Сергей Прокопьев - Швейцария на полкровати (рассказы и повести)
Он, как поведала дама, на третьесортных копиях поднялся и захотел скупать полотна у без дураков художников. Компаньона подыскал, тот был тертый калач в картинном бизнесе, но без выхода за рубеж. Зигфрид говорит: чем я не выход! Бьют по рукам. Российский купец подобрал партию картин и за десять тысяч долларов предложил немецкому негоцианту. "Без базару", согласился по-новорусски тот и повез товар на реализацию. Столковались, что через пару месяцев компаньон приедет в Висбаден за американскими деньгами, параллельно расслабится по-европейски.
Прилетает наш бизнесмен от изобразительного искусства в объединенную Германию, кошелек неслабый прихватил под десять тысяч долларов. Накануне созвонился с Зигфридом. "Все абдемах, - докладывает тот, - деньги жгут мою ляжку!" И попросил гостинца - вкусной водки "Гжелки". Обрадованный партнер водчонку под мышку и на самолет. Но в аэропорту назначения никто в объятья не сграбастал. Отсутствовал Зигфрид и по висбаденскому адресу. Неделю компаньон наугад рыскал по городу, вторую, язык на плече, с достопримечательностями знакомился - вдруг среди них наглая физиономия Зигфрида мелькнет, - нервничать начал: как вернуть картинные доллары? От перевозбуждения в одиночестве, как алкаш последний, "Гжелку" выхлестал. Вместе с водкой виза закончилась, немцам наплевать на издержки живописного производства, дранг нах остен указали.
Рассвирепел компаньон. "Ах ты, фашист! - начал обзываться в самолете. Ах ты, Геббельс! Ах ты, немчурина недобитая! Развел меня, как лоха!"
И Курскую дугу не устроишь с утюгом на животе, кирпичом, к мошонке притороченном.
На подлете к Омску чуток успокоился обманутый бизнесмен. Прямо с аэропорта к Людмиле на такси рванул. А у той сын, Александр Зигфридович, пол животом полирует, ждет, когда папка, как давно обещал мамке, заберет их на постоянное жительство в Германию. Компаньон обрадовался наличию подрастающего поколения, говорит Людмиле:
- Ты мне должна десять тысяч долларов. Через месяц не отдашь, я этого немчуренка возьму за ноги и об стену шарахну! Ферштейн, фрау?
Никакого человеколюбия! А ведь не сивушно-водочный предприниматель, с образцами высокого искусства коммерцию имеет.
- Связывайся со своим Геббельсом, пусть шлет долг! Или квартиру продавай! Мне лично по барабану! Но через месяц деньги на бочку.
На следующий день еще раз проведал Людмилу, в компании с двумя мордоворотами, но с тем же шкурным интересом.
- Мы квартиру продали! - ревела теща Зигфрида в банке. - Купили халупу в деревне, крыша течет, туалет завалился... Это наши деньги мыши жрут! Наши! Отдайте!
И Шишкин отдал "чулок".
- Зачем? - спросил начальник в машине.
- Все одно их вроде как мыши съели!
- А соседка?
- Куплю сладостей и будет довольна.
- Она, поди, не совсем дура. Понимает, не на кило пряников в чулке было!
- Не боись, Марфута, все сходится - ребеночек не наш! - захохотал Яша и похлопал себя по карману. - В мешке только сильно погрызенные были, марок двести, остальные триста у меня. Тетку Амалью забижать нельзя, окорок обещала закоптить. Привезу на пробу, пальчики оближешь.
- О правнуке ей не трекни!
- За кого меня держишь?
- За Яшу Шишкина!
- То-то!
И они поехали в другой пункт валютного обмена.
ОТЕЛЛО С КОЧЕРГОЙ
ВАСЯ-КРИШНА
- УРА! - грянула пятиэтажка с балконов.
Причиной восторга был Вася-Кришна. Он зигзагами вплывал во двор. Голова его имела все тот же лысопостриженный вид. В остальном на Васю было любо-дорого смотреть. В руках палка копченой колбасы, одет в красные, как пожарная машина, трусищи, футболку со смелой надписью: "Собирайтесь, девки, в кучу!" Вдобавок ко всему Вася охально горланил:
Я, бывало, предлагала
На скамейке вечером!
Не подумайте плохого
Из стакана семечек!
Ноги Вася-Кришна переставлял с трудом. Через каждые два шага останавливался, блаженно улыбался, кусал колбасу и пытался продолжить движение, заводя по новой: "Я, бывало..." За Васей бежала здоровенная, голодно оскалившаяся собака.
На балконе третьего этажа, не веря своим глазам, стояла жена Васи Светка. Крепкая во всех женских частях деваха. На ее рассиявшимся лице читалось - неужели это ты, Вася? Это был он.
Вася, притомившись от ходьбы, сел посреди двора на травку. Собака тут же вцепилась в колбасу. Вася был иного мнения на предназначение мясного продукта. Схватился за него двумя руками. Терзаемая голодом псина повалила Васю на живот, поволокла вместе с колбасой, зеленя травой надпись: "Собирайтесь, девки, в кучу!"
