Дитрих Киттнер - Когда-то был человеком
Атмосфера в зале была сердечной, студенты – народ легко воспламеняющийся, и мы согрелись не только телом, но и душой. Было уже далеко за полночь, но сна у всех нас, как говорится, не было ни в одном глазу. Как обычно, после представления планировалась дискуссия.
«Есть у кого-нибудь вопросы, замечания? Может быть, что-то неясно?» – крикнул я в битком набитый зал.
В ответ – молчание. Это было странно: за последние 15 лет за программой всегда следовали горячие дебаты в лучших студенческих традициях.
Но я не отступал. Зная, что тот, кто задает вопросы первым, всегда робеет, я, чтобы облегчить ему задачу, высказал несколько положений, которые, по моему расчету, должны были спровоцировать дебаты. Ничего не вышло. В такой ситуации и три минуты тянутся страшно долго. Все молчали, но никто не уходил. Полная тишина, ни покашливаний, ни ерзанья на стуле. Все было, как во сне.
Наконец один из сидевших в зале поднялся с места: «Киттнер, ты что, не знаешь, чего от нас требуешь? Мы ведь живем в земле Баден-Вюртемберг, каждый из присутствующих здесь собирается стать учителем, а ты хочешь, чтобы мы открыто высказывали свои политические убеждения».
Гром аплодисментов. Дискуссия закончена. После этой речи все стало на свои места. На участке планеты под названием ФРГ температура упала не только за окном. Я тогда понял, что, когда мы во время нашей программы в особо острых местах, а также по окончании сцены на мгновение выключаем свет, мы не только подчеркиваем значимость сказанного, но и оказываем нашей публике в известном смысле дополнительную услугу: ведь в темноте лучше аплодировать, во всяком случае, безопаснее.
КАК ОДНАЖДЫ ГОСПОДА ИЗ РАТУШИ ХОТЕЛИ ЗАЩИТИТЬ КОНСТИТУЦИЮ
Помню, однажды в Вуппертале с большой помпой проходил фестиваль под лаконичным названием URBS [24]. Во время его проведения предполагалось продемонстрировать культурные достижения индустриального города в условиях капиталистического общества конца 60-х годов. Устроители его оказались людьми, не боящимися дискуссий. Участники имели возможность и продемонстрировать таланты, и высказать свое мнение. Пригласили и меня.
Мое выступление проходило в палатке, которая была разбита прямо перед ратушей. Выступать в па латке непросто, поскольку уличный шум, легко проникая сквозь материю, создает раздражающий звуковой фон. Поэтому нужно здорово постараться, если хочешь задеть людей за живое. Однако в этот раз все проходило на редкость хорошо: публику удалось расшевелить, и, когда я рискнул в тех местах, где нужно было говорить очень тихо, не форсировать голос, возникла та самая напряженная тишина, при которой как говорится, слышно было, как пролетает муха. Не последнюю роль при этом играла отлично отлаженная техника.
Звуки, проникая, разумеется, за стены палатки, достигли и зала ратуши, где как раз в это время заседала фракция ХДС. Судя по всему, мой голос был настолько хорошо слышен, что у господ возникло ощущение, что обращаются непосредственно к ним, и представители народа спустились вниз!
Произошло нечто совсем непривычное в истории моего кабаре: фракция ХДС в полном составе смешалась с публикой. Я сразу же это почувствовал. Господа начали вытворять то, что на их собственном жаргоне, когда речь заходит об их политических противниках, именуется «беспорядками»: они протискивались вперед, яростно расталкивая плотно сомкнутые ряды, они свистели, улюлюкали, горланили кабацкие песни, вставляли реплики. Один из господ продемонстрировал известное мастерство, громко и художественно рыгая.
Не скрывая насмешки, я призвал парламентариев не вести себя, как переростки из ССНС, на что последовал лаконичный ответ: они-де должны защитить конституцию от вредных влияний.
В подобных случаях я всегда люблю точность.
«Каких именно влияний?»
«Ясно каких, ваших!»
Тогда я начал цитировать по памяти: «"Земля и её недра, полезные ископаемые и средства производства… могут с целью обобществления быть объявлены всеобщим достоянием, или может иметь место иная форма совместного пользования ими". Это то самое, от чего вы хотите защитить конституцию?»
В палатке стало очень тихо. Несколько подавленных смешков. Многие помнили текст.
Ответ не замедлил: «Да, именно эти настроения необходимо душить в зародыше». Взрыв смеха несколько поубавил самоуверенности у господ из ХДС.
