Люда и Игорь Тимуриды - Моя профессия ураган
И бои, бои, непрерывные бои, где уже никто не удивлялся, что я сама стреляю и уворачиваюсь от стрел в три месяца, ибо меня убили бы уже на первом месяце, если б я не научилась отдергивать головку, когда другие еще не могли ее держать! Все казалось возможным в этом невозможном аде, и день жизни в бою шел за год младенческого покоя. Все, кто выжил полмесяца, могли считаться стариками. Я выжила полгода. Впрочем, особые методы тэйвонту, направленные на то, чтобы использовать все возможности младенческого роста, влияли на это… А ведь дети в это время шутя осваивают языки, любые мастерства, любые знания и умения на внутреннем уровне, такие как мгновенный счет…
Воспоминания резко оборвались… Впрочем, мелькнувшие картины на самом деле заняли всего несколько секунд, вспыхнув такой чередой картин, как многие перед гибелью вдруг видят в одно мгновение всю свою жизнь… Такие люди обычно рассказывают, как в момент гибели словно вся жизнь их оказывается в одной точке, одном мыслечувстве, когда вдруг странным образом оживает инерция всех мыслей, всех направлений мысли словно в одной плоскости здесь и сейчас, вместе со своими чувствами, жизнью, восприятиями, детскими мыслями… Они не последовательны, эти воспоминания, а здесь и сейчас все…
Мысль моя вернулась к настоящему. Вернее, я даже не сразу поняла, где нахожусь, разрываясь, точно между сном и бодрствованием в дурной подавленности и тяги, когда ты вроде сумасшедшей, и не можешь управлять собой — мысли путаются, и реальность не приходит. С трудом я поняла, что меня ждет смертельная опасность там.
Я осторожно оглянулась.
Ураган, они скоро будут здесь!
Глава 6
Какой-то ужас охватил меня, когда я поняла, что тэйвонту собираются меня убить, а я до сих пор сижу одна, и ничего не сделала. Время словно растянулось для меня, и я даже в ужасе не знала, сколько я так просидела… Может секунду, а может час — я не верила времени. Ибо, когда я погружалась в мысль, я его не знала. Я могла пережить жизнь за секунду и лишь раскрыть небольшую мысль за час. Прошлое не требовало времени, построение мысли его не знало, и отмечался только сдвиг мысли.
Я чуть не завыла, ощущая какую-то тяжесть в уме. Сейчас сюда придут враги, и они…
Ураган безумствовал, вырывая окна, но кроме меня тут больше никого не было…
Я огляделась, твердо дав себе слово встать…
Точно какая-то злая сила удерживала меня и не давала мне сосредоточиться на настоящем.
Я встаю, уверяла я себя… Я встаю… Я напрягла все силы внимания… Пытаясь вспомнить, как победить тэйвонту…
И снова впала в размышления, которые почти сомкнулись на той точке, где разорвались — словно они текли где-то отдельно от меня.
…Я, наверное, сумасшедшая, если думаю о такой чепухе перед смертью — наконец подумала я. Словно кто-то начало моей новой беспамятной жизни решил предварить знаниями о том, как надо мыслить. Знания словно вливались в меня рекой.
Впрочем, я, наконец, поняла, что все пронеслось почти мгновенно и неожиданно.
Хотя в принципе могло занять и часы, когда я отключалась в полусон.
Но я обнаружила часы, которые раньше не осознавала, хотя они висели передо мной. И поняла, что прошло лишь сорок секунд, когда убийца тэйвонту вышла, а мысль вообще не заняла времени.
Откуда это во мне?! — вспыхнула мысль во мне. И также мгновенно я словила себя на том, что уже просто наслаждаюсь ураганом, выбросив, как ребенок, тревожащую меня мысль из головы. О том, что надо искать пути спасения…
Я любовалась ураганом…
И не могла себя заставить думать в нужном направлении — мысли сходили с рельс и виляли в непонятных мне направлениях. А когда я хотела вспомнить о деле, то вдруг понимала, что я теперь прикована к стрелке вниманием, с замиранием сердца ощущая, как она движется, без всякой иной мысли во мне. Секунды текли, а я только вздрагивала от этого без малейшего смысла…
Как только я переключалась мыслью на другое, я прямо переключалась на ураган.
Наконец, я поняла, что еще не совсем владею собой, так и не вырвавшись из стягивающего жгута безумия. А может и все "воспоминания" были галлюцинациями, навеянными разговором о моей маме?
Я снова не заметила, как переключилась на наслаждение ураганом. И сидела с открытым ртом, жадно вдыхая его…
Безумие, безумие, безумие…
А может, это то единственное, что осталось мне перед смертью? — наконец здраво подумала я. — В конце концов, я хочу просто бездумно любоваться ураганом! Я хочу! Соблазн был таким нестерпимым, таким невинным, таким сладостным, что я не выдержала. И бросилась в это наслаждение как в омут. Как можно думать о какой-то чепухе, какой-то смерти, когда эти облака такие красивые?!? Может быть, это позволит мне хоть как-то отвлечься и что-то придет в голову — оправдывалась каким-то краешком перед собой я.