Четыре месяца назад дом уже имел счастье наблюдать подобную по рисунку и накалу страстей схватку. На месте пьяного Васи был совершенно трезвый Вася, на месте истекающей слюной собаки - Светка. На месте колбасы - задняя, килограммов на двадцать, говяжья нога. Вася тащил ее к помойке, а Светка, ругая его: "Долбанушка!" - пыталась вернуть ногу в лоно семьи.
Но если сейчас в колбасу с разных концов жадно вцепились существа одинаково смотрящие на нее, тогда взгляды были взаимоуничтожающие. Две идеологии рвали ногу в противоположные стороны. Одна хотела пустить на борщи и котлеты, другая - выбросить к чертям свинячим.
- Долбанушка! - кричала Светка. - Жрать-то что-то надо!
- От мяса у тебя дурные желания.
Перед этим у них состоялся интимный разговор. Вася-Кришна повесил категорический "кирпич" на интимные отношения.
- Мне этим заниматься позволительно только для зачатия потомства! заявил супруге. - Просто так не положено. Если тебе уступлю - после смерти мучиться буду! Попаду в низший уровень, где стану обезьяной или другой скотиной...
- Мучиться он, как сдохнет, будет! А я сейчас не мучаюсь?! - свирепела Светка. - Ты обо мне, долбанушка, подумал? Работать не хочешь! Меня не хочешь! По дому палец о палец ударить не хочешь! Ты уже сейчас хуже обезьяны! Долбанушка!
- Мясо жрать не надо! - рассердился на оскорбления Вася.
И побежал на балкон. Где выхватил из ящика говяжью ногу и сбросил на землю.
Светка хотела вышвырнуть Васю следом, да побоялась - за это время мясо могут уволочь. Сорвалась возвращать добро домой. Вася обогнал Светку на втором этаже и первым успел к ноге. Схватил и поволок заднюю часть священного животного в сторону мусорных баков. Светка быстро настигла Васю, начала вырывать супы и тефтели.
- Светка, держись! - громко поддерживали соседи из форточек. - На измор бери! На измор!
Вася-Кришна не ел мясо, да все же мужик - перетягивал щи и беф-строганы в помойку. На что Светка безжалостно - а что теперь жалеть? - пнула мужа в интимно-чувствительное место. И хотя Вася на нем поставил крест, боль там еще не отсохла. Вася отпустил говяжью ногу и схватился за боль.
- Ура! - закричал двор.
Гуляш и пельмени были спасены.
Зато в поединке за колбасу верх одержал Вася. Пес в пылу перетягивания не рассчитал - жадность сгубила - так сжал челюсти, что перекусил мясную палку. В пасти остался кусок, но Васин край был значительно длиннее.
Собака отбежала переваривать, а Вася, уставший от борьбы, тоже решил подкрепиться, куснул отвоеванное.
- А как же харе кришна? - спросили соседи.
- Идет он в харю раму! - пьяно оскалился Вася.
Достал из заплечной сумки початую бутылку винища, хлебнул из горлышка.
- Пей, Вася! - поддержал дом. - Пей!
Вдруг балконы заблажили:
- Беги! Вася! Беги!
Во двор вошли парни в оранжевых балахонах. Как Вася-Кришна, лысые.
Из подъезда мчалась к Васе Светка.
Опять началось перетягивание. Светка рвала Васю в дом за ноги, оранжевые мужики за его душу боролись, ухватившись за руки.
Разрываемое на части румяное от винища яблочко раздора ерничало:
- Мишка за Сашку, Сашка за ляжку - хрен вам, а не Машку!
- Светка, держись! - болели балконы.
Один в поле кашу не сваришь. Оранжевые мужики вырвали Васю, оставив в руках у Светки одни кроссовки. Стянули с Васи красные трусищи, в швах по их религии гнездятся злые духи, - футболку с охальной надписью. Вася сначала кричал: "В харю раму! В харю!.." А потом, когда его завернули в оранжевое и понесли, запел: "Я, бывало, всем давала..."
- Долбанушки! - Светка швырнула в оранжевых кроссовками.
- Долбанушки! - поддержали балконы и обезлюдели.
ОТЕЛЛО С КОЧЕРГОЙ
Годы у Филиппа Матвеевича Назарова были уже не те, чтобы в убегашки заполаскивать по улицам. А куда денешься, когда вопрос ребром между дальнейшей жизнью и стремительно приближающейся кончиной от рук разъяренного бугая с каминной кочергой в руках?
Во все времена клали доктора личные жизни в гроб ради здоровья человечества. Прививали себе чуму и другую холеру, бесcтрашно лезли в зараженные районы. Умри, но выполни присягу Гиппократа. Филипп Матвеевич не клялся на анатомии - медицинских академий не заканчивал, тем не менее который год нес тяжелый крест нестандартного народного целителя. Тащить приходилось среди темных от образования масс. Один из представителей которых уже дышал в спину с огромным желанием шарахнуть лекаря кочергой по голове.
