Юрий Прокопенко - Встреча с пришельцем (сборник)
— Но все, а только то, что превышают дозволенную скорость, — блеснул эрудицией Удочкин.
— Может, «скорую помощь» вызвать? — предложил Криницын.
— Наверняка уже кто-то вызнал, — сказал Бабуля.
— Бедный парень, копил, копил деньги на этот проклятый мотоцикл, — задумчиво произнес Козодуб.
— А может, ого премировали мотоциклом за хорошие показатели, высказал предположение Плевко.
— Премии лучше брать наличными, — изрек Бабуля.
Подкатила «скорая помощь». Из нее на ходу выпрыгнули санитары с носилками.
— Интересно, выживет или не выживет? — печальным голосом произнес Плевко.
Через несколько минут «скорая» уехала, и мы расселись по своим местам. Удочкин позвонил супруге:
— Знаешь, дорогая, мы тут такое видели… Мотоциклист разбился! Насмерть!.. Конечно, очень жаль… Вот я и говорю, что это другим наука, пусть не носятся с такой идиотской скоростью…
— А вдруг выживет? — оптимистически изрек Криницын. — Сейчас медицина чудеса делает. Мой дядя рассказывал, что его знакомый тоже вот так разбился. По полежал три-четыре месяца в гипсе и снова сел за руль.
— Разве вы забыли, что мы живем в век реанимации? Мертвых на ноги ставит! Запросто! — напомнил Козодуб.
После обеденного перерыва Криницын внес предложение собрать деньги на телеграмму сочувствия, которую наша группа непременно должна направить по месту работы или учебы мотоциклиста.
— А у меня после обеда только двадцать копеек осталось, — предупредил Бабуля.
— Мы вот тут болтаем, а его, может, уже давно в живых нет, — грустно заметил Плевко.
— Сейчас позвоню в больницу, — схватился за телефонную трубку Удочкин. — Алло, больница?.. К вам сегодня мотоциклиста привезли?.. Что, что? Уже нет?..
— Я же говорил, авария — это не шутка, — сказал Плевко.
— Еще бы! Такая сила удара! — добавил Козодуб.
— Выписался из больницы, — разочарованно произнес Удочкин, кладя трубку. — Говорят, отделался только испугом.
— Вот так всегда. Ты за них целый день волнуешься, а они лишь испугом отделываются. Тьфу! — в сердцах сплюнул Козодуб.
— А может, хоть руку сломал? — с надеждой спросил Козодуб.
— Не-е-ет, с переломом не выпустили бы, — ответил Плевко.
— Видали?! — покачал недовольно головой Бабуля. — Целый рабочий день испортили. И совершенно напрасно!..
Стимул
Эта весть быстро облетела все учреждение — в воскресенье поездка на природу. Программа большая и интересная: игры, танцы. Играет объединенный духовой оркестр подшефного совхоза. Поет квартет «Четыре Жоры» из областной филармонии. Работают буфет и медпункт.
— Ну и весело же будет! — мечтательно произнес старший научный сотрудник Музалев.
— Я с собой кое-кого из родственников прихвачу! — воскликнул младший научный сотрудник Животюк.
— А я кое-кого из соседей! — подмигнул ему лаборант Капля.
— Должен вас огорчить, — сказал старший группы Борискин, — соседей и родственников придется оставить дома. Более того, некоторым из нас тоже придется остаться. Выделяются всего три автобуса. Так что из нашего отдела смогут поехать не более трех-четырех человек.
Наступила тишина, которую нарушил заместитель старшего группы Прут:
— Давайте кинем жребий!
— Ну, это уж совсем по-детски! — возмутился Капля. — Мне в лотереях никогда не везло.
— Правильно, нужно солиднее решать такие дела, — поддержал его Музалев. — На гулянье должны ехать самые достойные.
— Двумя руками «за», — согласился Животюк. И, краснея, добавил: — Возможно, это нескромно, но, если учесть мои производственные успехи…
— А почему только производственные? Все надо учитывать: добросовестность, дисциплинированность, степень участия в общественной жизни, — сказал Прут.
— А это уж совсем нечестно! Надо было раньше предупреждать, — обиженно произнес Капля. — Знал бы я, например, раньше, что от этого столько зависит, вчера бы на работу не опоздал.
— Давайте договоримся так, — рассудительно сказал Борискин. — Поедет тот, у кого на этой неделе будут лучшие показатели…
На следующее утро Капля явился на работу аж на пять с половиной минут раньше и полил четыре из восьми кактусов. Прут стал делать генеральную чистку в своем рабочем столе. Животюк торжественно объявил, что сокращает свои неслужебные телефонные разговоры на шестьдесят четыре процента. А Музалев поклялся не рассказывать ни одного старого анекдота, что, по подсчетам Капли, в целом по отделу сэкономит ежедневно час и сорок шесть минут рабочего времени.
