узнал, что у него пропал юнга. Он задал коку вопрос, сидя за завтраком, и тот, будучи человеком весьма нервным, побледнел, уронил на стол кружку с кофе и пулей вылетел наверх.
