Феликс Кандель - Люди мимоезжие. Книга путешествий
Обзор книги Феликс Кандель - Люди мимоезжие. Книга путешествий
ЛЮДИ МИМОЕЗЖИЕ
книга путешествий
Исполнена есть земля дивности...(Из заговора на любовь)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
СКАТЕРТЬЮ ДОРОГА, ПОЛОТЕНЦЕМ ПУТЬ
1
Бывают друзья для радости и веселия.
Бывают друзья для горя и утешения.
Бывают друзья, которые и не друзья вроде: приходят незваными – тебе на облегчение, и уходят неприметными, когда полегчало.
Бывают, наверно, и такие, что на все градусы жизни, но кто может похвастаться ими?
– Поехали, – сказал мой невозможный друг. – Я машину купил.
– Какую еще машину?
– Хорошую. Плохих не покупаем.
– А куда поедем?
– Да хоть куда.
– У тебя и прав нет.
– У тебя есть.
И мы поехали.
Это был потрепанный «Москвич» не первой молодости, с пролысинами на резине, с бельмом на фарах, с потертостями по корпусу, будто облезлая, хорошо поработавшая на веку лошадь.
– Ну! – гордо сказал мой невозможный друг. – Видишь? Захотел и купил.
– Дорого?
– Дорого, – сказал. – Но я еще не заплатил.
– А как же?
– А так же.
И показал мне ключи.
Мы сели в машину, и первым делом я стал проверять скорости. Первая воткнулась с натугой, вторая прошла легче, третья с четвертой тоже неплохо, – а где же задняя? Заднюю скорость я так и не нашел. Никак у меня не получалось.
– Одно из двух, – говорю. – Или я чего-то подзабыл, или нет у нее задней скорости.
Мой невозможный друг сидел уже по-хозяйски в машине, выставив локоть в раскрытое окно.
– Зачем нам задняя скорость? – сказал. – Мы же поедем вперед. Трогай!
Но я не торопился.
– Если столкнемся с кем-нибудь, – спросил я, – кто платит?
– Тот, кто нас стукнет, – ответил мой друг.
– А если мы стукнем?
– Если ты стукнешь, – уточнил он.
– Ну да, если я стукну, кто платит: ты или я?
– Ты не стукай, – сказал мой невозможный друг и вынул из рюкзака бутылку.
– Это зачем?
– Снять городское напряжение, – ответил он и закусил яблочком. – Тебе нельзя. Ты за рулем.
Пока мы ехали по городу, было неуютно посреди милиции, толчеи и светофоров, но на выезде я поднажал, ветерок загулял игриво, и друг мой повеселел сразу, возбудился сверх меры.
– Это в чьей же машине мы едем? – кричал он в открытое окно. – Это чья же машина обгоняет вон того пузатика? Это на чью же машину капает дождичек? Это кто же выглядывает да из чьей же машины?!
На заправке никого не было, но мы туда не поехали.
Мы отъехали чуток в сторону и встали бок о бок с гигантом-бензовозом, как котенок возле слона. Толстый его хобот был уткнут в люк на асфальте и мощно подрагивал. Возле стоял чумазый мужик в майке, испытующе глядел на нас.
– Жарко, – сказали мы.
– Жарко, – сказал он.
– Пивка бы теперь, – сказали мы.
– Неплохо бы, – сказал он.
– Кружечку, – сказали мы.
– Бидончик, – сказал он.
– Литровый, – сказали мы с надеждой.
– Трехлитровый, – сказал он.
Ссыпали ему в карман всю нашу мелочь, и в ответ он потянул из недр бензовоза нетолстый шланг, залил доверху наш бак. Количество бензина не играло никакой роли. Он даже не поинтересовался этим. Слон отпустил от своих щедрот котенку. Если бы мы попросили, за трехлитровый бидончик пива он залил бы доверху всю нашу машину вместе с салоном и багажником.
– Я тут по нечетным, – сказал шофер и потерял к нам интерес.
– Вот, – сказал мой невозможный друг, когда ветерок снова загулял по головам. – Таких ископаемых можно встретить только за городом. То ли еще увидим! В городе точно бы содрали на бутылку.
– Ты не прав, – сказал он через минуту, хотя я не сказал ни слова. – Патриархальные отношения. Натуральное хозяйство. Он нам, мы ему. При чем тут вообще государство? Оно отомрет скоро. За ненадобностью.
Тут нас потащило вдруг направо, потом налево, снова направо и вынесло на обочину. Мотор заглох. Пыль осела. Мы сидели перепуганные и глядели друг на друга.
– Это чего? – спросил мой друг.
– Не знаю.
– Ты должен знать. У тебя права.
– Это ты должен знать. У тебя машина.
– Да, – согласился он. – У меня машина.
И вынул из рюкзака бутылку.
– Это зачем?
