Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)
Меняй курс, Телятников, меняй!
ВОПРОСОВ БОЛЬШЕ НЕТ…
Сегодня год, как я стала секретарем райкома. Никто из моих домашних об этом не вспомнил. Алеше сейчас прибавилось хлопот, надо помочь жене покойного брата обменять квартиру на меньшую. Пенсию Мария Захаровна получит небольшую, и содержать теперешнюю квартиру она не сможет, да и не хочет. Костя заявил, что ему площадь в Москве не нужна, он твердо решил уехать куда-нибудь подальше. Пусть едет, поживет самостоятельно, это ему будет только на пользу.
Все-таки чуть-чуть обидно, что Алеша и Таня не вспомнили о моем «юбилее». Но как только я вышла на улицу, мою «обиду» словно рукой сняло, вернулось чувство юмора: «Что Это тебя, голубушка, на «юбилей» потянуло?»
Первым в райкоме я встретила Митрофанова. Вчера я поговорила с секретарями райкома и с секретарем нашего партбюро Анфисой Андреевной. Оказалось, что все они, причем давно, считают, что Митрофанова надо освободить. Второй секретарь Петр Евстигнеевич предложил:
— Хотите, я с ним поговорю?
А Георгий Георгиевич отсоветовал:
— Пусть Лидия Михайловна сама. Только надо сначала подумать, куда его устроить? У него двое детей.
Я подумала: «Он знает, сколько у Митрофанова детей, а я не знала. Эх, Лидия Михайловна, когда же ты по-настоящему работать научишься? А еще «юбилей» хочешь справлять!»
Митрофанов спросил меня:
— Можно к вам?
Я не в меру гостеприимно ответила:
— Пожалуйста, проходите. Мне тоже надо с вами поговорить.
Он стоя сказал:
— Вы не будете возражать, если я перейду на работу в институт к Владимиру Сергеевичу?..
Я подумала: «И тут Владимир Сергеевич!» А вслух сказала:
— Садитесь. Что вы там делать собираетесь?
— Владимиру Сергеевичу нужен помощник по хозяйственной части. Зарплата приличная…
— С партийной работой вам не жалко расставаться?
— Жаль. Но, откровенно говоря, не вышел из меня партработник.
— Это вы сами решили?
— И сам решил. И Владимир Сергеевич подсказал.
— Ну, если вы сами считаете, тогда…
Если бы все дела решались так просто!
После ухода Митрофанова начался наш обычный райкомовский день: телефонные звонки, одно заседание, другое…
Позвонила Таисия Васильевна, сказала, что обязательно зайдет сегодня же, хотя немного и нездорова.
Вошла оживленная, довольная:
— Все в порядке. Партком принял Грохотова в партию единогласно.
— А Телятников был?
— Первый голосовал. Речугу закатил о внимании к человеку. Я завтра нашей комиссии доложу и в четверг на бюро.
И вот снова четверг. С «делом Грохотова» все члены бюро знакомы подробно, каждый прочитал решение внештатной комиссии по приему и персональным делам и справку Таисии Васильевны.
По предложению Матвея Николаевича прием Грохотова мы решили проводить не вместе со всеми, а отдельно. Матвей Николаевич сердито сказал:
— Я ему скажу несколько слов. В назидание, так сказать.
Владимир Сергеевич попытался возразить:
— Все же совершенно ясно.
Но Матвей Николаевич был неумолим. Чтобы не обострять отношения, я согласилась:
— Давайте отдельно.
Владимир Сергеевич укоризненно посмотрел на меня, а как только заседание началось, прислал мне записку: «Никогда не уступайте, даже в маленьком, если чувствуете себя правой. Маленькая уступочка обязательно повлечет за собой большую. А обострить отношения иногда очень полезно. Извините за вмешательство».
Я улыбнулась в ответ, но Владимир Сергеевич был серьезен и как будто не заметил моей улыбки.
А Матвей Николаевич разошелся, беспрестанно задавал свои вопросы:
— Когда последний раз были у избирателей?
— Как повышаете свой образовательный уровень?
— Какие книги читаете?
В этот день, как всегда, большинство вступающих была молодые. Были люди и постарше, и в их числе доктор технических наук из института Владимира Сергеевича — товарищ, Стогов. Доктор недавно вернулся из заграничной поездки, выступал с лекциями в Лондоне на английском языке и в Брюсселе на французском.
Матвей Николаевич и Стогова спросил, как он повышает свой уровень.
