Неизвестен Автор - Вольное слово народа
Однажды Потемкин, недовольный запорожцами, сказал одному из них: - Знаете ли вы, хохлачи, что у меня в Николаеве строиться такая колокольня, что как станут на ней звонить, так в Сечи будет слышно? - То не диво,- отвечает запорожец,- у нас в Запорозцине е такме кобзары, що як заиграють, то аже у Петербурги эатанцують.
Князь Потемкин во время очаковского похода влюблен был в графиню. Добившись свидания и находясь с нею в ставке, он вдруг дернул за звонок, и пушки кругом всего лагеря загремели. Муж графини, человек острый и безнравственный, узнав о причине пальбы, сказал, пожимая плечами: "Экое кири куку!"
На Потемкина часто находила хандра. Он по целым суткам сидел один, никого к себе не пуская, в совершенном бездействии. Однажды, когда он был в таком состоянии, накопилось множество бумаг, требовавших немедленного разрешения; но никто не смел к нему войти с докладом. Молодой чиновник по имени Петушков, подслушав толки, вызвался представить нужные бумаги князю для подписи. Ему поручили их с охотою и с нетерпением ожидали, что из этого будет. Потемкин сидел в халате, босой, нечесаный, грызя ногти в задумчивости. Петушков смело объяснил ему, в чем дело, и положил перед ним бумаги. Потемкин молча взял перо и подписал их одну за другою. Петушков поклонился и вышел в переднюю с торжествующим лицом: "Подписал!.." Все к нему кинулись, глядят: все бумаги в самом деле подписаны. Петушкова поздравляют: "Молодец, нечего сказать". Но кто-то всматривается в подпись - и что же? На всех бумагах вместо: князь Потемкин подписано: Петушков, Петушков, ПетушковЄ
У Потемкина был племянник Давыдов, на которого Екатерина не обращала никакого внимания. Потемкину это казалось обидным, и он решил упрекнуть императрицу, сказав, что она ему не только никогда не дает никаких поручений, но и не говорит с ним. Она отвечала, что Давыдов так глуп, что, конечно, перепутает всякое поручение. Вскоре после этого разговора императрица, проходя с Потемкиным через комнату, где между прочим вертелся Давыдов, обратилась к нему: - Пойдите посмотрите, пожалуйста, что делает барометр. Давыдов с поспешностью направился в комнату, где висел барометр, и, возвратившись оттуда, доложил: - Висит, ваше величество. Императрица, улыбнувшись, сказала Потемкину: - Вот видите, что я не ошибаюсь.
Когда Пугачев сидел на Меновом дворе, праздные москвичи между обедом и вечером заезжали на него поглядеть, подхватить какоенибудь от него слово, которое спешили потом развозить по городу. Однажды сидел он задумавшись. Посетители молча окружили его, ожидая, чтоб он заговорил. Пугачев сказал: "Известно по преданиям, что Петр I во время Персидского похода, услыша, что могила Стеньки Разина находилась невдалеке, нарочно к ней поехал и велел разметать курган, дабы увидеть хоть его костиЄ" Всем известно, что Разин был четвертован и сожжен в Москве. Тем не менее сказка замечательная, особенно в устах Пугачева. В другой раз некто, симбирский дворянин, бежавший от него, приехал на него посмотреть и, видя его крепко привинченного на цепи, стал осыпать его укоризнами. Дворянин был очень дурен лицом, к тому же и без носу. Пугачев, на него посмотрев, сказал: "Правда, много перевешал я вашей братии, но такой гнусной образины, признаюсь, не видывал".
В 1770 году, по случаю победы, одержанной нашим флотом над турецким при Чесме, митрополит Платон произнес в Петропавловском соборе в присутствии императрицы и всего двора речь, замечательную по силе и глубине мыслей. Когда вития, к изумлению слушателей, неожиданно сошел с амвона к гробнице Петра Великого и, коснувшись ее, воскликнул: "Восстань теперь, великий монарх, отечества нашего отец! Восстань теперь и воззри на любезное изобретение свое!", то среди общих слез и восторга Разумовский вызвал улыбку окружающих его, сказав им потихоньку: "Чего вин его кличе? Як встане, всем нам достанется".
Князь Цицианов, известный поэзиею рассказов, говорил,что в деревне его одна крестьянка, разрешилась от долгого бремени семилетним мальчиком, и первое слово его, в час рождения, было: "Дай мне водки!"