– Снять дорожное напряжение, – ответил он и закусил огурчиком. – Тебе не дам. За рулем – ни-ни.
Правое заднее колесо выглядело плачевно. Оно было сдуто и распласталось раздавленной лягушкой под тяжестью машины.
– Запаска есть? – спросил я.
– Кто ее знает, – ответил мой невозможный друг.
– Но ты как покупал: с запаской или без?
– Вообще-то, – похмыкал он, – я еще не покупал... Вернее, я купил, а деньги пока не отдал. Но хозяин сказал, что там всё есть!
– Открывай тогда.
– Нет, ты.
На груде хлама, что забил весь багажник, на самом его верху лежал старый, мятый, в прозелени самовар.
– О! – сказал невозможный мой друг. – Время попить чайку.
Вода у нас была – полная канистра. Шишки мы набрали тут же. Щепочки, прутики, бумажки. Сколько их нужно для одного самовара?
Бугорок в ромашках ждал уже за обочиной, дымил вовсю самовар, и мы прихлебывали кипяток из алюминиевых кружек на потеху и остолбенение пролетающего на скорости народа. «Чай да сахар, мужики!» А нам хоть бы что. Мы полотенцами утираемся. Сахарок хрумкаем. Из краника подливаем. На Руси еще никто чаем не подавился.
Тут мой друг бурно вдруг опьянел. От одного, может, удовольствия.
– Вопрос, – сказал с едкой ухмылочкой, – это что такое вы кушаете, чай или сбитень? Ответ: сбитень.
Такое с ним случалось. В пьяном виде он наговаривал всякие разности, неизвестные ему, трезвому. Более того, когда совсем отключался, то начинал говорить на каком-то иностранном языке, которого я никогда прежде не слышал. То ли на татарском, то ли на суахили, а, может, и вовсе на парси. Когда был трезв, не знал ни одного иностранного слова. Даже – «мерси». «Через мои гены, – объяснял, – толпами прошли завоеватели».
– Вопрос, – сказал он с той же ухмылочкой, – это кто же сотворил чудо такое, самоваристое? Ответ: а сотворило его товарищество паровой самоварной фабрики наследников Василия Степановича Баташева в городе Туле.
– Ты откуда знаешь?
– Знаю, – сказал гордо. – Я знаю много, но приблизительно.
После чего бурно вдруг протрезвел.
Потом мы ставили запаску.
Домкрат не лез в паз. Гайки прикипели. Ключ срывался и проворачивался. Колесо было протертое, лысое, с вздутием на боку и заплатой, из-под которой травило ощутимо. Ко всему еще набежала лужица бензина из неизвестного места.
Я лежал под машиной, выглядывал течь и бормотал проклятия.
– Это под чьей же машиной ты лежишь? – важно сказал мой невозможный друг и гадко захохотал.
Тяжелая масляная капля шмякнула по щеке, и я содрогнулся от омерзения.
– Это разве машина? – говорю. – Куда ты на ней доедешь?
– Я доеду туда, где нет еще напряжения. – И хитро сощурился на меня, что бывало с ним в минуты хмельного недоверия. – Но тебя с собой не возьму. Сомневающимся там не место.
– А кто поведет машину?
Мой невозможный друг огляделся:
– Найдем кого.
2
Тут он к нам и подошел.
Зыристый мужичок с пузатым портфелем.
– Четыре четырки, две растопырки, седьмой вертун, – сказал сразу. – Попрошу ответ.
– Чего?.. – вылупились мы.
– Ничего.
И глаза раздвоил с легкостью: один на меня, второй на друга.
Такого человека я никогда прежде не встречал. Сколько, казалось, прожил на свете, всех уже переглядел и всяких, а такого в первый раз. Что-то было в нем непривычное, неукладистое, раздражающее и тревожащее, как знак какой на лице. Клеймо. Печать-отметина.
– Куда едем? – спросил он достаточно вежливо, чтобы вежливо ему и ответить, хотя я, если признаться, предпочел бы иной вопрос: «куда едете?»
– Я предпочел бы, – чванливо сказал мой невозможный друг, – такой вопрос: куда вы едете?
– Куда вы едете, – сказал тот, – я знаю. Вы едете туда, где нет еще напряжения. Но вам без меня не доехать.
Глаза согнал к переносице.
– Фамилия? – строго спросил мой друг.
– Анчутка.
– Должность?
– Чёрт вертячий.
– Дорогу знаешь?
– А то!
И мы поехали дальше.
Зыристый мужичок сидел возле меня, уложив портфель на колени, сладко жмурился на солнце. Мой невозможный друг развалился на заднем сиденье, выставив в окно голые пятки, чтобы остужались на ветерке, получал несравненное удовольствие.
– Это чьи же ноги... – говорил сонно, – да из чьей же... машины...
Мы ехали.
Дорога раскладывалась услужливо.