Старший группы Борискин часами просиживал над списком сотрудников отдела, ломая голову: кого же вычеркнуть?
— Может, кто-то добровольно откажется? — спрашивал он.
Но все делали вид, что не слышат его вопроса.
— Наверное, придется вычеркнуть Животюка и Каплю, — наконец сказал он. — Животюк самый молодой, у него все еще впереди. А Капля… Учитывая его прежние грехи…
— Я вам справку принесу от врача, что мне жизненно необходим свежий воздух! — вскочил Капля.
А обиженный Животюк отвернулся к стене и сидел так до тех пор, пока Борискин по восстановил его фамилию в списке.
— Очевидно, придется себя вычеркнуть, — сказал Борискин тоном человека, который отважился на первый в жизни парашютный прыжок.
— Скромность украшает руководителя, — поддержал его Музалев.
— Мы вам потом обо всем расскажем, — пообещал Прут.
Когда через двадцать минут Борискин вернулся в отдел, лицо его сияло от радости.
— Ура, коллеги! — крикнул он. — Никого вычеркивать не надо. Местком договорился еще о трех автобусах. Так что все могут ехать!
— Вот так всегда! — вздохнул Музалев. — Стараешься изо всех сил, а оказывается — зря.
— Не поеду я, наверное, — буркнул Животюк. — Лучше футбол по телевизору посмотрю.
— Нет, товарищи, — возразил Борискин, — ехать нужно. Местком за транспорт заплатил…
— У воды прохладно, — заметил Капля. — Я могу справку принести, что мне простужаться нельзя. А вот Животюк мог бы и поехать. Подумаешь — футбол!
Животюк обиженно отвернулся к стене и сидел так до тех пор, пока Прут не сказал Борискину:
— Вот вы и поезжайте как представитель нашего отдела. А нам потом обо всем расскажете…
Почему молчит телефон?
Я сижу у телефона и жду: вот-вот раздастся звонок и меня пригласят на встречу Нового года. Я уже бутылку шампанского приготовил и торт «Динамо». Кто первый пригласит, к тому и пойду. Надеюсь, первыми позвонят все-таки Тереховские. Не могут не позвонить. Две недели назад я у них обедал. Впечатление произвел колоссальное. Хозяева были просто потрясены. От моих комплиментов Сергей Петрович все время краснея. А Раиса Федоровна до слез расстроилась. Ведь, наверное, за всю свою жизнь эти гостеприимные люди не слышали столько приятного, сколько я им в тот вечер наговорил.
Начал, конечно, с сына — гордости семейства.
— Ну и умница ты, Андрейчик! — погладил его по головке. — И в кого ты такой удался? Папа вон и двух слов связать не может. А о маме и говорить нечего — даже элементарной буквы «к» не выговаривает. Слышишь — вместо «кухня» говорит «ухни».
Андрей расцвел.
— А красавец ты какой! — продолжал я. — Просто не верится, что у таких родителей мог родиться такой красивый ребенок. Посмотри на своего папу. Им же детей пугать можно. В фильме ужасов он мог бы без всякого грима сыграть роль монстра. О маме я уж не говорю. Если бы твой отец ее не осчастливил, сидеть бы ей вечно в девках…
Понятно, прийти в гости и не сказать пару комплиментов хозяйке — значит продемонстрировать свою бестактность. Прежде всего я похвалил ее прическу:
— Вы, наверное, имеете очень квалифицированного парикмахера? — начал я издалека. — Ведь сделать такую приличную завивку на таких реденьких волосиках, как у вас, это настоящее искусство.
Раиса Федоровна покрылась румянцем.
— Вы самая счастливая женщина в городе. Хороший портной в наше время — величайшая редкость. А в том, что вам удалось пошить свое платье у хорошего закройщика, я не сомневаюсь. Шить на такую фигуру, как ваша… Только виртуоз мог согласиться.
Раиса Федоровна так сконфузилась, что вышла из комнаты.
Чтобы хозяин дома не считал меня, извините, хамом, я решил и ему сказать пару приятных слов. Прежде всего отметил его авторитет в семье:
— Кто бы мог подумать, что ты, единственный, кого у нас в конторе никто всерьез не принимает, тут, в семье, смог-таки поставить себя.
Он пожал плечами.
— Откровенно говоря, — продолжал я, — зная твою бесхарактерность, представлял, что сын у тебя на голове сидит, а жена из тебя веревки вьет. А ты ничего, молодец!
