Леонид Богданов - Телеграмма из Москвы
-- Товарищи! Новая эра! Жизнь забьет ключем! -- уговаривал Столбышев, напирая животом на толпу и краснея от натуги.
-- А эту новую эру видел? -- закричала какая-то баба и сунула ему под самый нос огромную фигу. Столбышев инстинктивно отпрянул от изображения новой эры назад, потерял равновесие, его опрокинули, а за ним и весь партийный заслон был повержен в прах.
Бог его знает, чем бы окончилась вся эта катавасия, если бы в дело не вмешался обыкновенный дурак, который по старой дурацкой традиции призван появляться в самые тяжелые моменты жизни и спасать сотни умных. Орешниковский потомок былинного Иванушки -- Степа гнал, навстречу прорвавшейся толпе беглецов, большое стадо коров и запрудил ими всю улицу. Толпа остановилась в нерешительности. Если бы это были коровы колхозные, то, конечно, их бы разогнали чем попало, и дорога бы расчистилась. Но это были собственные, индивидуальные коровы колхозников и разгонять их ударами и пинками было не положено. Кроме того, вид частной собственности смягчает нрав человека. г
-- Манька, гляди... наша "Красавичка" идет! -- с умилением заметила какая-то женщина.
-- А вот и наша "Серенькая"!..
Коровье наступление продолжалось. Животные шли безостановочно, позвякивая колокольчиками и с тупым видом работая челюстями
-- Разойдись по домам! -- закричал Степа-дурачек. -- Разойдись! Ты куда корову тащишь?!
-- Так это же моя коровка!
-- Твоя будет, когда домой придет, а пока в стаде -- она моя! -резонно ответил Степа. -- Разойдись! На улице коров не выдаю! А ты чего, дубина, лежишь-то? -- ласково обратился он к лежащему ниц Столбышеву. -"Вставай, проклятьем заклейменный", -- неожиданно громко запел Степа, явно доказывая этим, что у него в голове не все в порядке.
-------
ГЛАВА IV. ДАДИМ СТРАНЕ ПОЛНОКРОВНОГО ВОРОБЬЯ!
После того, как Степа-дурачек остановил паническое бегство орешан, они несколько опомнились, пришли в себя и, смешавшись с методически наступающим стадом, пошли в коровьем темпе туда, куда повели их коровы Коровы же, естественно, пошли по домам. А дома работы всегда хватает. Коровы недоеные смотрят на хозяев с недоумением, мычат: -- чего, мол, не доишь? Воды принести надо, детишки голодные; впопыхах, как на пожар, собрали вещички для бегства. -- Что? Где? Куда девалось?
Так и провозились до темноты, забыв о причинах паники. Уже в темноте собрались орешане на завалинках и стали анализировать прошедшие события.
-- И чего только бабы не натворят? -- сокрушался дед Евсигней, громкими ударами хлопая себя по затылку. Это был не обряд самобичевания, а просто дед бил назойливых комаров. -- Да разве же можно верить бабам? -- продолжал он, -- подумать только, какую панику учинили!.. А с чего, спрашивается? Вот в газетке пишется: "Дадим стране полнокровного воробья". Ну, что же с этого? Коли надо, так дадим!
-- Новая эра, знать, наступает, как пишет газетка, коли уж за воробья принялись, -- вставил Мирон Сечкин.
-- А, может и новая! -- согласился дед. -- В Москве виднее, Москва ближе стоит до Бога! А мы будем воробушек потихоньку ловить, да поставлять, лишь бы нас не трогали... Вот и все мое разумение... Воробья бери, а корову не трожь!
И все были с суждением деда согласны и везде на каждой завалинке рассуждали так же. Может быть, в другое время задание ловить воробьев вызвало бы смех у орешан. Весьма возможно, что передовая из "Орешниковской правды" в другой обстановке породила бы недоумение, ибо в ней черным по белому было написано, что наступает новая эра, в которой воробей сыграет роль самого полезного существа. Но сейчас, после всех паник и треволнений, орешане были рады, что их не трогают, а остальное им было все равно. Новая эра? -- Пусть будет новая эра! Ловить воробьев? -- Пусть будет по-вашему! Они были готовы на все. Вопрос: всегда ли?
Утром, когда страх исчез совсем, пыл ловить воробьев улегся. Колхозные бригадиры, мотаясь по деревне как каторжники, уже не смогли найти ни одного человека, имеющего время для выполнения правительственного задания. И когда бригадир, пытаясь усовестить отказывающегося, напоминал ему, как он еще вечером обещал наловить целую тьму пернатых, тот невозмутимо пожимал плечами и в лучшем случае говорил: -- "Еще успеем!" Или чаще всего отказывался, как апостол Петр: "Я? Я? Обещал наловить сколько хочешь? Да то же не я был, а Григорий Хоромин!"