Георгий Георгиевич смущенью улыбнулся и поправил Матвея Николаевича:
— Я думаю, что данный вопрос не совсем уместен.
Но Стогов ответил очень подробно:
— Вы задали мне самый сложный вопрос. Я сейчас в очень трудном положении: наша отрасль науки развивается на редкость быстро. Надо много читать, а все читать не хватает времени…
Матвей Николаевич посмотрел на Георгия Георгиевича с заметным превосходством и подвел итог:
— Учиться никогда не поздно…
Наконец мы добрались до Грохотова. Сначала появился Телятников. Он прямо-таки излучал доброту и благожелательство. Но по взгляду, брошенному на Таисию Васильевну, я поняла, что Телятников нервничает, хочет угадать, как она доложит, обойдет ли молчанием его поведение?!
Вошел Грохотов. Все внимательно посмотрели на него, а Телятников даже с любовью, как на родного сына.
Таисия Васильевна не торопясь, очень четко доложила суть дела, рассказала о новом решении парткома комбината и обо всех обстоятельствах, заставивших комиссию вернуться к вопросу о Грохотове, и закончила, как всегда:
— Комиссия поддерживает решение партийной организации.
Телятников, очень довольный тем, что Таисия Васильевна ни слова не сказала о нем, не замедлил подать реплику:
— Правильно!..
Все члены бюро с удивлением посмотрели на него, а он ничего, как с гуся вода. Грохотов покраснел, видно, ему было неловко выслушивать одобрение Телятникова.
Дальше все шло обычно. Я спросила членов бюро:
— Вопросы к товарищу Грохотову есть?
Я спросила по привычке, я знала, что у моих товарищей никаких вопросов к Грохотову нет. Все они смотрели на Грохотова и одобрительно улыбались. До чего же хорошо, что все это закончилось благополучно. Прекрасные люди работают со мной, и я благодарна им за чуткость, за настоящее человеческое отношение к людям, мне приятно, что я работаю с ними только один год, — стало быть, впереди еще год.
Не знаю почему, но в этот момент я вспоминаю высокий перевал неподалеку от Банска-Бистрицы. Ночь. Могилы советских солдат, цветы. Я думаю, что они отдали свои жизни веря, что в мире будет больше справедливости и человечности. К сожалению, справедливость в нашу жизнь пришла далеко не сразу, нам и сейчас еще многого не хватает… Велики жертвы, принесенные народом, и мы, живые, не имеем права быть несправедливыми. Мы не имеем права быть добренькими, мы должны быть добрыми, должны думать о каждом человеке…
Мысли мыслями, а заседание бюро надо вести. Я встаю и говорю:
— Вопросов больше нет… Какие будут предложения?
Владимир Сергеевич и Матвей Николаевич в один голос произносят.
— Принять!
Телятников снова кидает реплику:
— Вот и расчудесно!
Но члены бюро никак не реагируют, и Телятников становится пунцовым.
Тогда я говорю:
— Поздравляем вас, Николай Сергеевич, с приемом в члены Коммунистической партии Советского Союза…
Грохотов, стоя по-солдатски — руки по швам, взволнованно отвечает:
— Спасибо! Большое спасибо, товарищи… За доверие. За все. Буду стараться оправдать ваше доверие. Спасибо.
— А сейчас, товарищ Грохотов, поднимитесь на пятый этаж для осрормления партийных документов. Получите вашу кандидатскую карточку.
Грохотов подходит ко мне, берет карточку. И я вижу — глаза у него повлажнели.
Матвей Николаевич просит слова. Все переглядываются: чего он хочет, наш неугомонный старик?
Матвей Николаевич встал, снял очки:
— Я тоже поздравляю тебя, товарищ Грохотов. Ты извини, что я к тебе на «ты» обращаюсь. Я, голубчик, почти в три раза старше тебя, мне можно. Поздравляю. Разобрались. Ты парень хороший, честный. Но одно я тебе скажу — не дело кулаками свою правоту доказывать. Есть другие способы. Надеюсь, больше не будешь?
— Не буду, — отвечает Грохотов. — Честное слово, не буду.
Едва за ним закрылась дверь, наша милейшая Таисия Васильевна под общий смех говорит:
— Конечно, способы есть разные. Но я бы на его месте поступила так же. При нем женщину, жену оскорбили, а он должен через милицию. Какой же он после этого мужчина?..
Громче всех смеется Телятников.
Примечания
1
К сведению читателей: два миллиона в старых деньгах, В новых это было бы слишком много даже для Христофорова.
