Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)
Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник) краткое содержание
Юрий Прокопенко
ВСТРЕЧА С ПРИШЕЛЬЦЕМ
Юмористические повести и рассказы
Юрий Прокопенко
Художник АНДРЕЙ ЧУВАСОВ
Повести
Аварийная ситуация
(повесть)
Моя фамилия Гарпун. Зовут Вячеславом Трофимовичем. 33 лет. Среднего роста. Вес — 75 килограммов. Брюнет. Особые приметы? Шрам на левой щеке, который, как любит повторять одна моя знакомая, очень украшает мужчину.
Оранное начало, не правда ли? А все очень просто: представляясь читателю, не могу отказать себе в удовольствии еще раз заполнить эту своеобразную анкету. Меня может понять лишь тот, кто вдруг однажды лишился своих имени и фамилии, потерял свою биографию. Как потерял ее я. Все, что осталось от Вячеслава Гарпуна, — это табличка на кладбище. Да портрет на стене редакции вечерней газеты, где он, то есть я, еще недавно работал заведующим отделом городского хозяйства.
И сожалению, это не мистика, а грустная реальность. Вячеслав Гарпун, якобы погибший в катастрофе, жив и здоров. Вячеслав Трофимович Гарпун — это я, несмотря на то что в кармане у меня документы на имя Валентина Сидоровича Зайчинского.
Вначале я никак не мог привыкнуть к своему новому имени, а теперь, кажется, уже начинаю привыкать… Впрочем, я забегаю вперед, а в моей истории крайне важна если не строгая хронология, то, во всяком случае, логическая последовательность событий.
Итак, я, Вячеслав Гарпун, оформив очередной профсоюзный отпуск, тепло простился с коллегами, поцеловал жену и дочку и отправился на Кавказское побережье. А ровно через месяц на четвертой странице «Вечерки» появилась моя фотография в траурной рамке и редакция с прискорбием известила читателей о трагической гибели в результате автомобильной катастрофы талантливого журналиста…
2
Вот я и начну с того фатального дня, когда произошла катастрофа.
Я сидел за столиком лицом к морю и щурился от солнца и ослепительного взгляда яркой блондинки. Мы ели мороженое и пили шампанское. Угощал Валентин, веселый, говорливый человек, прибывший сюда на стареньком «Запорожце» аж с Урала с одной-единственной целью — потратить деньги. И надо отдать ему должное: это у него получалось блестяще. Когда у Валентина спрашивали, сколько он собирается тут пробыть, он отвечал: «Пока не закончатся деньги». Может, этим и объяснялись его купеческие жесты: заскучал по дому и поэтому старался побыстрее все потратить…
Блондинку позвал какой-то мужчина, и она, поблагодарив за угощение, ушла.
После второй бутылки мы с Валентином обменялись адресами. После третьей твердо пообещали друг другу переписываться. А вот четвертой нам не дали.
— С вас хватит, молодой человек, — строго сказала буфетчица.
— Вы будете указывать, сколько мне пить! — обиделся Валентин. — Меня еще никто никогда не видел пьяным! — Он схватил пиджак и выбежал из павильона, бросив на ходу: — Тут рядом тоже продается шампанское и, кстати, без наценки!
Через несколько минут Валентин вернулся с пустыми руками:
— Извини, я случайно твой пиджак надел. Может, действительно достаточно, если мы уже пиджаки начинаем путать? Давай лучше проедемся с ветерком.
— Ты что, сдурел? Тут полно аввтоинспекции, — трезво возразил я.
— Дорогой мой, — с улыбкой сказал Валентин, — я даже с закрытыми глазами поведу машину. А ты говоришь про автоинспекцию! Бери мой пиджак, можешь даже надеть его. У нас с тобой размеры почти одинаковы. Дорогой разменяемся…
Я послушно надел его пиджак. Спрашивается — зачем? Обменяться адресами — тут все ясно как божий день. Но — пиджаками? Такое конечно же не пришло бы в трезвую голову. Однако в ту минуту мне казалось, что это наивысшее проявление товарищества, ритуал братства.
Машину Валентин вел действительно великолепно. Дорогой рассказывал о девушках, которые в него влюблены до потери пульса, о своей холостяцкой квартире, которую он «фирмово» обставил мебелью собственного производства, о том, как поссорился с заведующим ремонтным ателье, в котором проработал без малого девять лет. Поссорился и вместе с заявлением на отпуск положил ему на стол заявление об увольнении. Рассказывал обо всем весело и беззаботно, не напрашиваясь ни на участие, ни на сочувствие.
Последними его словами были:
— Ты глянь, нас хочет обогнать «Победа»! Такая развалина, а тоже рвется в лидеры!..
Удар! Страшный визг тормозов и скрежет металла. Какое-то мгновение мы висим над пропастью. Я успеваю распахнуть дверцу и вываливаюсь.!.
