Евгений Венский - Опиум
Обзор книги Евгений Венский - Опиум
Евг. Венский
Опиум
Библиотека сатиры и юмора
«ЗЕМЛЯ и ФАБРИКА» Москва Ленинград
Богоспасаемые
В с. Палшцах (Спас-Клепиковского у.) вол.
ячейкой организован культпросвет,
в который вошли: брат батюшки, попадья,
два местных дьячка, поповна и четверо детей дьяков.
(Из газет)
Тарасовна и Степаныч, придя в культпросвет, растроганно сказали:
— Умиление!
— Райское житие!
Перед яркими иконами теплилась лампадка. По стенам цветистостью восхищали душу картинки из жизни святых. От двери к столу протянулся разноцветный половичок.
За стеной шла спевка хора, навевая благоговейно грустное настроение. Семь человек крестьян слушали вокруг «молнии» чтение псалтыря дьячком. Библиотекарша — поповна сидела у шкафа вместе с ритором Васильекесарийским. Ритор меланхолично тренькал на гитаре, а она элегически подмурлыкивала:
… О не страшись меня, младая дева…
Не разбужу твоих прекрасных снов…
Старики покрестились, поклонились во все четыре стороны и мелкими шажками. подсыпались к шкафу. Нежная пара кончила романс и зажмурила глазки при фальцетном рефрене:
Не естеством разгульного напева
Тиха и песнь, когда чиста любовь…
— Садитесь, православные, садитесь… Вон уже читают — ласково сказала поповна.
Сел Степаныч, села Тарасовна к мягкой лампе в уголке, подперли руками щеки и заслезились. А дьячек и пел и плакал, и переливался на разные голоса:
— Помилуй мя, боже, по великой милости твоей и по множеству щедрот твоих очисти беззакония моя…
И опять мурлыкала гитара, плакал под сурдинку контральтик, и мягко доносилось пение хора из-за стены.
Пришли из вол. ячейки. Поздоровались. Расселись у шкафа.
— По делу. Пишут вот… Работу ин-тен-си-фи-ци-ро-вать…
Поповна и ритор приподняли брови:
— Работа идет. Сами видите.
— Так-то, так, но… Вот газет у нас нет, журналов не имеется. И библиотека вот тово…
— Несозвучно эпохе! — загнул Тимофей Мырин. — Что у вас тут?.
— Как что? Масса книг. Библия, евангелие, псалтырь, октоих, Четьи-минеи, «Священная история» Агафодора, «Догматическое богословие» проф. Барсова. «Гомилетика» Арфоксадова… Шикарная библиотека!
— А насчет марксизма, как вы полагаете, а?..
— Господи Иисусе!.. Да сколько угодно!
Поповна полезла под стол и начала выбрасывать книги.
— Все издание Маркса. Полное собрание Горбунова, Лескова, Станюковича, Шеллера-Михайлова, Гончарова. Исключительно созвучно эпохе!
— И «Нива» была, только растаскали. Тоже — Маркса издание… — заметил ритор.
— Пардон, «Низу» растаскали, а выкройки для выпиливания и вышивки по канве — масса листов есть, только без переплета.
Журналов вот нет. Нехорошо. Как же без журналов? Вот и в инструкции говорится.
— И журналы есть. Вот, «Родина», вот «Миссионерское Обозрение» за 1884 г. А вон в самом низу «Епархиальные ведомости» за целых пять лет. В переплете.
— А вот, самое главное, ничего революционного не имеется.
— Есть, товарищ Мырин. Зачем напрасно говорить? Вот «Вся власть Учредительному Собранию», издание социалистов- революционеров… Вот «Революция и Народ» сочинение гражданина Пуришкевича. Да много тут…
— Так и напишем в докладе. Вообще из уезда напрасно придираются. Делать им там нечего, они и ляскают.
— Бумага пришла, опять же, — сообщил Тимофей Полдевятов, — требуют устроить лекцию по- сельскому хозяйству. Давайте обсудим.
— Папаша по этому поводу делал предложение.. — деловито сказала поповна, — он предлагает устроить сельско-хозяйственный субботник. Пускай все село уберет наше поле и свезет на гумно, а мы после этого сделаем музыкально-вокальный вечер: папаша всеношную отслужит… А к ночи займемся физкультурой: танцы, до утра…
— А остальное — в складчину, — многозначительно добавил ритор.
Ячейка разом встала и захлебнулась от восторга:
— Эт-т-то идея… Да ежели это организованно провести, да отчет в газете отпечатать, да тогда весь уезд от зависти с ума слезет. Примерный культпросвет…
Хор из-за стены рявкнул уверенно-подтверждающе:
— Аминь!