А Григорий Хоромин в свою очередь удивленно пучил глаза на бригадира: "Да что ты пьян вчера был, что ли? Как я мог обещать наловить воробьев, если у меня угол избы покосился и его как раз сегодня починять собирался? Ищи у кого делов нет, а я сегодня занятой!"
К обеду бригадиры, добегавшись до одурения по деревне и наругавшись до хрипоты с колхозниками, разбрелись по домам, не нарядив ни одного человека на ловлю.
Не чувствуя никаких притеснений и гонений, не имея повода к осознанию своей государственной ценности, воробьи вели себя так же беспечно, как это повелось у них со времен заселения ими Орешников. Они купались в уличной пыли, воровали у кур корм, дрались и совершали лихие налеты на кучи конского навоза. В обеденное время они собрались по обыкновению на излюбленном месте, на крыше райкома. Помитинговав немного, они стаей с фырканьем понеслись на поле поспевающей пшеницы и занялись расхищением социалистической собственности. Обожравшись государственного зерна, один воробей, видимо из озорства, сел на подоконник столбышевского окна и заглянул во внутрь дома. Столбышев, который только что проснулся и, лежа на кровати, мысленно подсчитывал, сколько воробьев уже должно быть поймано и на сколько процентов план воробьепоставок мог быть перевыполнен, с удивлением произнес:
-- А тебя еще не поймали? Счастливчик!
Воробей чирикнул и улетел, даже и не подумав о печальной перспективе. Легкомысленная все-таки птица!
Часикам этак к двум пополудни Столбышев бодро зашел в свой райкомовский кабинет и потребовал сводки колхозов по выполнению воробьепоставок. Во всех представленных ему технической секретаршей официальных цидулях значились довольно низкие цифры выполнения плана. Столбышев поскреб затылок, заглянул в календарь и, решив, что времени для досрочного выполнения воробьепоставок еще достаточно, принялся за просмотр свежего номера "Орешниковской правды". Газета в самых оптимистических тонах извещала о воодушевлении колхозных масс, вызванном мудрым решением партии и правительства "поднять воробья на должную высоту". Далее в газете писалось "О замечательном патриотическом движении по перевыполнению плана воробьепоставок". Правда, имен "двигателей" в статье не указывалось, а просто говорилось: "В большинстве колхозов Орешниковского района развернулось социалистическое соревнование за досрочное выполнение и перевыполнение мудрого задания партии и правительства по воробьепоставкам. Почин передовиков-воробьеловов был подхвачен лучшими колхозниками..." и так далее, и так далее.
Не задумываясь о том, откуда могли уже появиться "передовики-воробьеловы", Столбышев подчеркнул статью красным карандашом и размашисто написал: "Правильно. Столбышев". Оставшись газетой доволен, Столбышев посмотрел на часы и приказал технической секретарше созвать актив районной организации КПСС на совещание. Еще перед началом совещания Столбышев через окно кабинета заметил нечто, что наполнило его грудь тихой радостью и уверенностью в успехе дела: через площадь имени Ленина шел, и весьма нетвердой походкой, Пупин, заведующий райконторой заготзерно. Два воробья, сидевшие до этого смирно на памятнике Ленина, один -- на лысине у гипсового Ильича, другой -- на указательном пальце вытянутой вперед правой руки, при виде приближающегося Пупина с панической поспешностью улетели.
"Ага! -- с радостью решил Столбышев. -- Замечательное движение началось!" И он не ошибся. Замечательное движение началось часа полтора до этого и окончилось перед самой темнотой. Возглавлял его Юра Корольков, двенадцатилетний орешанин, славившийся в деревне, кроме всех своих проделок, еще исключительной точностью стрельбы из рогатки. В движении принимали участие все орешниковские мальчишки в возрасте от четырех лет и старше. Даже дед Евсигней и тот запустил камнем в воробья и был очень опечален тем, что промазал.
-- Камнем, конечно, его не подшибешь. Другое дело -- рогатка, -оправдывался он. -- Гляди, как Юрка сшибает... О!.. Есть, паразит!
Тем временем совещание началось. На повестке дня стоял вопрос принципиального значения: каковы залежи воробьев в орешниковском районе? Вопрос труднорешимый, так как в районе было взято все на учет, "а воробья-то и проглядели!" -- упрекал Столбышев активистов таким тоном, будто он им уже несколько лет твердил об этом, а они не выполнили его указаний.
Пока на совещании шли теоретические подсчеты, практические "залежи воробья" шли на убыль. Пернатые метались в поисках спасения, но везде их настигали меткие камни из рогаток орешниковских ребят. Такого "Варфоломеевского дня" не помнили даже старые и видевшие все виды воробьи. Каково же было еще необстрелянной молодежи, не побывавшей в лапах кота и не хлебнувшей ни одной из обширных разновидностей воробьиного горюшка? Они то, эти самые ценные представители рода, гибли по своей неопытности, чем и приводили в ужас общипанных, с рубцами на теле, стреляных воробьев, опасавшихся за ценность будущих поколений.
