Аркадий Васильев - Понедельник - день тяжелый | Вопросов больше нет (сборник)
И действительно, после того как Латышев отпустил пушистые, слегка седые бакенбарды, дела в «Сети» пошли лучше. Вскоре официальное название ресторана упоминали только в служебной переписке, а в повседневной жизни клиенты, как местные, так и приезжие, стали говорить: «Пойдем к бакам!», «Давайте тяпнем у баков!»
Но главное, что сделала Анастасия Петровна с супругом, — она приобщила его к искусству, вдохнула в его торговую душу начатки эстетики. Она познакомила его с художником Леоном Стеблиным, и тот, вдохновленный бакенбардами, написал портрет Алексея Потапыча. Через Стеблина Латышев познакомился с Полуектом Безбородовым — тот тоже написал портрет. Так постепенно Алексей Потапыч втянулся в изобразительное искусство, посещал вернисажи, мастерские художников и даже рискнул па открытии отчетной выставки пейзажиста Анатолия Гнедина произнести речь.
С тех пор за Латышевым прочно закрепилась слава мецената: он охотно покупал натюрморты, сирени и автопортреты и легко давал художникам в долг.
* * *Два раза в месяц кассир приносил Алексею Потапычу зарплату. Один раз в месяц в кабинет к Латышеву, когда там нет посторонних, входит, отдуваясь, шеф-повар Сметанкин. Он молча садится на скрипящий стул, закуривает и задумчиво пускает кольца дыма. Посидев, все так же молча достает из-под грязной куртки и кладет на стол завернутый в газету плотный, тяжелый пакет. Латышев выдвигает средний ящик стола и привычно сдвигает в него пакет. Сметанкин встает и деликатно осведомляется:
— Сегодня, кажись, двадцатое?
Алексей Потапыч столь же вежливо сообщает:
— Совершенно верно, двадцатое. Завтра будет двадцать, первое… О господи, дни так и бегут. Так вот и жизнь пройдет. Оглянуться не успеешь…
После ухода Сметанкина Алексей Потапыч перекладывает пакет из ящика в карман и деловой походкой идет домой.
Анастасия Петровна никогда не пересчитывает содержимое пакета: в нем всегда одна и та же сумма — пять тысяч. Сметанкин за три года не подвел ни разу. Все основано на полном доверии.
Пять тысяч — это премия от Сметанкина и от кондитера Хорькова за невмешательство в их дела.
…Картошка готова. Алексей Потапыч опрокидывает еще одну стопку и вооружается вилкой. Но не тут-то было. К нему с виноватой улыбкой на широком, красном лице подходит мужчина лет сорока и сладчайшим голосом произносит:
— Приятного аппетита, Алексей Потапыч. Хлеб да соль.
— Едим, да свой. Рано ты, братец, позаботился.
— Как бы не упустить…
— Раз сказал — значит, сказал.
— А я к вам с просьбицей… Рассрочечку бы.
— Никаких рассрочек. Сразу и полностью.
— Где же и соберу?
— Это не мое дело. Не соберешь— другого найду. Свято место не будет пусто.
— Это ваше последнее слово?
— Как сказал…
Пять дней назад гардеробщик ресторана Иван Савельевич в одночасье отдал душу богу. Все эти дни в раздевалке временно работал гардеробщик из парикмахерской, находящейся в другом крыле гостиницы, отставной интендант Прохоров. Но как только он заговорил а постоянной работе, Алексей Потапыч уточнил условия:
— Восемь тысяч единовременно и зимой тысячу ежеквартально. В летнее время — половина.
В зал вошла старшая официантка, и Алексей Потапыч начальствующе продолжает:
— Принесите еще две рекомендации, справку с места жительства. И чтобы на работе ни-ни… У меня быть как стеклышко… Легкий запашок — и, будьте ласковы, получите расчет. И чтобы с клиентом вежливо… Анюта, подогрей картошку, совсем остыла… Иди, товарищ Прохоров, иди… Как оформишься, так и начинай, действуй…
Съесть любимое блюдо не пришлось. Появился шеф-повар Сметанкин и многозначительно произнес:
— Христофоров к телефону требует. Немедля.
Алексей Потапыч побледнел, сжался, насколько позволяло его шестипудовое тело.
— Чего ему?
— Не сказал…
Алексей Потапыч в суматохе наступил своему любимцу на лапу. Тот рявкнул.
— Вертишься на ходу! — крикнул директор «Сети» и помчался к телефону, пнув по дороге стул.
Он осторожно, словно это была змея, взял лежавшую на столе трубку и сразу услышал голос Юрия Андреевича:
— Где ты ходишь? Опять, наверное, едой развлекался? Смотри, лопнешь… В пять часов соберемся у тебя, как всегда в третьем.