Открываю глаза. Вначале все виделось словно сквозь запотевшие очки. Вдруг будто стекла кто-то протер, и все вокруг стало ослепительно белым. Белые стены, белые шкафы, белые халаты… И на фоне этой белизны — контрастно черные усы и загорелое улыбающееся лицо.
— Кто вы? — еле удалось пошевелить мне языком.
— Меня зовут Гиви. Я твой брат. Кровный брат.
— Я вас не знаю.
— Он вас тоже не знает, однако не пожалел для вас своей крови, — строго заметил мужчина в белом халате.
— Поэтому я и говорю, — радостно подхватил Гиви, — что теперь мы с тобой кровные братья. Ведь в тебе течет часть моей крови.
— Вот оно что, — наконец до меня дошло. — Благодарю…
— Какие там благодарности. Думаю, и ты бы сделал то же самое, — улыбнулся Гиви.
— Благодари судьбу, что в живых остался, а не погиб, как твой друг, — сказал врач.
Веки мои снова сделались чугунными. Я закрыл глаза…
В больнице я пролежал больше трех месяцев, пока не срослись восемь переломов. Особенно меня волновала правая рука — кость никак не хотела правильно срастаться.
Гиви проведывал регулярно. Приносил фрукты, рассказывал веселые истории, потом уехал куда-то учиться. И так же регулярно стал меня навещать его отец. Шота Георгиевич.
— Если Гиви назвал тебя своим братом, — сказал он однажды, — значит, я буду считать тебя сыном. Или в крайнем случае, — прищурился Шота Георгиевич, — племянником.
Естественно, первое, о чем я подумал, придя в себя, — это о своем доме. Наверное, жена, дочь волнуются. Еще бы! То регулярно писал, звонил — и вдруг как сквозь землю провалился. Писать я не мог, поэтому попросил няню позвонить с почты мне домой.
Няня вернулась в растерянности:
— Я только успела сказать вашей жене «Добрый день, привет от вашего мужа», как она разрыдалась и повесила трубку.
На следующий день няня снова по моей просьбе позвонила жене, опять передала от меня привет.
А жена в ответ ее просто выругала: «И не стыдно вам издеваться?!»
Наконец до меня дошло: наверное, жена думает, что я где-то загулял и еще имею нахальство при этом передавать приветы через любовницу. Я поделился своими мыслями с Шота Георгиевичем. Он долго хохотал, утирая слезы, а затем взялся сам все уладить.
— Ты имеешь дело с тонким дипломатом! — подмигнул он мне.
Но когда Шота Георгиевич пришел после телефонных разговоров, я, увидев кислое выражение его лица, сразу понял: на этот раз «тонкая дипломатия» потерпела фиаско.
— Ну, генацвале, и жену послал тебе бог! Даже выслушать меня не захотела. Только я начал говорить о тебе, как она в крик: «Да оставьте вы меня наконец в покое! Как вам не стыдно издеваться над моей трагедией!» Я еще раз попросил телефонистку соединить с ней, но она больше трубки не взяла.
— Странно, — удивился я. — Никогда не давал ей повода для подобных подозрений. И вдруг такое!
Можно было бы попросить врача официально сообщить жене, что я в больнице, что ноги и руки мои в гипсе, но тогда она бросит работу и прилетит сюда. А Лесина учеба? Дочка и на день не останется одна дома…
— Ничего, вот подымусь, сам ей позвоню и все объясню, — решил я.
— Женщины — загадочный народ, — развел руками Шота Георгиевич. — Ей бы радоваться, что ты живой, а она еще сцены ревности закатывает. Видел бы ты, как убивалась жена твоего погибшего друга. Приехала забрать то, что от него осталось, вся в черном, и рыдала, рыдала. Только повторяла: «Бедный Славичек, тебя не узнать!..»
— Какая жена? — удивился я. — У него не было жены. Он холостяк. И потом, не Славичек он, а Валентин.
— Не знаю, она его Славичеком называла, — пожал плечами Шота Георгиевич.
— Послушайте, а как она выглядела, его жена? — спросил я, чувствуя, как кровь ударила мне в лицо. От страшной догадки голова пошла кругом.
— Ну как выглядела? Красивая, пышные светлые волосы, стройная. И глаза большие, синие, как море. С ней высокий мужчина был. Длинноносый, трубку курил. Все ее успокаивал: «Успокойся, Люся! Держи себя в руках, Люся…»
Вот оно что! Теперь только до меня дошло, почему над моей кроватью висит температурный лист с другой фамилией. Почему моя жена Люся рыдала в трубку, когда ей передавали от меня привет. На Валентине в момент катастрофы был мой пиджак с документами. Потому и решили, что погиб Вячеслав Гарпун, то есть я. Поэтому-то Люся и повторяла: «Бедный Славичек, тебя не узнать». И, похоронив Валентина, она думает, что похоронила меня…