Зимою Павел выехал из дворца на санках прокатиться. Дорогой он заметил офицера, который был столько навеселе, что шел, покачиваясь. Император велел своему кучеру остановиться и подозвал к себе офицера. - Вы, господин офицер, пьяны,- грозно сказал государь,становитесь на запятки моих саней. Офицер едет на запятках за царем ни жив ни мертв. От страха у него и хмель пропал. Едут они. Завидя в стороне нищего, протягивающего к прохожим руку, офицер вдруг закричал государеву кучеру: - Остановись! Павел, с удивлением, оглянулся назад. Кучер остановил лошадь. Офицер встал с запяток, подошел к нищему, полез в свой карман и, вынув какую-то монету, подал милостыню. Потом он возвратился и встал опять на запятки за государем. Это понравилось Павлу. - Господин офицер,- спросил он,- какой ваш чин? - Штабс-капитан, государь. - Неправда, сударь, капитан. - Капитан, ваше величество,- отвечает офицер. Поворотив на другую улицу, император опять спрашивает: - Господин офицер, какой ваш чин? - Капитан, ваше величество. - А нет, неправда, майор. - Майор, ваше величество. На возвратном пути Павел опять спрашивает: - Господин офицер, какой у вас чин? - Майор, государь,- было ответом. - А вот неправда, сударь, подполковник. - Подполковник, ваше величество. Наконец они подъехали ко дворцу. Соскочив с запяток, офицер, самым вежливым образом, говорит государю: - Ваше величество, день такой прекрасный, не угодно ли будет прокатиться еще несколько улиц? - Что, господин подполковник? - сказал государь. Вы хотите быть полковником? А вот нет же, больше не надуешь; довольно с вас и этого чина. Государь скрылся в дверях дворца, а спутник его остался подполковником. Известно, что у Павла не было шутки и все, сказанное им, исполнялось в точности.
По вступлении на престол императора Павла состоялось высочайшее повеление, чтобы президенты всех присутственных мест непременно заседали там, где числятся по службе. Нарышкин, уже несколько лет носивший звание обершталмейстера, должен был явиться в придворную конюшенную контору, которую до того времени не посетил ни разу. - Где мое место? - спросил он чиновников. - Здесь, ваше превосходительство,- отвечали они с низкими поклонами, указывая на огромные готические кресла. - Но к этим креслам нельзя подойти, они покрыты пылью,заметил Нарышкин. - Уже несколько лет,- продолжали чиновники,- как никто в них не сидел, кроме кота, который всегда тут покоится. - Так мне нечего здесь делать,- сказал Нарышкин,- мое место занято. С этими словами он вышел и более уже не показывался в контору.
Случилось, что в одном обществе какой-то помещик, слывший большим хозяином, рассказывал об огромном доходе, получаемом им от пчеловодства, так что доход этот превышал оброк, платимый ему всеми крестьянами, коих было с лишком сто в той деревне. - Очень вам верю,- возразил Цицианов,- но смею вас уверить, что такого пчеловодства, как у нас в Грузии, нет нигде в мире. - Почему так, ваше сиятельство? - А вот почему,- отвечал Цицианов,- да и быть не может иначе: у нас цветы, заключающие в себе медовые соки, растут, как здесь крапива, да к тому же пчелы у нас величиною почти с воробья; замечательно, что когда они летают по воздуху, то не жужжат, а поют, как птицы. - Какие же у вас ульи, ваше сиятельство? - спросил удивленный пчеловод. - Ульи? Да ульи,- отвечал Цицианов,- такие же, как везде. - Как же могут столь огромные пчелы влетать в обыкновенные ульи? Тут Цицианов догадался, что, басенку свою пересоля, он приготовил себе сам ловушку, из которой выпутаться ему трудно. Однако же он нимало не задумался. - Здесь об нашем крае,- продолжал Цицианов,- не имеют никакого понятияЄ Вы думаете, что везде так, как в России? Нет, батюшка! У нас в Грузии отговорок нет, ХОТЬ ТРЕСНИ, ДА ПОЛЕЗАЙ!
Между прочими выдумками он, Цицианов, рассказывал, что за ним бежала бешеная собака и слегка укусила его в икру. На другой день камердинер прибегает и говорит: - Ваше сиятельство, извольте выйти в уборную и посмотрите, что там творится. - Вообразите, мои фраки сбесились и скачут. Когда воздвигали Александровскую колонну, Цицианов сказал: "Какую глупую статую поставили - ангела с крыльями; надобно представить Александра в полной форме и держит Наполеошку за волосы, а он только ножками дрыгает". Громкий смех последовал за этой тирадой.
Есть лгуны, которых совестно называть лгунами: они своего рода поэты, и часто в них более воображения, нежели в присяжных поэтах. Возьмите, например, князя Цицианова. Во время проливного дождя является он к приятелю. - Ты в карете? - спрашивают его. - Нет, я пришел пешком. - Да как же ты вовсе не промок? - О,- отвечает он,- я умею очень ловко пробираться между каплями дождя.
Однажды император (Павел I), стоя у окна, увидел идущего мимо Зимнего дворца и сказал, без всякого умысла или приказания: "Вот идет мимо царского дома и шапки не ломает". Лишь только узнали об этом замечании государя, последовало приказание: всем едущим и идущим мимо дворца снимать шапки. Пока государь жил в Зимнем дворце, должно было снимать шляпу при выходе на Адмиралтейскую площадь с Вознесенской и Гороховой улиц. Ни мороз, ни дождь не освобождали от этого. Кучера, правя лошадьми, обыкновенно брали шляпу или шапку в зубы. Переехав в Михайловский замок, т. е. незадолго до своей кончины, Павел заметил, что все идущие мимо дворца снимают шляпы, и спросил о причине такой учтивости. "По высочайшему вашего величества повелению",- отвечали ему. "Никогда я этого не приказывал!" вскричал он с гневом и приказал отменить новый обычай. Это было так же трудно, как и ввести его. Полицейские офицеры стояли на углах улиц, ведущих к Михайловскому замку, и убедительно просили прохожих не снимать шляп, а простой народ били за это выражение верноподданнического почтения.
