Михаил Казовский - Чудо на переносице
Михаил Казовский - Чудо на переносице краткое содержание
Мих. КАЗОВСКИЙ
ЧУДО
НА ПЕРЕНОСИЦЕ
Рисунки Е. ВЕДЕРНИКОВА
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА» 1980
МИХ. КАЗОВСКИЙ КАК ТИПИЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ СВОЕГО ВРЕМЕНИ
(из ненаписанного школьного сочинения)
Мих. Казовский родился вьюжным февралем 1953 года в простой семье простых служащих. Его отец, «добрый малый, но педант» (А. С. Пушкин), с самого детства вскармливал мальчика классической русской и зарубежной литературой: Гоголь и Чехов, Шолом-Алейхем и Джером К. Джером не сходили с их письменного стола. Одновременно мать Мих. Казовкжого, «русская душою, сама не зная почему, с ее холодною красою любила русскую зиму» (опять А.С. Пушкин), а также все остальные времена года, и пыталась привить эти чувства своему единственному наследнику. Так он и рос.
Рано затрепетал в Мих. Казовском дух свободолюбия и свободомыслия. Будучи школьником, он уже, «мятежный, просит бури» |(М. Ю. Лермонтов), и поэтому со всей решительностью порывает с рутиной полного среднего образования, предварительно получив аттестат зрелости. Точно так же поступает Мих. Казовский и с Московским университетом: он уходит с факультета журналистики сразу по получении диплома.
Немало больших и хоженых дорог открылось тогда перед мысленным взором пытливого юноши. Но Мих. Казовский выбрал свою, узкую и тернистую тропку сотрудника журнала «Крокодил». По которой и продирается вот уже пятый год…
Дружеский шарж Н. ЛИСОГОРСКОГОРассказы
ПЕСНЯРЫ
— Алло! Кто говорит? Антипов? Вот ты-то мне и нужен. Почему у тебя на объекте посторонний шум? Работать невозможно! Что говоришь? Не шум это, а песня? Та-ак… Еще утро, понимаешь, а у тебя уже песни поют!.. Я тебя, Антипов, за моральное разложение коллектива прогрессивки лишу!.. Что говоришь? Студенты помогать приехали? Как, уже? Мы ведь их позже ждали… Не приготовили ничего… А? В палатках устроились? Романтики? Энтузиасты?.. Мать честная, этого только не хватало!.. И много их? Целый отряд? И все под гитару поют? Ах, ты, господи!.. Слушай, Антипов, дай им работу. Пусть яму копают. «Какую, какую»! Большую яму, глубокую, чтоб на весь ихний срок хватило. После бульдозером засыпем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *— Алло! Антипов? Ты случаем в детстве не уроненный? Я тебе русским языком сказал: уйми этот молодняк! У меня от песен уже голова лопается! Почему они яму не копают? Выкопали уже? Пусть глубже копают. Нельзя глубже? Уже целый котлован? Та-ак… Тогда, Антипов, пусть они в нем фундамент закладывают. «Какой, какой»! Основательный фундамент, прочный. Чтоб подольше работали, После бетон в непроизводственные потери впишем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *— Черт знает что, Антипов! Дадут мне твои сопляки сегодня работать или нет?! Что говоришь? Фундамент уже заложили? Ну, я не знаю, Антипов, делай с ними что хочешь! Но у меня в конторе должно быть тихо!.. А? Кирпич потребуется? Ладно, бери кирпич, после из твоей зарплаты вычтем… Ну, есть. Ну, давай. Хоп!
* * *— Слушаю… Да, я… Ах, это ты, Антипов? Как там твои песняры? Что?.. Отделочные работы заканчивают? Какие отделочные работы? Какой Дворец культуры? Мы ж его только в сентябре должны закладывать! Нам же по плану на него полтора года отпущено!.. Слушай, Антипов, выходит, я рапортовать могу о досрочной сдаче? Выходит, нам премия теперь полагается?.. Антипов! Голубчик ты мой! Передовик замечательный! Ударник! Правофланговый! На Доску почета тебя повешу! В газете портрет напечатаю! Чего хочешь проси — сделаю!.. Что? Студентам разрешить песню спеть?.. Ну, ладно уж, пускай исполняют. Только негромко. Не люблю я лишнего шума в рабочее время, Антипов!..
МОЯ ПРЕКРАСНАЯ ЛЕДИ
Весна. Солнце. Зяблики. Я сижу на балконе и, зажмурив глаза, вдыхаю утренний кислород. Я сижу, вдыхаю и чувствую, как моему сердцу хочется ласковой песни. И, разумеется, хорошей, большой любви. Моему сердцу так хочется этой самой любви, что я даже сжимаю кулаки от нетерпения.
Я знаю, какой она будет. Она будет длинноногой и голубоглазой. У нее будут удивительны© ресницы. Длинные и пушистые. Ресницы-веера. Ресницы-опахала. Она будет взмахивать ими, как крыльями. Она будет пикировать на своих ресницах, как бомбардировщик, чтобы разбомбить мое сердце.