Теперь разделаться с ними ничего не стоило. «Считаете ли вы так же, как и я, что людей, выступающих против конституции или отдельных ее положений, можно назвать в полном смысле слова врагами конституции"?»
«Разумеется».
Взрыв хохота, буря аплодисментов.
Когда я просветил политиков, явившихся защищать конституцию, что то, против чего они так яростно ополчились, является слегка сокращенной статьей 15 Основного закона ФРГ, они, к моему удивлению, даже не смутились: «В нашей конституции нет такой статьи!» Безапелляционно. В испытанной манере парламентариев: сначала все отрицать.
Ставилось под сомнение и наличие статьи 26, предусматривающей наказание тем, кто будет уличен в подготовке к наступательной войне. Тут они не были совсем уж неправы, так как до сих пор практически не выработаны и не применяются к виновным в подобных действиях какие-либо меры наказания, как того требует конституция. Во всяком случае, ни создатели, ни покупатели танка «леопард» (а в основном танками именно этой модели оснащен бундесвер) не отсиживают срока в какой-нибудь богом забытой тюрьме ФРГ. При этом уместно будет вспомнить, что правительство ФРГ в течение многих лет отказывало Саудовской Аравии в поставках именно «леопарда», обосновывая свой отказ тем, что это для обороны совершенно непригодное, чисто наступательное оружие, представляющее, таким образом, угрозу для других государств региона. Но рассматривать подобное признание как первый шаг на пути к исправлению – это значило бы требовать от федерального правительства слишком многого. К тому же почти все камеры наших тюрем забиты участниками мирных демонстраций, которые так яростно требуют разоружиться, что их действия можно подогнать под статью, предусматривающую наказание «за принуждение». Позанимав в тюрьмах все места, они мешают тем самым творить правосудие над другими нарушителями. Если посмотреть на дело с этой точки зрения, то статья 26 конституции окажется не более чем макулатурой и ее в самом деле можно считать не существующей.
Я тогда постоянно возил с собой вместе с реквизитом текст конституции. Но даже когда я показал господам из ратуши напечатанные черным по белому обе статьи, они только слегка смутились, но не отступили от своих позиций: «Это устаревший текст»!
А ведь именно это место в конституции является важнейшей гарантией того, что у нас есть будущее. Но подобным господам до будущего нет никакого дела!
КАК Я ПРОСВЕТИЛ МОЛОДЫХ ЛЮДЕЙ, НЕ СКАЗАВ НИ ЕДИНОГО СЛОВА
Городские власти промышленного Эсслингена (Швабия) решили: необходимо что-то предпринять, чтобы подогреть интерес молодых избирателей к предстоящим выборам. Отцы города сообразили, что при осуществлении такого похвального намерения политическое кабаре может оказаться совсем не лишним, и я получил приглашение выступить. «В заключение (это устроитель вечера велел напечатать на плакате, извещавшем о выступлении Киттнера) – дискуссия при участии всех партий, представленных на выборах». Значит, один кандидат от коммунистов тоже имел право высказаться.
Я с удовольствием отметил это обстоятельство, которое в ФРГ отнюдь не является делом само собой разумеющимся, как, возможно, представляется некоторым моим наивным современникам. Обычно коммунисты на такие мероприятия не допускаются. Чаще всего дискутируют, как это в таких случаях говорится, «партии, представленные в парламенте». Между собой. Это удобно. Все носит семейный характер, и покой гарантирован.
Но в Эсслингене демократия котировалась высоко, и затея обещала много интересного.
В этот раз я готовился к выступлению особенно тщательно: ведь для кабаретиста очень важно проверить на публике, не затупилось ли острие его сатиры, а на этот раз объекты, на которые оно было направлено, сидели в зале.
За два дня до мероприятия – я был в турне в каких-нибудь 60 километрах от Эсслингена – меня вдруг настиг в гостинице звонок какого-то господина из муниципалитета: «Господин Киттнер, я лично очень огорчён, но мы вынуждены отказаться от вашего выступления, но гонорар вам, разумеется, будет выплачен».
Отцы города струхнули. Но позволить им вытирать об меня ноги… Я заявил протест, не грубо, но твердо, не помогло. Даже мое замечание, что по договору в имеет право не только на гонорар, но и на выступление, не произвело никакого впечатления. «Мы просим извинить нас, господин Киттнер, но мы вынуждены остаться при нашем решении». Знаменитый швабский либерализм.