Семо и Овамо
— Пожалуйте, товарищ Кошкин, милости прошу к нашему шалашу. Вот сюда, пожалуйста, на диванчик-с. Кулебячки-с прошу. Замечательная сегодня кулебяка сработана. И этой вот зелененькой прошу для аппетита. Сам не потребляю, как сочувствую советской власти, но для здоровья дома всегда держу-с. Даже не привержен и по причине революции и нового быта, чтобы по матушке и насчет питейного.
— Вы не удивляйтесь, товарищ Кошкин, что у нас так патриархально, можно сказать. Видимость одна, и больше ничего. Икон, например, огромное множество, по надо знать, для чего и па какой мотивировке-с. Только для агитации и пропаганды-с, ей-богу. Смотрят наши детки и поучаются, сколь оно нелепо. — и ясно, что атеистами произрастут для славы и пользы советской России.
— Я вам по душе признаюсь, товарищ Кошкин. Вот болтают, будто сокращение и будто и меня тоже за компанию, якобы бюрократ я, волокит и с замашками. А инициативы будто не могу фиксировать. Хе-хе-хе, какое гибельное заблуждение! Да я за новый быт и революцию родному отцу глотку перерву и хоронить не позволю, не только что, не говоря уж про мать, родная которая…
Прошу пригубить, товарищ Кошкин. Бог видит, как боролись, крови и здоровья не жалея. А относительно нового быта осмелюсь доложить, что такого ярого приверженца вряд ли и по всему городу, ей-богу… Я сам всем пример, видит бог…
— Изволите видеть, товарищ Кошкин, — послал мне господь пару близнецов Оба близнецы, извините-с. Ну, супруга, конечно, человек погрязший — трактор религии и танк старого завета. И потому пришлось младенцев оных крестить… во храме пресвятыя богородицы… по церковным канонам и догматам. Один — Мишка, а другой — Гришка. Но одновременно- с сим сам лично сходил в ЗАГС и дал наименование по новому быту-с. Первого назвал в честь нашего вождя революции-Зиновьева — Григорием, а второго в честь нашего старосты все российского товарища Калинина — Михаилом. Вот-с как.
— Да-с… Я был бы в Риме Брут, в Афинах Периклес, но не горжусь, а токмо скорблю. Стараюсь, чтобы как по-новому, а они «сокращение»… «сокращение»…
— Мало сего. У сестры своей Анилины Савватьевны, что за замзавом Пыльтреста обретается в замужестве седьмой год, вчера сына крестил по-новому. Сама сестра назвала его по-церковному в память деда нашего жандармского полковника — Иегудиилом Петунниковым, но я отверг. Не позволил. Крестить крести, но и меня пусти. И на своем настоял, и младенца Иегудиила в ЗАКС сносил и переименовал. Да-с… В честь святителя Мирликий… тьфу в честь его император… виноват… наименовал в честь нашего уважаемого товарища Бухарина— Николаем-с, ево же память празднуется 8 декемврия но старому стилю, а по новому — 19-го…
— Вот-с как. А они жужжат: — «сокращение»… «сокращение»… «сокращение»… Ну так и сокращай, которые по- старому живут и нового ничего не желают, а не таких же… Еще прошу, товарищ Кошкин, вот этой зелененькой… Знаменитая вещь-с…
— Так как вы теперь, товарищ Кошкин, наш уважаемый красный директор, как вы полагаете по этому поводу: полагается мне теперь сокращение, или брех один без соответствия… Очень кулебяки я вас попрошу: знаменитая сегодня кулебяка…
Икономика
(Подлинное происшествие в затоне «Памяти Парижской Коммуны» на Волге).
Затон весь на ногах: бабы, старухи, молодежь, ребята…
— Почему народ?
— Насчет икон приказ пришел.
— Каких икон?
— Которые в материальном складе со всех пароходов сложены.
— Ну?.
— Приказ пришел из госпароходства: «усе иконы распродать на предмет нужд госпароходства». Вон и объявление.
— Очень это приятно. У меня маловато. Надоть присмотреть.
* * *
— Товарищи и граждане! Просю слушать без несознательности. Изживем неорганизованность, — и приступим к делу.
— Продаются с торгов иконы различных угодников и прочих вышеизложенных святых, — кто дороже, по причине имеющейся нужды у госпароходства, которые есть опиум народа и вообще никому вещи ненужные.
— Чисто тебе губернский аблакат!..
— Тише, анафемы. Тут иконы, а вы мативируете…
— Икона матери божией-троеручицы, еже помогает родити, аршин вверх и с боков поменьше, — очень симпатично нарисована и дешевле рыночной цены на 50 % Кто дороже, — 20 коп.?
— 25 даю, батюшка.
— А еще кто?
— За троеручицу тридцать можно.
— Раз, два, два с половиной, три! Бери, Терентьев, троеручицу, — твое счастье! Апостол Павел с ключами в руках, первая пропаганда опиума в Риме и его окрестностях, 15 копеек! Кто дороже?