Ей будет двадцать два года. Нет, двадцать. Нет, лучше всего— девятнадцать. Она будет юна и прекрасна. Ее голос будет высоким и чистым, как мелодия Сен-Санса в исполнении ансамбля скрипачей Большого театра. Она будет петь. Она будет петь и аккомпанировать себе на арфе. Она будет петь под арфу старинные романсы, и все кругом будут умирать от отчаянного восторга. А потом аплодировать и забрасывать ее с ног до головы алыми розами. Но она будет смотреть только на меня.
Она будет влюблена в меня пламенно и страстно. Она будет говорить мне: «Милый…» — и тереться щекой о мое плечо, как кошка. «Милый, — будет говорить она, — я никого не хочу видеть. Я стану играть на арфе только для тебя одного. Ты и я — мы вдвоем — разве это не счастье?»
— Счастье! — шепчу я. — Это настоящее счастье!
Я открываю глаза и вижу ее перед собой. Она стоит рядом, на балконе, длинноногая и голубоглазая. И вздрагивает ресницами, словно крыльями.
— Здравствуй, — говорит она голосом высоким и чистым, как мелодия Сен-Санса в исполнении ансамбля скрипачей Большого театра. — Милый…
— Здравствуй, — говорю я, вскакиваю, и едва не падаю через перила с балкона. — Ты кто?
— Я твой идеал, — отвечает она. — Ты хотел, чтобы я пришла, и вот я пришла. Ты доволен?
— Очень!.. Меня зовут Вася. А тебя?
— А меня — Изабелла.
— Правильно, — говорю я, — девушку из мечты должны звать Изабеллой…
И тут появляется моя жена с веником. У нее красное от кухни лицо и засаленный передник.
— Вася, — спрашивает она, — у нас что, гости?
— Да, — нервно тереблю я газету. — Это Изабелла — познакомься, Маша.
— Очень приятию, — говорит жена, хотя по голосу ее чувствуется, что ей совсем не приятно. — Вы Васина сослуживица?
— Нет, — говорит Изабелла. — Я— девушка его мечты.
— В каком смысле? — не понимает жена.
— Она шутит, — вмешиваюсь я. — Беллочка работает у нас в бухгалтерии… Она мимо по улице проходила — случайно, конечно, — а я ее заметил с балкона. И пригласил в гости, на чашку чая. Она сейчас выпьет чаю и уйдет…
— Милый, — говорит Изабелла, — зачем ты обманываешь эту бедную женщину? Почему ты не хочешь сказать ей правду?
— Какую правду? — взвиваюсь я. — Какую еще правду? Ведь ничего не было! Маша, поверь, между нами ничего не было!
— Не ври, — говорит Маша и берет веник наперевес, как винтовку. — Она назвала тебя «милый»! Я слышала!
— Глупости, — продолжаю выкручиваться я. — Глупости! Я не знаю ее и знать не хочу! Это ошибка. Неужели ты можешь поверить, Маша, что я тебя когда-нибудь оставлю? Она сейчас уйдет. Правильно, Изабелла?
— Да, — говорит Изабелла грустно. — Я уйду. Навсегда… У тебя был единственный шанс в жизни, но ты его потерял…
Она спрыгивает с балкона, планирует на своих ресницах и гордой походкой идет по улице.
Маша садится на стул и плачет. Мне становится ее жалко, и я глажу ее по голове. Ведь еще неизвестно, умеет ли Изабелла так вкусно готовить борщ и так крепко пришивать пуговицы, как моя жена!..
МАРИАННА
Когда все собрались в кабинете директора, Геннадий Венедиктович сказал:
— Товарищи! Сегодня нам надо обсудить вопрос большой важности. Всем, разумеется, известно, что мы разработали технологию производства нового, высокопахучего мыла. Оно явится славным подарком нашему замечательному потребителю. Мы также придумали современное и, я бы даже сказал, броское наименование этого мыла — «Марианна». На обертке задумано поместить цветной фотоснимок женской головы, чтобы подняться в оформлении до лучших мировых образцов. Теперь остается одно: решить, чей же портрет мы можем для этой цели использовать?
Все задумались.
— Я предлагаю, — оказал Рейтузников, — сфотографировать популярную артистку театра и кино Марианну Вертинскую. Это создаст нашей продукции хорошую, здоровую рекламу и увеличит спрос.
— Правильно, правильно, — отозвалась Самсонова. — И имя как раз соответствует. Я — за!
— Все это так, — кашлянул Каруселин. — Но стоит ли на обертке нашего мыла помещать артистку, хотя и популярную? Неужто мы сами никого не найдем в собственном коллективе?
— Но у нас на фабрике не работает ни одна Марианна, — пожал плечами Рейтузников. — Мы справлялись в отделе кадров.
— Это не столь важно, — возразил Геннадий Венедиктович. — Я тоже считаю, что кандидатуру можно найти и среди нас. Какие будут соображения, товарищи?
