Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)
— И помогало?
— Где там! От кофе у него началась бессонница. И вот в одну из бессонных ночей он поклялся служить литературе хотя бы вот так — вообще не писать литературных произведений…
Жена Юрия Юрьевича помогла мне перевязать кресло, чтобы оно, не дай бог, не распалось по дороге.
Спустившись на улицу, я стал ждать такси. Моросил мелкий дождик. Машины со свистом проносились мимо: водители, еще издали завидев человека с громоздкой вещью, прибавляли скорость. Тогда я поставил кресло на самый краешек тротуара и сам сел в него. Тут же остановилась машина, и водитель поинтересовался:
— Далеко?
— Не очень, — сказал я.
Кое-как пристроив этот ветхий антиквариат на заднем сиденье, я уселся впереди.
— Кому-то подарочек везете? — спросил водитель.
— В мастерскую везу, на Гагарина.
— А я почему-то решил, что подарок. Мои дядя, например, убежден, что кресла и диваны созданы только для подарков.
— Наверное, ваш дядя — добряк? — сказал я, чтобы поддержать беседу.
— Еще какой! — воскликнул водитель. — Помню, прошлой зимой, запыхавшись, ввалился он к нам в квартиру и с грохотом поставил посреди комнаты четыре мягких стула. Мы с женой, конечно, почувствовали себя неловко — дядя человек скромного достатка. Откалывались изо всех сил, но он стоял на своем. «Что ж, — решили мы, — надо компенсировать ему затраты». И тут же под каким-то предлогом подарили ему хрустальную вазу. Дядя подарок принял, предупредив, что он перед нами в долгу не останется. И через неделю притащил письменный стол. «Что ж, — вздохнула жена, — придется ему на именины ковер подарить». И подарили. А он нам в ответ — сервант. Мы ему костюм купили, он нам шкаф приволок. Мы ему подарили охотничье ружье, он нам — тахту с пуфами. Мы ему презентовали часы с кукушкой, он нам — обеденный стол с диваном…
— Хорошо иметь щедрого родственника, — заметил я. — И на мебель тратиться не нужно…
— Вы слушайте дальше, — прервал меня водитель. — В то время как наша квартира напоминала мебельный магазин, его — опустела. Ни единого стула себе не оставил, все нам перетащил. «Ну, вот что, — стало мне жаль дядю, — мы хоть диван вам обратно привезем, — говорю ему. — Нельзя же так — спать на полу!» А он в ответ: «Ни за что не возьму! На кой черт мне ваш диван? Я уже научен горьким опытом, знаю, что такое старую мебель сбывать: в комиссионном не берут, на мусорник не выкинешь — дворник ругается. Один выход — дарить!..»
— Так вы подумали, что и я таким же образом решил от старья отделаться?
— А чего ж, — улыбнулся водитель. — Не один же мой дядя такой разумный…
…В мастерской по ремонту мебели кресло вызвало огромный интерес. Приемщик даже позвал заведующего.
— Прошлое столетие, — констатировал тот. И добавил, обращаясь ко мне: — Думаю, вам будет дешевле купить новое.
— Видите ли, мне оно дорого как память, — сказал я.
— Тогда другое дело. За память надо платить, — согласился заведующий.
Оказалось, в мастерской введена новая форма обслуживания — «Сегодня на сегодня». К моему великому удивлению, кресло пообещали отремонтировать за один день, а за отдельную плату даже доставить его по адресу. Я расплатился и, окрыленный успехом, поспешил в редакцию.
Юрий Юрьевич встретил меня чуть ли не с объятиями.
— К завтрашнему дню отремонтируете? А я думал, что вы у меня дома будете этим заниматься. Даже не представляете, какую вы мне услугу оказали! Если бы не вы, еще б десять лет собирался, но в ремонт так бы и не отвез. А потом я представляю, сколько бы это мне ждать пришлось. Есть у нас такая мастерская по ремонту мебели на Гагарина. Так там, говорят, очередь на полгода. Да и без знакомства как следует не сделают.
Он еще долго благодарил, а затем поинтересовался, сколько мне должен.
— Ничего, — сказал я.
— Ну, это вы бросьте, — помрачнел он. — Не ставьте меня в неловкое положение. За труд полагается благодарить.
— А представьте, если бы за правку какого-нибудь моего стиха я бы вам предложил деньги?
Аналогия была довольно неожиданной для Тощенко. Какое-то время он пристально смотрел на меня, словно видел впервые, потом строго сказал:
— Только не считайте, что я после этого начну снисходительно относиться к вашим стихам.
— Вы меня обижаете, — ответил я. — Снисходительность в таких вещах, по-моему, просто унизительна.
— Приятно слышать, — улыбнулся Тощенко. — Только с таким отношением к творчеству и можно к ном чего-нибудь достичь.
