Лана Капризная - Чистый, неразбодяженный гламур
Обзор книги Лана Капризная - Чистый, неразбодяженный гламур
Лана Капризная
Чистый, неразбодяженный гламур
рассказ
— Мой дорогой, если вы и дальше будете так дергаться, я кончу через пару метров.
Шофер вздрогнул и с ненавистью уставился на меня в зеркало заднего вида. Его губы уже сложились, чтобы бросить мне «ссссука!», но он с трудом, но сдержал себя.
Я удовлетворенно откинулась на сиденье, еще раз взглянула через лобовое стекло на «пробку» и рывками двигающиеся автомобили. Десять утра, Тверская, все спешат к своим кормушкам. И я тоже, потому что я сука. Модная сука. И я никому не дам об этом забыть.
Если я не буду сукой, то меня никто не будет уважать: ни этот шофер, еще оглушенный моим оскорблением, ни мой издатель-норвежец, такой же ненатуральный, как их семга, ни все эти сучонки, что находятся у меня в подчинении. Кстати, о сучонках: я покопалась в «Birkin», нашла мобильный и набрала свою ассистентку.
— Але! — испуганно пискнула трубка через пару гудков.
— Мила, ваше происхождение меня мало волнует, но если вы и дальше будете его столь явно демонстрировать, то нам придется расстаться.
Трубка ответила прерывистым дыханием. Я просто слышала, как забегали мысли в голове у этой амбициозной дурочки: «Что?! Что я сделала не так?! Чем я не угодила этой суке?!»
— Извините, Елизавета Генриховна, — наконец прошептали на том конце мобильных излучений.
— За что, Мила? — деланно удивилась я.
Дыхание в телефоне прекратилось совсем. Интересно, лениво подумала я, сколько мне нужно молчать, чтобы она грохнулась в обморок от страха? Ладно, пусть живет. Даже я иногда устаю от собеседований на должность ассистента.
— Мила, в следующий раз, когда будете отвечать по телефону, не говорите «Але!», говорите «Да».
— Извините, Елизавета Генриховна, — всхлипнула трубка.
— А теперь дышите глубже, Мила, и обзвоните редакцию. Сегодня утром я хочу собрать совещание. Присутствие ответсека, арт-директора и моего зама строго обязательно.
— Но… но никакого совещания не планировалось? — от изумления спросила у меня эта дура.
— Не планировалось, — любезно согласилась я, — но до вчерашнего вечера не планировался и мой сегодняшний обед с Магнусом Харальдовичем. Я хочу предварительно поговорить с редакцией.
На самом деле про обед с Мобильным Гнусом, — как за глаза зовут нашего издателя все, включая редакционную уборщицу, — я знала еще неделю назад. Но вчера вечером у этой выскочки Лейлы, моего заместителя, было двадцатипятилетие, и весь издательский дом рванул напиться и наесться за счет ее щедрого нефтеносного папы. Последствия чего несложно предугадать. Я сама заезжала осмотреть поле боя с шеф-поварами «Нахабино», пообщалась с луноликим папой, раскланялась с Мобильным Гнусом, который уже сально таращил свои белесые глазки на стайку несовершеннолетних нефтяных кузин.
Норвежцы до умопомрачения неравнодушны к экзотическим женщинам. Мне самой, как только я решила претендовать на должность главного редактора, пришлось к месту и не к месту упоминать алтайского дедушку, выкрасить волосы в радикально черный цвет, а автозагар и угольная подводка для глаз стали моими вечными спутниками. Теперь в редакции меня за глаза называют «царица Клеопатра». Только корректор Анна Сергеевна, которая когда-то закончила истфак, называет меня королевой Елизаветой. В лицо. Потому что она одна знает, как звали отца Елизаветы I. Я тоже знаю, хотя и закончила филфак. Кстати, у нас там просто рассадник модных сук. Возможно, если бы я учила не английский и французский, а прибилась к угро-финской группе, то мой путь к возвышению был бы короче и глаже. Ладно, не будем о грустном.
У редакции я была ровно в десять тридцать. Впрочем, как всегда. Шофер вышел, обошел машину и, пряча глаза, открыл мне дверь. Это было моим главным условием при приеме на работу. А иначе зачем мне машина с водителем, если я сама должна дергать за ручку и ломиться в дверь? А водилы считают это невероятным унижением. «Унижением чего? — уточнила я у менеджера по кадрам, пытавшейся увещевать меня. ― Их задницы, которую нужно поднять от нагретого кресла? Не нравится ― пусть идут в таксисты или содержанок возить!» На этом вопрос был исчерпан, потому что мотаться по городу кругами по прихоти каких-то шлюх никому не хочется. А со мной работать не так утомительно — по мере возможности я сижу в редакции. Мое место досталось мне после упорной борьбы и самых низких интриг, поэтому, пребывая на боевом посту, я получаю неимоверное удовольствие. Так сказать, подтверждение своих праведных трудов.