— Третий занят. Художники заказали. У них сегодня юбилей Ненашева.
— Меня твои маляры не интересуют. Пересади их в пятый. А в третьем прикажи накрыть. Скажи официантам, Стряпков, мол, мальчишник устраивает. Жениться опять собрался…
ГЛАВА ПЯТАЯ,
объясняющая, что такое «Тонап»
Три года назад в душный июльский день тогдашнего секретаря Краюхинского горисполкома Фролова посетила гениальная мысль. К вечеру эта мысль была реализована — секретарю принесли из типографии изготовленную по его заказу табличку: «Тише! Идет заседание!» Табличка понравилась, тираж немедленно довели до трех экземпляров.
На другой день состоялась проба. Табличку повесили на дверях зала заседаний. Обычно каждый входящий в исполком считал своим долгом приоткрыть дверь и просунуть в щель голову. Некоторые чересчур любопытные граждане даже входили в зал. Когда зал был пуст, эти заглядывания раздражали постового милиционера, так как дверь немилосердно скрипела. Скрип у нее был особенный: на первых поворотах петель она издавала тонкий писк, затем шел легкий хрип, переходящий в низкие, басовые звуки. Заканчивалась рулада чем-то похожим на всхлипывание. Чем только петли не смазывали: машинным маслом, колесной мазью, льняным маслом и даже сливочным. После сливочного дверь дня три отдыхала, затем принялась за старое с еще большей музыкальной выразительностью.
Представьте, что испытывали члены президиума исполкома на заседаниях? А ораторы? При каждом открывании дверей все повертывали голову — интересовались, кто вошел. Опытный оратор делал паузу, а неопытный сбивался со взятого тона и говорил не то, что хотелось председателю.
Как только табличка «Тише! Идет заседание!» появилась на двери, ее открывал только пожарник, проверявший состояние противопожарной охраны.
Фролова поздравили с успехом. А он, поняв магическую силу таблички, второй экземпляр повесил на дверях своего кабинета. Даже посетители, ранее не слушавшие технического секретаря и входившие к Фролову запросто, останавливались перед его дверью как вкопанные.
Третий, самый хороший экземпляр Фролов повесил на дверях кабинета председателя, и тот наконец получил возможность сосредоточить свое внимание на общегородских проблемах, а не разбрасываться по индивидуальным нуждам.
Нововведение с невероятной быстротой распространилось по многим городским учреждениям и немало способствовало укреплению дисциплины среди посетителей.
Месяца черев два Фролов, посетив радиостудию, приятно изумился: и здесь его, правда несколько измененная, табличка нашла достойное применение. Над дверью радиостудии висело красное световое объявление: «Тише! Идет передача!»
Фролов вспомнил, что нечто похожее он видел у дверцей рентгеновского кабинета. Короче говоря, в ход пустили электротехнику, и у кабинета секретаря исполкома вскоре заполыхало красно-зеленое, как светофор, предупреждение: «Тише! Идет заседание. Не входить!» Посетители были нокаутированы окончательно.
Развитие гениальной мысли Фролова и ее дальнейшее техническое усовершенствование самым безжалостным образом приостановил второй секретарь обкома партии Осокин. Секретарь рассказал о технической новинке на пленуме обкома и выразил сожаление, что такой талантливый рационализатор напрасно пропадает в канцелярии. Происходившая вскоре сессия исполкома поддержала Осокина и предложила Фролову перейти на новый пост — заведовать мастерской по ремонту электроприборов.
Сейчас в горисполкоме секретарствует Петр Иванович Завивалов, но изобретение Фролова, полностью ликвидированное в исполкоме, кое-где еще живет.
* * *Единственным учреждением, где рационализаторская мысль Фролова не нашла отклика, был «Тонап».
Кстати, не пора ли рассказать, что скрывается за этими пятью буквами?
«Тонап» — это товарищество на паях. Сокращение да и само название придумал Кузьма Егорович Стряпков. О существований товарищества знают только его члены. Оно нигде не зарегистрировано, у него нет ни углового штампа, ни круглой печати, ни постоянного местонахождения. Но оно существует. Это плод кипучей, неукротимой энергии Юрия Андреевича Христофорова.
Попробуем проникнуть на очередное заседание «Тонапа», проходящее и на этот раз в отдельном кабинете № 3 ресторана «Сеть».
Заседание еще не началось. Давайте познакомимся с обстановкой.
Юрий Андреевич с подчиненными вел себя строго и пьяных на работе не терпел. Еще строже он относился к соратникам по «Тонапу». Никто не имел права выпить и рюмки до окончания деловой части заседания. Разрешалось употреблять лишь почти не уступавшую нарзану местную, краюхинскую минеральную воду.