— Поймите меня правильно, — решил и воспользоваться моментом, — я совсем не рвусь в поэты. Даже убежден: поэтические способности мои довольно посредственны. Мне бы хотелось другого — попробовать себя в журналистике. Чувствую, что, скажем, заметку, даже корреспонденцию или там зарисовку я сумею написать. Пусть на первых норах и с вашей помощью…
— Заметку или корреспонденцию? — задумчиво повторил Тощенко. — В моем отделе такая специфика, что без определенного опыта у вас навряд ли что-нибудь получится. А вот если бы вам заглянуть в другой отдел… Знаете, я вас познакомлю с Трофимом Сидоровичем Духмяным, заведующим отделом городского хозяйства. Это как раз то, что вам надо. Пошли!
Вот так. Сейчас меня познакомят с Трофимом Сидоровичем Духмяным. Да я же его знаю, как никто другой в редакции! Он сотрудник моего отдела. Пришел четыре года тому назад совсем беспомощным, не имея ни малейшего представления даже про азы журналистики. По пять — десять раз переделывал каждую свою заметку. Когда работает, почему-то все время ежится. Словно ему всегда холодно. И вот теперь он возглавляет отдел. Мой отдел.
— Вот автора вам привел, причем, мне кажется, перспективного, — отрекомендовал меня Тощенко.
Духмяный съежился так, что его голова совсем ушла в плечи.
— Очень приятно, садитесь.
Он меня долго рассматривал, будто прикидывал, с какой стороны сфотографировать. Наконец сказал:
— Кого-то вы мне напоминаете, а вот кого — не пойму.
Потом поинтересовался моей биографией, специальностью. Спросил, приходилось ли печататься. Мое «нет» его явно разочаровало.
— Что ж, давайте попробуем, — сказал он таким тоном, словно заранее знал, что ничего из этого не получится.
Прочитав небольшую лекцию о том, как проверять жалобы трудящихся, он вручил мне два письма.
В одном автор жаловался, что ему испортили новый костюм в ателье по ремонту одежды. Во втором речь шла о грубости и нечестности продавца.
— И ателье, и гастроном в одном помещении расположены — в Доме быта. Так что, надеюсь, вам больше двух дней на проверку не понадобится. Как напишете, приносите.
Он пожал мне руку и пожелал творческих успехов.
Наверное, я произвел на Духмяного неплохое впечатление. Не надоедал лишними вопросами, не просил сразу выдать мне редакционное удостоверение, как это делает подавляющее большинство начинающих. Можно представить, думал я, его выражение лица, когда он прочитает то, что я напишу. Это будет для него сюрпризом: неизвестный автор и вдруг — профессиональный материал!..
12
В ателье мое появление произвело впечатление. Заведующий сразу засуетился, вызвал нескольких мастеров-закройщиков, прочитал им вслух письмо и строго спросил, что они думают по поводу написанного.
— Татьянина работа, — развел руками молодой мастер, не вынимая булавки изо рта.
— Ее, — подтвердили остальные.
— Беда с ней, — вздохнул заведующий, — не знаю, что и делать. И способная, и работящая, но иногда может такое отмочить… А ну, зовите ее сюда!
Девушка лет двадцати в джинсах и мужской рубашке с галстуком-бабочкой глянула на меня большими синими, как у куклы фабрики «Победа», глазами и стыдливо опустила их.
— Испортить новый костюм! Костюм труженика! — воскликнул заведующий так патетично, словно читал монолог из пьесы. — Да за подобные дела не только премий нужно лишать, а гнать таких надо долой из сферы обслуживания!
Девушка отвернулась к стене и стала ковырять изящным пальчиком штукатурку.
— Ты только первые шаги делаешь в самостоятельной жизни, а о тебе вон уже фельетон собираются писать! Да после этого вся твоя трудовая биография будет навсегда запятнана!
Я чувствовал себя негодяем, злодеем, палачом. Хотелось успокоить девушку, даже извиниться перед ней.
— Стоимость костюма мы, конечно, высчитаем из твоей зарплаты, — продолжал заведующий. — Поголодаешь пару месяцев — будешь знать, как портить людям вещи, не говоря уж о настроении!
Плечики девушки начали вздрагивать от сдерживаемого рыдания…
Вот так всегда, думал я, спускаясь по лестнице: когда ты уверен, что материал у тебя в кармане, обязательно что-то должно помешать. В данном случае мне мешала жалость. Жалость к симпатичной девушке. Действительно, кто из нас застрахован от ошибок? Разве имею я право доставлять столько неприятностей девушке за ее единственный и случайный промах? В конце концов, критическую заметку можно и про один гастроном написать, решил я, подходя к кабинету директора гастронома.