В редакции было тихо: все отлеживались после вчерашнего веселья. Только в отдалении маячили черные кудри Милы. В нашем издательском доме непропорционально много загорелых брюнеток. По сравнению с остальным городом, я имею в виду. А все из-за Мобильного Гнуса. Из-за его интимно-национальных пристрастий у любой смазливой журналисточки с дагестанскими, узбекскими, чеченскими или татарскими кровями шансы быть принятой на работу самые высокие. Но Гнус ― не похотливая скотина. Он ― предусмотрительная похотливая скотина. Шансы на трудоустройство есть только у журналисточек, кровь которых перемешана с нефтью, газом, золотом, алюминиевой промышленностью. Текстильная тоже сойдет. Также приветствуется, чтобы журналисточки были адаптированы Москвой, одевались модно, подчеркивали декольте, не углублялись в религию, а главное — не дичились дружеских объятий большого доброго Магнуса. То есть Мобильный Гнус — единственный, у кого получилось и рыбку съесть, и на велосипеде покататься. И глаз себе радует, и руки при деле, и счастливые родители, которые видят восторг Эльмиры, Шахри, Лейлы или Алсу («Я работаю в самом модном журнале!»), готовы помочь, чем Аллах послал. Таким макаром мне и перепала моя Лейла.
Я сразу же насторожилась. В отличие от землячек, которым было достаточно тусоваться в редакции и быть окруженными модными тряпками, она пришла стать главным редактором. У нее это было написано на лбу. И даже Мобильный Гнус это прочитал. И не сказать, чтобы он был против, окинув взглядом изгибы фигуры претендентки и прикинув, на каком месте «золотой сотни» журнала Forbes находится луноликий папа. Но при всем желании Лейлы быть хозяйкой, а Гнуса — поиметь инвестора, на мою должность она не тянула. И ее приставили ко мне заместителем, «чтобы девочка поучилась, а там посмотрим». Это тоже можно было прочитать на лбах Лейлы и Магнуса. Но интернациональные интриганы не учли, каким кровавым путем я пришла к своей должности. И расставаться с ней за просто так я не собираюсь. Но этого никто не мог прочитать по моему лбу. Хотя бы потому, что его закрывает густая черная челка.
Мила рванула ко мне через холл и отбарабанила, как стихотворение на уроке литературы в пятом классе провинциальной школы:
— Все соберутся не раньше одиннадцати тридцати! Арт-директор сомневается, что доберется раньше двенадцати! А у Лейлы мобильный отключен!
Я приподняла брови:
— А городской?
— Ее нет дома, — от усердия глаза Милы чуть не вылезли из орбит, — и ее домработница говорит, что она не ночевала.
«Ага! — улыбнулась я про себя. — Вот ты и попалась, дорогуша. Никогда не думай, что тебе все позволено, даже с таким папой. Например, среди недели устраивать пьянку на полночи, а затем считать, что ты можешь отсыпаться вволю. Гнус хоть и любитель экзотической свежатинки, но деньги любит больше».
— Мила, звоните ей на мобильный каждые пятнадцать минут, домой можно не набирать. Вряд ли она там появится раньше, чем включит мобильный, верно?
Мила с готовностью затрясла кудряшками.
— А если до прибытия арт-директора Лейла не найдется, то начнем совещание в узком кругу… Да, и сообщите мне, кто во сколько прибудет.
Мила снова тряхнула шевелюрой и отступила в сторону, освобождая мне путь к трону царицы Клеопатры местного разлива.
В моем кабинете можно спокойно играть в большой теннис, а при желании — и в баскетбол. Предыдущая, она же первая, главная редактрисса воспринимала свою должность как Олимп, Эверест и Джомолунгму одновременно. И сделала себе рабочее место по своим представлениям о том, как обитают небожители, сиречь главные редакторы модных журналов. Огромная комната, внушительный письменный стол, сбоку — не менее внушительный стол для совещаний, многометровые стеллажи, забитые всевозможным глянцем, а на стенах в рамочках развешаны обложки нашего журнала. Ах да, на полу белый ковер, на трех окнах белые портьеры, стулья мягкие, кресла огромные, кожаные, мебель деревянная, полированная. Вы еще не удивляетесь, что редакционная уборщица скрипит зубами только при воспоминаниях об этом кабинете?
Когда я въехала в эту обитель модных богов, то первым делом отправила ковер в чистку, а затем сплавила его в рекламный отдел — пусть пускают пыль в глаза рекламодателям. Туда же отправила портьеры и обрамленные обложки. Все остальное оставила без перемен, только попросила более практичный коврик в «мягкую» зону и розовые портьеры — черноволосой женщине в моем возрасте нужно заботиться о правильном освещении, да и менее маркие они. Но на Гнуса моя экономия произвела впечатление! Хотя расположились мы роскошно — в отреставрированном особнячке в самом центре Москвы с высокими лепными потолками, белыми двустворчатыми дверями, натертым паркетным полом.