Но это было вранье. Наглое вранье себе…
Что я могла сделать, если ничего не приходило? Вообще? Даже кто я такая? И как брать ложку? Единственное решение — отвлечься и попробовать снова… Главное, поставить своему подсознанию цель мощной интенсивностью сознания. Если раскручивать эту неясную цель уже как ответ через свое сознание, наращивая ее, вращая в своем сознании, как кристалл в растворе, у тебя нет сил… Если сознание отказывается работать — смени пластинку, но мигом вернись, как почувствуешь интенсивность… И вкладывай, вкладывай, упорно вкладывай в эту цель живую воду сознания, поливая им этот росток, растя мысль прикосновением сознания, заставляя этот новосформированный центр сознания внутри работать самому… Гений это упорство мысли в избранном направлении…
…Отсюда, из угла, куда меня закатил и вжимал в стенку буйный ветер, мне была видна только крошечная часть ураганного неба. Видимая сквозь безумно метавшиеся и грозившие сорваться на меня железные тяжелые ставни, из угла казавшиеся почти игрушечными, настолько легко ветерок играл пудовыми железяками. Но я хотела видеть всю картину! Значит, мне надо было поближе к окну. Чтобы видеть весь ураган! Бушующие просторы, когда приоткрывается космичность природы. Когда кажется, что вся вселенная рушится на тебя. А ты противостоишь всему миру. Ты побеждаешь его. Ты жадно вдыхаешь безумие урагана. И для всего этого мне всего-то надо было подобраться ближе к краю.
Но черта с два! Ветер отжимал и откатывал меня, словно перышко, сбивая с ног.
Обозленная на несправедливость, что, имея пирожок совсем под носом, я была не в силах его укусить, я начала кидать в ветер попавшиеся под руку предметы, завизжав от злости. Но он, словно в насмешку, швырял их в меня обратно, так что мне здорово попало.
Не в силах выносить ощущение своего бессилия, и буквально шалея от ощущения того, что я не сумела нечто-то сделать, я начала выискивать способы подобраться ближе к окну. На этот раз я была разумной. Вжимаясь в пол, в каждую трещинку, я поползла навстречу урагану, вцепляясь, буквально вонзаясь руками в каждую неровность, каждую трещину. Я преодолевала сантиметр за сантиметром, меня отбрасывало, но я была упряма. И начинала снова. И, наконец, подобралась уже к самой цели, вцепившись в край.
Да, зрелище было чудовищным, и меня не разочаровало. Я буквально захлебнулась от восторга. Я смеялась, подставив лицо ветру! Я плакала! Я была несказанно, самозабвенно счастлива!
Клочья облаков бешено крутились, как в калейдоскопе. Лежа на полу, отчаянно вцепившись в ощеренный выбитыми камнями край, раскачиваемая ветром из стороны в сторону, я изо всех сил закидывала голову к небу. Иногда мелькало солнце, но оно казалось мне скорей безумным, чем нормальным. Особенно красивыми были бешеные скрещения молний при живом солнце. Рев, свист, шум, треск ломающейся левой башни — все радовало меня… Отсюда открывался такой простор!
Но какая-то совершенно бестактная и похабная часть моего "я" все же спросила — это все хорошо, но как же отсюда выбираться? И вдруг меня озарило. Это же выход! Почему я не поинтересовалась, куда он идет? Тупица!
Ураган бушевал.
Впрочем, другая часть моего "я" с таким самоопределением была решительно не согласна. И совсем не собиралась отказываться от праздника урагана, который так редко бывают в жизни. Но я быстро сломала ее сопротивление.
Вот он ведь выход! Какая я дура. Сколько там у этого замка может быть этажей!
Осталось совсем немного до свободы. А там ищи меня свищи! В дурмане я совсем забыла про милых дам, ушедших совещаться. Теперь уже сосредоточенно и быстро я подтянулась на руках к краю выломанной стенки, и внимательно глянула вниз.
И глухо ахнула.
Низа не было.
Точнее теоретически он был, конечно. Где-то там, внизу. Но его не было видно за той мокрой пеленой из мелкого режущего дождя и снега, вернее их противной смеси, которая появилась совсем недавно и уже талантливо и трудолюбиво забивала дыхание совершенно, проникая прямо в легкие. Глупая надежда исчезла, как дым вместе с упавшим в пропасть сердцем. Это был не замок. Это был монастырь. И я знала, где он. Ибо он был единственный в Дивеноре, который стоял на каменном пике высотой около двухсот семидесяти метров. И был маяком, устремленной в небо пикой возвышаясь над морем. Выхода не было, потому что подо мной была пропасть… Глубиной минимум в двести пятьдесят метров. Над которой нависала, выступая за скалу, жилая часть монастыря.
